Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

• Название: Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
• Автор: Анатолий Гуревич
• Издательство: Нестор
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-303-00304-0

Мемуары выдающегося советского военного разведчика – резидента в Бельгии и во Франции накануне и в годы Второй мировой войны Кента (A.M. Гуревича) охватывают период почти всего XX в. Автор подробно описывает события в Ленинграде, в СССР в 1920–1930-е гг., войну в Испании, в которой он принимал участие в звании лейтенанта Республиканской армии, свою разведывательную деятельность в Бельгии и во Франции, а также последующий период жизни, в том числе и более чем двенадцатилетнее пребывание в советских лагерях.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей, а также для историков, психологов, филологов и других специалистов.

---

Признаюсь, я смотрел на них с любовью, но в то же время обратил внимание на то, что пограничники зорко следили за нами, иностранными пассажирами, возможно подозревая, что среди нас есть враги советского народа. Я не исключал возможности и того, что на меня они смотрели с тех же позиций. Ведь они не могли предположить, что я, «мексиканец», в свою очередь, смотрю на них с любовью и тоской, что мне хотелось бы выскочить из уже тронувшегося поезда, подбежать к ним, обнять, прижать к сердцу и громко крикнуть: «Не отпускайте меня, оставьте меня дома!»

Те из читателей, кто хорошо знаком с «правдивой» литературой о разведчиках, опубликованной у нас, нашими авторами, а особенно с переводами зарубежной литературы, возможно, не поймут меня, подумают, что я рисуюсь. Но правда есть правда! Последние минуты пребывания на Родине для патриота, покидающего ее для пользы народа, ее самой, являются особенно тяжелыми.

Хочу подчеркнуть, что на границе в Финляндии к нам относились не так формально, как у нас, видимо понимая, что мы уже тщательно проверены.

Переехав через границы Советского Союза и Финляндии, я очутился в незнакомом мне государстве, на поприще новой работы, в которую должен внедряться, в новых условиях, к которым должен был привыкнуть.

Если в самом начале пути я себя чувствовал полностью изолированным от моих соседей, то сейчас, «правда не зная ни русского, ни финского языков», я смог с помощью известных мне французского, испанского и немецкого установить контакт с некоторыми другими пассажирами.

Итак, поезд шел по Финляндии, приближаясь все быстрее и быстрее к столице – Хельсинки (Гельсингфорс – шведское название этого города).

Несколько опережая события, которые мне пришлось вскоре пережить, считаю нужным особо подчеркнуть, что в то время, когда я впервые в апреле 1939 г. пересек финляндскую границу, которая находилась от Ленинграда всего в 32 километрах, я не мог предположить, что в результате провокаций, допущенных Маннергеймом совместно с Гитлером, здесь пройдет война. Никто не мог предвидеть, что 20 ноября 1939 г. начнется финляндско-советский конфликт, который продолжится до 12 марта 1940 г.

Финляндия

Финляндия была первой страной, которую я должен был посетить за пределами Советского Союза. Я уже рассказывал, что в Москве в Библиотеке им. В.И. Ленина пытался пополнить знания не только в части моей «родины» – Уругвая, но и других зарубежных стран. О Финляндин, естественно, я немного узнал еще на уроках географии и истории в школе. Сейчас в этом отношении был абсолютно спокоен.

Я хорошо знал, что в результате русско-шведской войны (1808–1809) Финляндия вошла в состав России. Решения Боргоского сейма 1809 г. содействовали развитию финляндской государственности. Именно тогда были заложены основы финляндской автономии в составе Российской империи. Она стала именоваться Великим княжеством Финляндия, а во главе его стоял российский император. Его именовали Великим князем Финляндии.

Сейм 6 декабря 1917 г. принял декларацию об объявлении Финляндии независимым государством.

Гораздо в большей степени историческое значение имело решение СНК РСФСР от 31 декабря 1917 г., которое в соответствии с ленинской национальной политикой признало независимость Финляндии.

Не менее важным в истории страны являлось то, что в ночь на 28 января 1918 г. пролетариат Финляндии в ответ на террористические выступления белогвардейских частей поднял восстание. Я уже знал, что в начале 1918 г. буржуазные партии добились диктаторских полномочий сената по наведению «твердого порядка в стране». Это и вызвало подъем революционного движения в стране.

Фамилию К.Г. Маннергейма я уже слышал. Знал и то, что он был полковником, а затем генералом царской армии России. Уже 16 января 1918 г. он был назначен буржуазным сенатом главнокомандующим так называемой белой гвардии. Одновременно буржуазным правительством Финляндии предпринимались меры к налаживанию отношений с Германией. Уже в январе 1918 г. были организованы переговоры с Германией по вопросу оказания военной и материальной помощи Финляндии.

Вскоре после начала Финляндской революции для ее подавления буржуазное правительство Финляндии призвало на помощь германских империалистов. Для этого между Финляндией и Германией уже в марте 1918 г. был заключен договор, решивший вопрос о полной экономической и политической зависимости бывшего Великого княжества Финляндии от Германии. Это привело к тому, что в Финляндию сразу же были введены германские вооруженные отряды. Силами белой гвардии, напомню, которой руководил уже тогда Маннергейм, революция была подавлена, и финляндский парламент 15 мая 1918 г. заявил о разрыве отношений с Советской Россией. К чему это должно было привести впоследствии, уже теперь все знают. Однако в апреле 1939 г. мне казалось, что немало финнов относятся к русским весьма доброжелательно.

В то время как наш поезд шел по Финляндии, я думал о многом. Вспоминались прочитанные записки Андреева и Куприна, Чуковского и Репина о поездках по княжеству и о хорошо проведенном ими лете в Куокколе и Иматре.

Из моего детства я вспоминал финок молочниц, которых было немало под Ленинградом. Их называли чухонками, полюбили и хорошо к ним относились. Я невольно вспоминал и финнов, катавших на масленицу детей за «рицать» копеек на своих красивых «вейках» с запряженными бодрыми красивыми лошадьми. Нам нравились разукрашенные бумажными цветами и яркими лоскутами лошади, покрытые красивыми, часто яркими коврами удобные сани, которые мчали с такой быстротой, что у нас, детей, буквально захватывало дыхание, а из-под копыт лошадей слипшийся снег попадал иногда больно в лицо.

Голова у меня была полна всяких мыслей, но многое, касающееся Финляндии, невольно забывалось. Мне стыдно сейчас признаться, что уже тогда я стал замечать пробелы в памяти, а иногда они касались довольно интересных и значимых событий.

В поезде, разговорившись с финном, хорошо владевшим французским языком, я узнал, что современный рельеф страны – следствие разрушительной работы ледника. Неожиданно мой собеседник повернулся в сторону сидевшей рядом с ним финки и, смеясь, предложил посмотреть ей в глаза... Я не мог понять, что значит его предложение, но выполнил и это указание. Он продолжал смеяться, а к его смеху неожиданно присоединилась и новая собеседница... Постепенно мне начали кое-что объяснять. Вот что я услышал: «Посмотрите в глаза всем финкам, мало того что они красивые, в них еще отражается Финляндия: вся наша территория – голубые озера в скалистых берегах, женские глаза – голубые "озера", углубленные в едва коричневых "берегах"».

В Хельсинки я прибыл уже поздно. Было темно, но вокзал и улицы были хорошо освещены. Из прибывающих поездов выходило много пассажиров. Здесь же на вокзале в специальной кассе я обменял несколько долларов на местные деньги – финские марки. Нанятый носильщик помог мне сесть в такси.

Для меня еще в Москве, в «Интуристе», был заказан номер в гостинице, поэтому я сказал шоферу название гостиницы, и он довольно быстро по пустынным улицам повез меня в сторону хорошо знакомого ему адреса. С приближением к центру поток автомашин значительно увеличился. Мы подъехали к огромному зданию недавно построенной, весьма комфортабельной, самой большой в городе гостиницы.

В гостинице меня ждали, и, как только, подойдя к портье, я назвал свою фамилию, мне вручили ключ от номера, подтвердив получение от «Интуриста» заказа на мое размещение, попросили заполнить небольшую справочную анкетку.

С первой же минуты моего пребывания в гостинице я понял, что, несмотря на любезность ко всем посетителям, здесь неохотно пользовались немецким, а тем более русским языком. Нелюбовь к русскому я мог понять – это, безусловно, могло объясняться пропагандой в стране в целях разжигания ненависти к Советскому Союзу. А вот ненависть к немецкому я объяснить себе не мог.

Это отношение к русским и немцам я почувствовал также, гуляя по городу, посещая магазины. На многих магазинах были вывешены списки иностранных языков, на которых говорили продавцы! Ни русского, ни немецкого не было. Ответ я получил от финнов, с которыми сблизился. Многие из них боялись, что столкновение между Германией и Советским Союзом, которое они считали неизбежным, нанесет ощутимый ущерб их стране, каждому из них.

Меня проводили в отведенный мне номер. Он был очень уютным и весьма чистым, ухоженным. Все было ново и опрятно. Прекрасная светлая мебель как бы усиливала освещение помещения. Мягкие ковры делали шаги абсолютно бесшумными. Белоснежное белье на широкой кровати, уже подготовленной к ночи, манило меня, уставшего от дороги.

Оставшись один в номере и быстро вынув из чемодана, что было в данную минуту мне необходимо, в том числе пижаму, зубную щетку и пасту, мыло (кстати, в номере в ванной комнате имелось прекрасное туалетное мыло), я позвонил и вызвал служанку, а после ее прихода попросил подготовить мне ванну. Горничная, улыбаясь, видимо поняв мою просьбу, больше выражаемую жестами, чем словами, удалилась, и через несколько минут появилась другая молодая финка со светлыми, соломенного цвета, волосами, ласковыми голубыми глазами, улыбающаяся, со слишком пухлыми ярко накрашенными губами. К ней очень шло полосатое бело-голубое платье, передник с широкими перекинутыми через плечи лентами, тщательно накрахмаленный, как и надетый на ее голове чепчик. Спортивной походкой она проследовала в ванную комнату. Мое незнание финского языка и устоявшихся нравов затрудняли понимание не только того, о чем финка меня спрашивала, но и ее, если можно так сказать, поведение. Я смог понять только после того, как она показала мне большую банку с туалетной солью, стоящую в специальном шкафчике. Она спросила, добавить ли в ванну соль. Я кивнул утвердительно.