Василий Росляков - Последняя война

• Название: Последняя война
• Автор: Василий Росляков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Давай, Виктор Михалыч, давай, инструктор, вали в мою душу все, что есть в тебе, что обжигает твою память, что мучит твое сердце и встает перед тобой по ночам.

- Вот, Слава, - говорит, откашливаясь, тихим своим голосом Виктор, вот ты в газете пишешь, а скажи, можешь ты там написать правду, как есть, как было, можешь или не можешь? Очень меня интересует. И раньше, еще до войны, интересовало. Мы тут вдвоем, в лесу, поэтому можем поговорить.

И опять откашлялся.

- Я пишу правду, - ответил Славка. - Я собираю материал и пишу все, как есть, ничего не привираю.

- Это чего пишешь. А чего не пишешь? Есть же такое, чего ты не пишешь?

- Ну вот про Навлю. Зачем людям знать, что подполье разгромлено? Потом, может быть, а сейчас... Я раньше думал: надо писать и говорить только правду, и учили нас, что самое лучшее воспитание человека и народа - это воспитание правдой. Ведь это же верно. А вот теперь Навля, нельзя, уверен, что нельзя. Если только под видом зверств? Но это же не то, это расправа над организацией, поражение наше, а зачем о поражении сейчас писать, это не поднимает дух. В то же время кажется, что вроде надо писать, пусть знают люди все. Не могу я до конца понять.

- Потом ведь, - перебил Виктор, - газетка может попасть к немцам, а все равно писать надо, и о поражении, я так думаю. Но вот есть такие моменты, когда и не разберешь, что правда, а что неправда, не знаешь, на какую сторону становиться. В основном, конечно, мы знаем, где правда, где неправда, но есть такая путаница, такая неразбериха, что я все время мучаюсь, а не могу понять. И выбросить из памяти, вообще отбросить это, как вроде бы этого не было, тоже нельзя. Это же было, это жизнь. Вот я в политотделе работаю, доклады делаю, а ну кто-нибудь копнул бы такое в виде вопроса, посадил бы меня, я не могу на это ответить. Ладно, сейчас можно погодить, а после войны, когда победим, как тогда все это будет описано в истории. Главное - понятно. А неглавное? А неглавное было, может быть, страшней главного.

- Ты, Виктор, хочешь рассказать что-то, давай, рассказывай. - Славка сбоку поглядел на Викторово невыразительное лицо, на его сморщенный в затруднении невысокий лоб.

- Когда был я в отряде, помнил все, а тут отдалился, поделиться хочется, но не с кем. Мы с Катей вспоминаем по ночам, а рассказать некому.

- Тогда не надо рассказывать, - сказал Славка.

- Конечно, не надо. Но мне не рассказывать охота, а понять, разобраться. Не люблю я путаницы в голове.

7

Приехали в отряд. Командира не было, он ушел с группой на операцию, в лагере командовал всем начальник штаба капитан Кочура.

Когда проехали первый пост и попали в расположение отряда, сразу же увидели эти бумажки, развешанные на сучках толстых деревьев. Одно такое дерево стояло прямо возле дороги, Виктор спрыгнул с повозки и сорвал бумагу - приказ начальника штаба капитана Кочуры. Славка остановил лошадь, стал ждать, пока Виктор не закончил чтение. Он читал и вертел головой, улыбался и даже что-то неслышно говорил при этом. Потом сказал Славке, чтобы он трогал, сам пошел рядом с повозкой, бумагу Славке передал.

ПРИКАЗ

по отряду такому-то, от числа такого-то

месяца ноября сего года

Гражданка Калмыкова Софья зачислена в п/отряд 14/1-42 года, где

приняла присягу и была направлена в разведгруппу бойцом-разведчиком,

а также была строго предупреждена о невступлении в связь с

бойцами-партизанами во избежание нежелательных в условиях

партизанской борьбы с немецко-фашистскими захватчиками последствий,

а именно беременности.

В вышеуказанном отношении был издан мною специальный приказ о

недопустимости беременности в отряде.

Разведчица Калмыкова, грубо нарушив мой приказ, а также грубо

игнорируя данное ей строгое указание, вступила в запрещенные

отношения с разведчиком Скибой и в настоящее время имеет результат

беременности, несовместимый с выполнением боевых заданий и с

пребыванием в партизанском отряде, который не является, как мной уже

указывалось раньше, родильным домом, а боевой единицей в смертельной

борьбе с врагом.

За нарушение боевого приказа, выразившееся в беременности,

разведчицу Калмыкову отчислить из отряда с оставлением лагеря в

течение 24 часов.

Начштаба отряда - капитан Кочура.

Что же это за Кочура такая? Славка почувствовал, что он мог бы убить этого человека.

- Вот возьми и напиши, - с улыбочкой, с подвохом сказал Виктор.

Нет, подумал Славка, нельзя... И что же она за жизнь, что писать о ней нельзя?! Не то чтобы запрещалось кем-то, а сам Славка не сделает этого, сам понимает, что нельзя.

А Кочура был вот какой. В шинели и в папахе, какие носили полковники, он выглядел видавшим всякие виды воякой, не потерявшим еще живости в движениях, в походке, спорой, убористой походке старого пехотинца. Он шел этой убористой походкой к штабной землянке, где ожидали его Виктор и Славка, поравнялся, вскинул медвежеватые глазки - ко мне? - и спустился первым по ступенькам. Спустившись, сбросил шинель, снял папаху и сел на скамью перед столом, как бы неофициально, желая предварительно узнать, с кем имеет дело и по какому вопросу. Виктор представился и сразу же сказал о цели приезда.

- Из отряда поступил сигнал, - сказал Виктор. - Но мы все же не очень поверили, что есть такой приказ; вот я снял с дерева, - оказывается, есть.

Капитан Кочура, лысый, большеносый, взбычился, неприютно поглядывая на Виктора, - Славка сидел в сторонке, не участвовал в разговоре, поглядывал Кочура, обдумывал свои слова, свое поведение. Потом пружинисто поднялся и занял свое привычное рабочее место.

- Приказ, - сказал он низким сильным голосом, - мой, и срывать его никто, кроме меня, не имеет права. Вы инструктор политотдела? Занимайтесь своими делами, не вмешивайтесь.

Виктор не знал, что сказать в ответ. Кочура помолчал и еще сказал:

- Есть у вас ко мне какие вопросы? Если нет, я занят сейчас.

- Вы, товарищ капитан, - сказал Виктор, - ведете себя неправильно. А теперь мы вот с корреспондентом хотели бы встретиться с Калмыковой.

- Ее нет в отряде, и вы меня, инструктор, не воспитывайте, если вы за этим сюда приехали, уваливайте обратно.

- Где Калмыкова?

- Она отчислена из отряда, на территории лагеря ее нет.

- Как у вас, старого человека, язык и рука поднимается на такое? Это уже Славка не сдержался, выпалил.

Кочура измерил Славку медвежьими глазками и, видно, немного одумался, промолчал.

- Где найти замполита? - спросил Виктор.

- С командиром на операции, - ответил Кочура.

- Тогда, Слава, может, мы сходим к разведчикам?

- Разведчики в разведке, - тем же голосом, без выражения, сказал Кочура.

- Тогда, - опять сказал Виктор, - мы вас не будем отвлекать от работы.

Виктор поднялся, надел суконную свою пилотку, за ним встал Славка, и они вышли.

- Он у меня заговорит по-другому, - сказал Виктор вполголоса, когда они вышли из землянки.

И Славка почувствовал, что в Викторе что-то есть такое, о чем он еще не имел понятия. Он поймал себя на том, что робел перед Кочурой, перед чем-то, что было в этом Кочуре и что было, теперь он догадывался, также и в Викторе.

Пошли в землянку к бойцам. Виктор легко разговорился с партизанами, он умел, оказывается, легко вступать в разговор с людьми, что Славке никак не давалось. Рассказал о последних событиях на фронте, о Сталинграде, об уличных боях в городе, о Соне заговорил, об этом приказе. По-разному думали бойцы, по-разному высказывались насчет Сони и приказа Кочуры.

- Чего она пришла в отряд? Мужика захотела?

- Ладно тебе, олух царя небесного.

- Вы, товарищ инструктор, не принимайте во внимание. Сонька ему не дала, вот он и не может забыть.

- Ох-ха-ха...

- Трепачи чертовы...

- Скиба придет, он еще поговорит с Кочурой.

- Любовь, товарищ инструктор. Она войны не боится.

А что Сонька?! Семнадцати лет не было, когда пришла в отряд с матерью. Из самого Житомира топали от фрица. И пришли куда надо. Не отсиживались, не с полицаями бражничали, а в отряд пришли. Мать санитаркой была, в бою убило ее. Осталась Сонька одна, со своими разведчиками. Берегли ее по-мужски, берегли друг от друга. А ей, молоденькой, беззащитной, без матери, притулиться к кому-нибудь, к близкому, к родному, а к кому притулишься. Вот и нашелся такой, Иван Скиба, белобрысый парень с косой челочкой, храбрый до ужаса и, оказалось, нежный и чуткий, и стала Сонька бояться, по ночам вскакивала, все боялась, что Ивана убьют, больно уж лих был, и стала она смотреть за ним, приглядывать, и все стали замечать это. А потом оказалось, что Сонька, сама не сразу заметила, любит Ивана, не то что любит, а жить уже не может, если он без нее уходил на день - на два в разведку. И перестала она мучиться, притворяться, все равно все видели, замечали, взяла и сказала ребятам, что она любит Ивана и ничего не может поделать и побороть себя не может, пусть они ее простят. И стало это свято для всей разведгруппы. Стали все уважать и беречь эту любовь. Перед последним уходом командир разведчиков сказал начштаба, что Соня не пойдет с ними, ей нельзя, она в положении.