Виктор Ярхо - Аристофан

• Название: Аристофан
• Автор: Виктор Ярхо
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

Но откуда же возьмутся слуги-рабы, — продолжает спрашивать Бедность, — если никто не захочет заниматься работорговлей, если у каждого будет достаточно добра, чтобы не рисковать собственной жизнью, гоняясь за богатством? Кто захочет брать на себя хлопоты, связанные с добычей и продажей рабов, если никто не будет нуждаться в деньгах? Хремил чувствует, что почва уходит у него из-под ног и ему не справиться с доводами проклятой старухи Бедности. Он пускает в ход единственное оставшееся средство, то есть довольно грубо выпроваживает неугомонную противницу с поля спора, сопровождая свои действия знаменательным наставлением: «Ты меня не убедишь, даже если убедишь».

Итак, Аристофан подвергает сомнению перспективу всеобщего благополучия, основанного на рабском труде. Силой своего художественного гения он уловил глубокую противоречивость утопических идеалов того времени: всеобщее благо и процветание граждан невозможно на основе рабского труда, ибо само это рабство неразрывно связано с ростом социального неравенства среди свободных.

Найти выход из этого заколдованного круга Аристофан не мог, как вообще не могла найти его теоретическая мысль рабовладельческой Греции. Величайший мыслитель античности Аристотель, считая идеальным государство, в котором преобладающее место занимает «средний класс», в то же время признавал рабство «варваров» их естественным состоянием и необходимым условием существования этого самого среднего класса.

Но во всяком случае бесспорной заслугой Аристофана остается то, что он в последние годы своей жизни сумел приблизиться к пониманию противоречивости общественных отношений современной ему Греции. Свидетельством этого является и усиление интереса Аристофана к образу раба, который изображен в его последней комедии не как традиционный образ-маска, а как яркий индивидуальный характер. Мы останавливались выше в этой связи на образе Ксанфия из «Лягушек». Еще более примечателен Карион, раб Хремила, в «Плутосе».

Социальные признаки, типичные для раба, даются при первом же его появлении на сцене. Карион с горечью размышляет о своем положении:

Ведь раб владеть не смеет телом собственным,
Кто нас купил, тому мы богом вверены.
(Там же, б—7)

Не один раз приходится слышать Кариону предупреждения о грозящих ему побоях и заключении в колодки.

И вместе с тем Карион — фигура уже гораздо более активная, чем его хозяин. Это он, раб, дает советы господину и первый готов применить решительные меры, чтобы заставить слепого Плутоса назвать себя. Ночью, в храме Асклепия, куда привели для исцеления Плутоса, Хремил мирно почивает, в то время как Карион, бодрствуя, следит за всей процедурой. Правда, побудительные мотивы Кариона эгоистически материальны — ему очень хочется полакомиться пшеничной кашей, которая стоит недалеко от него у изголовья старушки, пришедшей в храм для исцеления от болезни. Рассказ Кариона о последующих событиях рисует его проворство и находчивость:

Но тут старушка, шум услышав близ себя,
Горшок рукой прикрыла.
Свистнул я, как змей
Священный, и впился зубами в руку ей.
Старуха быстро руку вновь отдернула…
…Уплел тут я горшок с пшеничной кашею.
(Там же, 688–691, 694)

Карион вообще всегда мыслит практически. Когда он вместе с Хремилом доказывает Плутосу, что люди пресыщаются всем, кроме богатства, господин и слуга поочередно перечисляют все, что, по их мнению, является благами жизни. Любовь, музыка, почет, слава, власть, — говорит Хремил. Хлеб, лакомства, пирожки, фиги, каша, чечевица, — подтверждает Карион. Великолепен также диалог вороватого и наглого Кариона с его бывшим покровителем, богом Гермесом, который после прозрения Плутоса при шел просить у Кариона помощи и хоть какой-нибудь ра ботенки.

Образ Кариона — наиболее яркое свидетельство той общей эволюции художественного стиля, которая отчетливо наблюдается в «Плутосе». Обрядовая сказочность и аллегоричность сохраняются только в построении сюжета (установление золотого века, образ Бедности). Вся плоть комедии, которой обрастает этот костяк, целиком бытовая, характерная, создающая почву для индивидуализации об раза. Невозможно, например, спутать нравственного Хремила с его дружком Блепсидемом, таким же бедным крестьянином, но жуликоватым. Блепсидем, узнав, что Хремилу привалило богатство, прежде всего подозреваем приятеля в преступлении, предполагая, что он ограбил храм. Он то упрекает его в скрытности, то просится в долю, то обещает за вознаграждение замять дело.

Бытовая конкретность проникает в ситуации, искони являвшиеся монополией фаллической традиции. Вот молодящаяся старуха приходит к Хремилу с жалобой: молодой человек, который раньше, будучи бедным, ублажал её теперь, разбогатев, отказался от престарелой любовницы. Из жалоб старухи возникает вполне реальный образ юноши, который пошел к ней на содержание, вынужденный к этому тяжелым положением семьи: он вымогал у нее деньги на одежду не только для себя, но и для бедных сестренок и для старухи матери.

Возрастающая роль индивидуализированных персонажей, характеров, обрисованных с бытовой конкретностью, оказывает существенное влияние на структуру комедии: отступает далеко на задний план хор. Еще в «Лягушках» хор не только комментировал действие, но и непосредственно участвовал в нем, давая советы героям и высказывая свое мнение о происходящих событиях. Мы не говорим уже о «Лисистрате», где хор являлся обязательным коллективным участником действия. В «Экклесиазусах», близких по сюжетному построению к «Лисистрате», нет уже ничего подобного.

В то время, как в ранних комедиях Аристофана хору отводится около четверти текста, партия хора в «Экклесиазусах» занимает, по самому максимальному подсчету, девяносто два стиха из общего числа в 1180 строк, составляющих объем пьесы. Три песни хора вообще не приводятся в тексте: очевидно, он исполнял вставной номер — песню и пляску, никак не связанные с развитием действия.

В «Плутосе» хор, хотя и числится среди действующих лиц, играет фактически еще менее значительную роль, чем в «Экклесиазусах». В споре с Бедностью и в торжестве над ней хор никакого участия не принимает. Основным его назначением являются дивертисментные номера и пляски в перерывах между отдельными эпизодами. В обеих комедиях нет уже и в помине парабасы — центрального публицистического выступления поэта.

Так кризис полиса, распад общественных связей, объединявших граждан в социальное целое, находит отражение и в области художественного мышления. Разорение мелких свободных собственников-землевладельцев лишает древнюю аттическую комедию ее социальной базы. Разлагается сама ее структура. Все это побуждает Аристофана искать новые средства художественной выразительности.

«Плутос», являющийся идейным итогом творчества Аристофана, содержит в себе наиболее прогрессивные его тенденции: критику богачей и других паразитов общества, восхваление честных и скромных граждан-тружеников. Вместе с тем значение последних комедий Аристофана для мировой литературы заключается и в том, что поэт сумел найти те новые методы художественного отражения действительности, которые легли в основу реалистического изображения человека не только как обобщенного социального типа, но и как конкретной индивидуальности.

«Плутос», последняя из дошедших до нас комедий Аристофана, была также последней, которую он поставил от своего имени. Вскоре после нее он написал еще две комедии, передав их, однако, для постановки своему сыну Арароту, которого поэт рекомендовал таким образом зрителям как своего преемника. Впрочем, трудно судить, в какой степени оправдались надежды Аристофана: от комедий Арарота дошли только незначительные отрывки.

Около 385 года до н. э. Аристофан умер.

VI

«Отец комедии» Аристофан был ярко выраженным тенденциозным художником, — писал Энгельс[50] подчеркивая этим главное достоинство творчества великого древнегреческого комедиографа.

Комедии Аристофана — великолепный образец гражданского, боевого, тенденциозного искусства. Автор «Всадников» и «Облаков» по праву может быть назван основоположником политической, обличительной комедии. Искренняя любовь к человеку-труженику, ненависть к богачам и зачинщикам войн, хищнически уничтожающим плоды человеческого труда, обеспечили Аристофану признательность передового человечества. Его комедии, порожденные такой далекой от нашего времени эпохой, пережили многие столетия и вошли в культуру человечества как одно из замечательных ее достижений.

Величие ума Аристофана, силу его бичующей сатиры, выразительность языка и красоту стиля видели его ближайшие потомки — эллинистические и римские поэты и филологи. Без тщательного труда нескольких поколений александрийских, а впоследствии византийских грамматиков, мы едва ли располагали бы сейчас почти полным текстом одиннадцати комедий древнего поэта и богатейшим материалом схолий к ним древних и средневековых комментариев. Нельзя не обратить внимание и на то обстоятельство, что из четырех великих афипских драматургов V века Аристофан находится в наиболее выгодном положении с точки зрения сохранности его произведений: от пьес Аристофана до нас дошла не менее, чем их четвертая часть, от пьес Эврипида — едва ли одна пятая, Эсхила — не более, чем одна десятая, Софокла — примерно одна пятнадцатая часть.