Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

• Название: Мои ранние годы. 1874-1904
• Автор: Уинстон Черчилль
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01722-1

В этой книге Уинстон Черчилль вспоминает свое детство, школьные годы, свою службу в гусарском полку, участие в боевых действиях на Кубе, на индийской границе и в Египте, свои корреспондентские подвиги во время Англо-бурской войны, пленение и побег из плена, а также свое вступление в политику в качестве члена парламента. «Мои ранние годы» не только позволяют читателям проследить за формированием великой личности, но и, как пишет сам Черчилль, рисуют панорамную картину ушедшей эпохи. При этом читаются они как самый захватывающий авантюрный роман.

---

— Неприятель в пределах видимости, — сообщил он, сияя.

— Где? — вскричали мы.

— Да вот, неужели не видите? Вглядитесь-ка в ту темную полоску! Это они. Они и не думали бежать! — И лейтенант умчался.

Все мы и раньше различали вдали что-то темное, но считали, что это лес или кусты. С того места, где мы стояли, даже в самые лучшие полевые бинокли ничего, кроме смутной массы, разглядеть было невозможно. И тут от аванпостов вернулся наш старшина.

— Сколько их там? — спросили мы.

— Достаточно, — ответил он. — Вполне порядочная армия. — И старшина тоже умчался.

Между тем в резерв поступил приказ послать кого-нибудь из лейтенантов, чья лошадь не слишком загнана, к полковнику на передовую.

— Мистер Черчилль, — распорядился командир эскадрона, и я сорвался с места.

Миновав небольшую лощину и новый взгорок, я наконец разыскал полковника Мартина в авангардном строю среди песчаных холмов.

— Доброе утро, — приветствовал он меня. — Неприятель только что начал наступление. Продвигаются они быстро. Вот, можете сами убедиться. А теперь возвращайтесь побыстрее, но так, чтобы лошадь не загнать, и доложите лично сардару. Он следует с пехотой.

Таким образом, мне все-таки предстояло встретиться с Китченером! Дивится ли он при виде меня? Или рассердится? Скажет: «Какого дьявола вы тут делаете? По-моему, я не велел вам приезжать». А может быть, он будет лишь презрительно-безразличен? Может, примет донесение, не дав себе труда узнать фамилию прибывшего с ним офицера? Так или иначе, новость о близости вражеской армии — наилучший повод обратиться к великому военачальнику. Перспектива эта возбуждала и увлекала меня так же, как предстоявшее сражение, а возможный поворот дел в тылу казался мне не менее интересным и по-своему не менее страшным, чем то, что ожидалось на передовой.

Внимательно понаблюдав за врагом и получив все разъяснения, какие можно было получить, я пустился, то рысью, то легким галопом, покрывать шесть миль пустыни, отделявшие наш авангард от основной армии. Стояла палящая жара, и, зная, что весь день мне предстоит быть в седле, я берег лошадь, насколько мне позволяла срочность моего поручения. В результате прошло почти сорок минут, прежде чем передо мной предстал корпус пехоты. На вершине почти черного утеса я сделал минутную остановку, давая лошади передохнуть и обозревая открывшуюся картину. Зрелище было поистине великолепное. Британо-египетская армия двигалась вперед в боевом порядке. Пять полных бригад по три-четыре батальона каждая шли колоннами, эшелонированными со стороны Нила. За этими людскими монолитами следовали длинные ряды артиллерии, а за ней тянулись цепочкой верблюды, груженные припасами. По реке вровень с передовой бригадой шли несколько колесных пароходов, тащивших за собой массу набитых доверху парусных лодок, и в этом столпотворении грозно поблескивали семь или восемь крупных канонерок, изготовившихся к бою. Фланг со стороны пустыни и неприятеля прикрывал десяток широко рассредоточенных эскадронов египетской кавалерии, а за ними, еще дальше от берега, завершая эту обширную панораму, виднелись серо-коричневые колонны верблюжьего корпуса.

Не желая производить впечатление заполошного, я дал лошади отдышаться и только потом направил ее к центру пехотного сонмища. Вскоре я заметил впереди кавалькаду, скачущую за ярким красным полотнищем. Подъехав ближе, я различил «Юнион Джек»[27], а сбоку от него — египетский флаг. Китченер ехал на две-три лошади впереди своей свиты. Непосредственно за ним картинно, как на параде, гарцевали два знаменосца, возглавляя вереницу избранных офицеров штаба англо-египетских войск.

Приблизившись к ним сбоку, я сделал полукруг и, очутившись рядом и чуть позади главнокомандующего, отдал честь. Впервые я видел перед собой черты уже известного лица, которые будут знакомы всему миру и, возможно, многим поколениям. Он строго взглянул на меня. Густые усы, странное беспокойство в глазах, загорелые почти до лиловости щеки, крепкая, выдающаяся вперед челюсть.

— Сэр, — проговорил я. — Я прибыл из двадцать первого уланского полка с донесением.

Он чуть заметно кивнул, давая мне знак продолжать. Я описал ситуацию в словах, подобранных мной за время пути с таким расчетом, чтобы сделать доклад максимально полным. Враг в пределах видимости, и, судя по всему, силы его значительны. Основная масса неприятельских войск обнаружилась примерно в семи милях от нас непосредственно между нынешними нашими позициями и городом Омдурманом. До и часов картина оставалась неизменной, но в пять минут двенадцатого началось движение, и сорок минут назад, когда я отбыл с заданием, враг продолжал быстро наступать.

Сардар слушал меня абсолютно молча, лишь песок похрустывал под копытами наших шедших ноздря в ноздрю коней. Затем, после продолжительной паузы, он произнес:

— Вы говорите, что армия дервишей наступает. Сколько, по-вашему, времени у меня в запасе?

Я выпалил:

— По меньшей мере час, а может быть, полтора, сэр, даже если они не сбавят скорость.

Сардар как-то неопределенно дернул головой, оставив меня гадать, согласился ли он с моим выводом или отвергает его, а затем легким поклоном дал мне понять, что миссия моя окончена. Я отдал честь и, придержав лошадь, пропустил вперед его свиту.

Я судорожно принялся высчитывать скорости и расстояния, пытаясь понять, достаточно ли здрав был мой скоропалительный ответ. В результате я уверился, что был недалек от истины. Дервиши не могли проходить более четырех миль в час, а покрыть им надо было, по моим прикидкам, миль семь, из чего я заключил, что полутора часов нам хватит с лихвой.

Размышления мои прервал дружелюбный голос:

— Не угодно ли поехать и отобедать с нами?

Это был адъютант сэра Реджинальда Уингейта, начальника разведывательной службы армии. Он представил меня своему командиру, который всячески обласкал меня. Надо ли говорить, что плотная еда, высокое покровительство и перспектива получить новейшую информацию из самого лучшего источника были втройне привлекательны. Попутно я видел, как пехотинцы начали перестраиваться, образуя полукружие, упирающееся концами в Нил, а бойцы авангардной бригады кинулись рубить колючий кустарник и сооружать перед собой подобие баррикады. У нас же на пути, как по волшебству, вдруг вырос невысокий штабель сухарных ящиков, поверх которого мгновенно была расстелена длинная белая клеенка, тут же запестревшая заманчивого вида бутылками и большими блюдами с буйволятиной и пикулями. Это благостное зрелище, внезапно возникшее среди пустыни, готовящейся стать полем кровопролитной битвы, преисполнило мою душу благодарностью неизмеримо более глубокой, чем та, которую ежедневно испытываешь, вознося предобеденную хвалу Господу за даруемую им пищу.

Все спешились, ординарцы увели коней. Незадолго до трапезы я потерял из виду Китченера. Похоже, он отделился от своей свиты. Ел ли он за индивидуальным столом или вовсе не ел, я не знал, да и не задумывался над этим. Мое внимание было полностью поглощено буйволятиной и прохладительными напитками. Все были в прекрасном расположении духа, и за столом царило воодушевление. Это напоминало завтрак перед дерби. Помнится, рядом со мной сидел представитель немецкого генералитета барон фон Тидеманн.

— Сегодня первое сентября, — сказал он, — наша памятная дата, которая теперь и вам запомнится, Седан и Судан!

Он был в восторге от своего каламбура и несколько раз повторил его присутствующим, часть которых углядела в нем оттенок сарказма.

— Да вправду ли состоится сражение? — спросил я генерала Уингейта.

— Весьма похоже на то, — отвечал он.

— Когда же? — спросил я. — Завтра?

— Нет, — сказал генерал, — уже сегодня, через час-другой.

Вот это была жизнь, и я, ничтожный младший лейтенант, совсем недавно считавший себя опальным, стал еще решительнее орудовать вилкой и ножом, заражаясь весельем окружавших меня военных магнатов.

А в это же время быстро маршировали туда-сюда взводы пехотинцев, и заграждения из веток с каждой минутой становились все внушительнее. Перед нами простиралась пустынная равнина, плавно поднимавшаяся от берега к возвышенности, за которой находились наши посты, а возможно, и двигавшийся к нам противник. Через час равнина эта наводнится атакующими дервишами и усеется трупами, пехота откроет ружейный огонь из-за своего прикрытия и загрохочут пушки. Конечно, мы возьмем верх. Одержим решительную победу. И все же, несмотря на всю меткость новейшего оружия, этим дервишам порой удавалось прорвать строй британцев, как это было при Абу-Клеа или Тамаи, а уж фронт египетских войск они сминали и даже опрокидывали многократно. В воображении своем я рисовал возможные повороты сражения, казавшегося таким грозным и неминуемым, а потом, словно возвещая его начало, раздалось: бум-бум — гром гаубиц, обстреливавших с острова гробницу Махди в Омдурмане.