Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

• Название: Мои ранние годы. 1874-1904
• Автор: Уинстон Черчилль
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01722-1

В этой книге Уинстон Черчилль вспоминает свое детство, школьные годы, свою службу в гусарском полку, участие в боевых действиях на Кубе, на индийской границе и в Египте, свои корреспондентские подвиги во время Англо-бурской войны, пленение и побег из плена, а также свое вступление в политику в качестве члена парламента. «Мои ранние годы» не только позволяют читателям проследить за формированием великой личности, но и, как пишет сам Черчилль, рисуют панорамную картину ушедшей эпохи. При этом читаются они как самый захватывающий авантюрный роман.

---

Так трудится, строя свою плотину, бобер, и, когда она завершена и уже можно приступать к рыбной ловле, вдруг прибывает вода, руша плотину и унося вместе с обломками ее и счастье, и рыбу. Бобру приходится все начинать сызнова.

Глава 13 Строптивый Китченер

Едва закончились бои в Индии, как слухи о новой кампании в Судане обрели реальность. Решительное намерение правительства лорда Солсбери двинуться на Хартум и, сокрушив дервишей, освободить обширные территории от их дряхлеющей тиранической власти, провозглашалось теперь открыто. Еще до окончательного роспуска Тирского экспедиционного корпуса начался первый этап операции, и сэр Герберт Китченер во главе британских и египетских отрядов, насчитывающих двадцать тысяч бойцов, уже достиг места впадения Атбары в Нил и в яростном бою разбил армию Махмуда, военачальника халифа, посланного оказать сопротивление захватчикам. Впереди был заключительный этап долгой суданской драмы — двухсотмильный бросок на юг к столице дервишей и решающая схватка со всей военной мощью империи дервишей.

Я сгорал от нетерпеливого желания поучаствовать в этом.

Но внезапно передо мной выросли новые и грозные препятствия. Поначалу, поступив на военную службу и стремясь в действующую армию, я встречал только дружеское сочувствие.

Мир добрым выглядит на свежий взгляд,
О чем юнцу всегда не худо помнить.[25]

Свежесть взгляда я, разумеется, утратил. Я вдруг обнаружил вокруг себя массу мало меня знавших и мало расположенных ко мне людей, которым моя активность вовсе не нравилась. Воспринимали они меня настороженно и даже враждебно. До меня стали доноситься реплики вроде: «Да кто он такой, этот парень? Как это он ухитрился воевать и тут, и там? Каким образом удается ему и для газет пописывать, и в то же время нести службу офицера? Как смеет подобная мелюзга одобрять или же порицать действия командиров? С чего это к нему благоволят генералы? Как добился он столь продолжительного отпуска из полка? А кто-то день изо дня трубит, ни на шаг не выходя из круга тягостных и монотонных обязанностей. Нет, хватит, далее терпеть невмоготу! Он еще юн и зелен, и может быть, со временем из него получится толк, но пока что младшему лейтенанту Черчиллю нужно приучаться к дисциплине и рутине». Кое-кто позволял себе и попросту оскорбительные высказывания; характеристики вроде «охотник за медалями» или «бахвал и честолюбец» звучали все чаще как в высших, так и в низших кругах офицерства, при этом тон, которым это произносилось, наверняка удивил и огорчил бы читателей. Жаль, что приходится упоминать об этих неприятных проявлениях человеческой натуры, которые по странным и непонятным причинам начал наблюдать я еще с первых невинных моих шагов на жизненном поприще и которые нередко становились преградой моим устремлениям.

Так или иначе, но еще в самом начале моих хлопот об участии в суданской кампании я ощутил неприкрытую антипатию и даже враждебность со стороны «сардара» египетской армии сэра Герберта Китченера. Мое ходатайство о вступлении в ее ряды, несмотря на поддержку Военного министерства, было отклонено, притом что несколько других офицеров одного со мной чина и звания получили благоприятный ответ. Наведя по разным каналам справки, я убедился в том, что отказ пришел с самого верха. Преодолеть это выросшее передо мной серьезное препятствие, сидя в Бангалоре, не представлялось возможным. Так как после расформирования Тирского экспедиционного корпуса мне был предоставлен отпуск, я решил, не теряя времени, отправиться в метрополию и там переубедить командование.

Прибыв в Лондон, я мобилизовал все доступные мне ресурсы. Моя матушка употребила все свое влияние, чтобы мне помочь. Последовала череда приятнейших завтраков и обедов с приглашением сильных мира сего и занявшие целых два месяца напряженные переговоры. Но — увы! Препятствие к моей отправке в Египет было слишком высоким и к тому же слишком от нее далеким. Она не постеснялась даже написать лично сэру Герберту Китченеру, которого довольно хорошо знала. Он отвечал с чрезвычайной любезностью, что для ведения кампании офицеров имеет достаточно, что его одолевают просьбами об участии, в том числе и офицеры, по-видимому, куда более опытные и достойные. Но если в будущем у него появится возможность, то он с радостью, и т. д. и т. п.

Был уже конец июня. Общее наступление намечалось в начале августа. Счет шел не на недели, а на дни.

И тут мне помог совершенно неожиданный случай. Премьер-министр лорд Солсбери, чьи политические разногласия с моим отцом имели, в общем-то, оттенок трагический, прочитал мою «Малакандскую действующую армию» и не только заинтересовался, но увлекся книгой. Внезапно, и совершенно негаданно, он высказал желание познакомиться с автором. Однажды утром в начале июля мною было получено письмо, в котором его личный секретарь сэр Шомберг М’Доннелл извещал меня о том, что премьер-министр с большим удовольствием прочел мою книгу и очень хочет обсудить со мной ряд освещенных в ней моментов. Не сочту ли я для себя удобным нанести ему визит в Министерство иностранных дел? Его устроила бы встреча в четыре часа в ближайший вторник, если это не будет противоречить моим планам… Как легко догадается читатель, я ответил ему что-то вроде: «Лечу!»

Великий человек, властелин Британии, безусловный вождь консервативной партии, трижды премьер и министр иностранных дел на пике долгой своей карьеры принял меня в назначенный час, и я впервые вступил в просторный кабинет с видом на конногвардейский плац, в котором впоследствии мне суждено было не раз наблюдать, как вершатся судьбы мира и войны.

Сей старый и мудрый государственный муж был поистине человеком выдающимся. Несмотря на свое стойкое противление современным идеям, а может быть, в чем-то и благодаря ему, лорд Солсбери сыграл роль большую, нежели другие, столь часто цитируемые деятели, на поприще консолидации и упрочения мощи Британской империи в период выпавших ей испытаний, которые мало кто в состоянии был предвидеть и никто — измерить. Помню, с какой изысканной старомодной учтивостью встретил он меня на пороге кабинета, как мило приветствовал и каким любезным жестом пригласил сесть на маленький диванчик, стоявший посреди его обширных владений.

— Ваша книга вызвала у меня огромный интерес. Я прочитал ее с величайшим удовольствием и, должен признаться, даже с восхищением не только ее содержанием, но и самым стилем повествования. В обеих палатах парламента не прекращаются ожесточенные споры по поводу нашей политики в Индии, картину затемняют непонимание и предубежденность. Лично мне ваша книга лучше разъяснила то, что происходит на индийском театре военных действий, чем какие бы то ни было документы, с которыми я знакомился по долгу службы.

Я полагал, что минут двадцать будут пределом любезно отведенного мне времени, и ни в коем случае не хотел пересиживать, поэтому, когда они истекли, сделал попытку подняться и откланяться. Но он продержал меня более получаса, после чего, вновь пройдя со мной по длинной ковровой дорожке до самой двери, сказал мне на прощание следующее:

— Надеюсь, вам будет не неприятно услышать, что вы мне живо напомнили вашего батюшку, с которым связан был важнейший период моей политической жизни. Если когда-нибудь в чем-нибудь я могу быть вам полезен, умоляю не стесняться и дать мне об этом знать.

Вернувшись домой, я принялся в волнении обдумывать эти произнесенные им напоследок слова. Мне не хотелось отягощать старого лорда заботами о себе. Но с другой стороны, мне казалось, что его простого указания будет достаточно, чтобы обеспечить мне то, чего я жаждал тогда более всего. Распоряжение премьер-министра, несомненно, побудит его ставленника сэра Герберта Китченера отказаться от своего непомерно жесткого противодействия моему скромному желанию. Впоследствии, когда мне самому то и дело приходилось разрешать подобные конфликты между молодыми людьми, просящими послать их на фронт, и высокопоставленными старыми ворчунами, им мешающими, я всегда говорил: «В конце концов, разве остановишь пулю? Пусть будет как будет».

И вот, поразмышляв несколько дней, я обратился к сэру Шомбергу М’Доннеллу, которого знал с детства. К тому времени шла третья неделя июля, и другого способа попасть в атбарскую армию до начала наступления на Хартум я для себя не видел. Я припал к его стопам под вечер, когда он переодевался к ужину. Не мог бы премьер-министр послать телеграмму сэру Герберту Китченеру? Военное министерство рекомендует меня, мой полк предоставил мне отпуск, в 21-м уланском готовы меня принять, ничего другого вроде бы и не требуется. Разве я прошу слишком многого? Не будет ли он так любезен осторожно прощупать, как посмотрит на это лорд Солсбери?