Владимир Колосов - Вурди

• Название: Вурди
• Автор: Владимир Колосов
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00419-2

Оборотень и человек… Их разделяют тысячелетия ненависти и страха. Ай-я и Гвирнус принадлежат к враждующим издревле родам, а их любовь построена на лжи: одному из них есть что скрывать. Но ведь если человек не убьет оборотня, то рано или поздно оборотень убьет человека.

---

Ай-я снова зевнула.

Понатащил-таки повелителей ее муж.

Ну да ей все равно.

А ему… Не знает, и ладно. Скажешь, так ведь вышвырнет все до одного. В чем хочешь, в том и вари. А где ж настоящие раздобыть?

— Ну вас! Живите… — сонно пробормотала Ай-я.

Не в кружке дело.

Не в полотенцах.

Не в горшках.

«Кого родишь-то? Вурденышей?»

Как бы не так!

Вот они. Спят. Вурденыши, как же! Сопят. Слюни во сне пускают. Даже во сне кличками лесными обзываются. Эй, Райнус, ты что? Сон плохой приснился? Ну же, маленький, не плачь. Ах, не маленький? Охотник? Ну и кого ж ты сегодня подстрелил? Куропатку? Зайца? Ах, ведмедя! Большого? Ведмежонка? Что ж ты, милый. А еще охотник! Он же такой же, как ты. Несмышленыш еще. Тоже небось во сне сопит и палец сосет. Зачем же его было трогать. Дал бы подрасти. «Ох, что же я такое говорю?» Ах не попал! Так бы сразу и сказал. Только ранил? Ну ничего — заживет. Давай я тебя укрою, а? Тише, тише, Аринку не разбуди. Сам знаешь: проснется — вот реву-то будет. Пускай уж лучше слюни пускает. Что? Я ей сама вытру. А! Писать? Ну тогда вылезай. Большой уже. Мужик. Сам дорогу знаешь. Эй, эй, ты куда? Аринка? Проснулась? И не плачешь? Ну, моя маленькая, дай-ка я тебе ротик вытру. Ишь обслюнявилась вся. Сказку? Какую ж среди ночи сказку? Воют? Нет, не волки. Это ветер. В трубу заберется и ну малых деток пугать. А мы и не боимся. Правда? Что? Боимся? Ну ладно, ладно, не реви. Будет тебе сказка. Только ты ложись. Укройся, вот так, с головой, и слушай.

(«Эх, совсем как Гергамора стала»). А? Что ж ты такая нетерпеливая? Дай хоть вспомнить. Да вот хотя бы про Вурдика (Ай-я улыбнулась). Только договоримся — глазки закрыть. Поняла?

Так вот.

В темном лесу в маленькой избушке жили-были, гм, кто же? Ах да! Папа, мама и маленькая дочка, ну совсем как ты. Только звали ее по-другому. Сказать по правде, и не помню как. Но это и не важно. А важно то, что дом у них был не простой, дом-то дом, а и не дом вовсе. («И не в кружках дело. И не в горшках»). Только все-то в этом доме было живое. Умоешься, хлопнешь в ладоши — полотенце тут как тут. («Куда ж это Гвирнус запропал?») Как кошка, выгибается, ластится — ну-ка вытри, Аринка, тьфу, не Аринка, а та самая… девочка, вспомнила, как ее звали, — Фей. Ну-ка вытри, Фей, свои глазки, свои ручки, свой носик и смотри у меня — чтобы хорошо вымыты были. («Что, не нравится? Так ведь и мама спит. Какая ж она рассказчица, со сна-то? А?») Полотенце? Ну и что? Не бывает? Ох, еще как бывает. Да. Само. Ну-ка вытри, Фей, свои глазки. (Ай-я зевнула). А то я грязнуль-то не люблю — живо кусачкой лесной обернусь… Фей за стол — плошка с кашей Фей под нос. Фей за ложку — ложка сама в руку прыгает: ешь-ка мной да поскорей, вон подружки уже на улице давно. Фей в кроватку, а кроватка, знать, покачивается, чтобы Фей слаще спалось. Спи, кому говорю! Утро скоро… Что? До утра? Я тебе покажу до утра! Не будет никакой сказки… Глазки закрой… Вот так. Слушай. Ложка. Кроватка. (Ай-я зевнула). И все-то вещи в доме любили Фей. И сам дом, даром что лесной, неказистый, стены-то кривые, крыша уж набок сползла, а и он каждое утро приветствовал ее. Поскрипывал под маленькими ножками маленьким деревянным крыльцом…

Ай-я сладко зевнула. В который уже раз.

— Спишь? Нет? Ох, замучила ты меня.

— Мама, а Вурдик — кто это?

Ай-я улыбнулась.

— Так, к слову пришлось. Не знаю я. У отца спроси. Не скажет? А ты спроси получше. Все равно не скажет? Да. Спи.

Спи Аринка-калинка, спи сладко-сладко, сейчас и Райнус придет из сеней, что-то уж больно долго там, как бы не замерз — хоть и не на улице, а все одно мороз. Залезет Райнус в кроватку, закроет глазки — вот тебе и охота, и ведмеди с ведмежатами, и чудища всякие. Какие мамке и не выдумать. Эй! Райнус! Куда запропал? Ну-ка вылезай. Нечего прятаться. Знаю я тебя, хитрец, нарочно под дверью стоишь. Зуб на зуб не попадает, а стоишь — не хочешь, чтобы мамка тебя в кроватку загнала. Давай-ка выходи! Так-то лучше. Ну-ка?! Что это? Райнус? Где это ты так вымазался? Не вымазался? Ударился, что ли? Небось лазил куда не след… Не лазил? Погоди-ка. Дай посмотреть… темно больно. Вишь плошка как коптит. Так. Вижу. А что у тебя с губой? Эй, эй — лицо-то не прячь. Набедокурил — умей отвечать. Все-таки ударился? Больно? Э, что-то я не пойму. Ну-ка повернись. Вот так. Нет. Еще. Не бойся, не буду я тебя ругать.

Райнус?!!

Мне страшно… мама…

Аринка?

Спи.

Мамочка. Где ты?

Спи мерзавка.

Да. Так говорила. Когда-то. Ее мать.

Райнус?!!

Нет, это не лицо. Не твое лицо. Что-то я не пойму… Чужое какое-то… Погоди. Что-то с глазами. Пылинка, видать. Попала. Да. Не вижу я ничего. Сейчас. Сейчас. Не плачь. Все будет хорошо. Мама встанет. Мама подойдет. Вот так. Погладит по головке. Вишь, какие они у тебя жесткие. Шерстка. Да. Шерстка? Ну-ка! Что же это? («Кого родишь-то? Вурденыша, а?») Нет, не может быть. Только не это. Ты ударился. Ты просто ударился. Губа… Что у тебя с губой? Я уже спрашивала? Волчья? Почему волчья? Ты в луже видел? Какая еще лужа — зима на дворе! Как это ничего? А чего ж ты плачешь? Как? Это не ты? Это я? Ну вытри мамке слезы… Рука. Волосатая. Нет! Убери! Не хочу!

Райнус?!!

Он стоял на четвереньках. Он не был Райнусом, ибо скалил зубы, как волк, и лицо его уже окончательно утратило человеческие черты. Острые коготки мохнатых волчьих лап зло скребли по дощатому полу… Когда же маленькое лохматое существо подняло голову и посмотрело на нее чуть раскосыми волчьими глазами, она уже не могла ни кричать, ни плакать, ни просто дышать. Будто невидимая рука сдавила горло. Ай-я захрипела, забилась, как пойманная в силки птица и…

2

Одна, вторая, третья.

Тени.

Волки.

Не один, не два — стая.

Гвирнус прижался к холодному стволу. Будто ствол и впрямь мог защитить. Потом опомнился, выхватил из-за плеча лук. Из колчана стрелу. Покосился на разгорающийся на поляне костер. Как там этот… Ага. Заметил. Отшельник торопливо натягивал портки. Нет, уже сапоги. Пошли, видать, ноги. Пошли.

«Как тихо», — внезапно подумал нелюдим. Ветер и впрямь стих. Не подвывала поземка. Не поскрипывали могучие стволы сосен. Даже костер, казалось, почти бесшумно пожирал брошенное ему угощение. «Хорошо хоть, разгорелся, не погас, — мелькнуло в голове охотника, — впрочем, не надолго это. В момент прогорит. Ох, сколько же их!»

Он с беспокойством вглядывался в ночной сумрак, мысленно считая: один, другой, третий… Хорошо еще, луна светила вовсю. Да и лес кругом был редкий — лишь сосны да редкие кустики гуртника, в которых не спрятаться и зайцу.

Далеко видать.

Как на ладони.

Далеко.

Очень скоро Гвирнус сбился со счета.

Несметное количество серых теней бесшумно металось между стволами сосен. Пятая, шестая, седьмая. Много. Очень много. Пальцев бы не хватило сосчитать. Не то что на руках — а и на ногах.

Тишина стояла такая, что звенело в ушах.

«Лучше бы они выли», — подумал про себя охотник.

То ли таково было действие лунного света, то ли уж слишком хаотичным движение стаи (а может, просто у страха глаза велики, хотя был ли он, этот страх?), но Гвирнусу показалось, что волков намного больше, чем в обычной стае. Раза в два. Если не в три.

— Ох и будет нам с тобой, — тихо, чтобы не слышал тот, у костра, прошептал он пригревшемуся за пазухой щенку. — А может, и нет. Кто их, голодных, разберет.

«Да-с… — прибавил уже про себя нелюдим. — Голодный — не сытый. Сытого не то что волка, а и человека насквозь видно. Другое дело, когда кожа да кости одни. Один, глядишь, песни петь станет. Другой — бабу напоследок к стеночке прижмет. А третий — нож к горлу, не к своему, конечно. Бывают и такие, да…»

— К костру, дурак, иди, — услышал он хриплый голос отшельника, — вдвоем-то оно сподручнее будет. Эй! Или сбежать надумал, а?

«Как же, сбежишь», — хмуро подумал нелюдим.

Но насчет костра отшельник был прав, и Гвирнус торопливо побежал к костру, не забывая при этом поглядывать за спину: а ну как выскочит какой, нет уж, дудки, меня так просто не возьмешь.

У костра было тепло.

И беспокойно.

Хорошо еще, щенок затих.

Гвирнус снял лыжи (сподручней так), встал спиной к огню — нечего глаза к свету приучать. Почувствовал, как побежало по щиколоткам живительное тепло. Покосился на бродягу. Тот уже натянул сапоги, но все еще сидел на снегу, лениво поглаживая четырехпалой рукой голенище — ноги, видать, еще не шли.

Зато, казалось, пришел в себя. Сидел молча. Не трясся. Спокойно ткнул пальцем в фиолетовый сумрак. Буркнул:

— Я туда буду глядеть. — И (палец описал замысловатую дугу, едва не ткнулся Гвирнусу в пах) добавил: — Ты — туда.

Охотник кивнул.

Разумно.

Могут ведь и все разом.