Юрий Акимов - От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.

• Название: От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.
• Автор: Юрий Акимов
• Издательство: Изд-во С.-Петербургского университета
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-288-03714-0

В книге, написанной на основе зарубежных архивных материалов, а также широкого круга опубликованных источников и научной литературы, рассматривается англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII — начале XVIII в. Особое внимание уделяется внешнеполитическому и дипломатическому аспектам борьбы двух держав, роли и месту их заморских владений в межгосударственных отношениях того времени, первым самостоятельным шагам английских и французских колоний на внешнеполитической арене.

Во втором издании существенно расширен раздел о правовом статусе колониальной экспансии, использовано большее количество архивных документов.

Для специалистов-историков и международников, студентов и преподавателей гуманитарных факультетов, всех, интересующихся историей колониальной Америки и международных отношений.

---

Первые буллы, касающиеся политического статуса территорий, расположенных за пределами Европы, увидели свет еще в середине — второй половине XV в. Они были адресованы португальцам и закрепляли за ними исключительное право на экспансию в Атлантическом океане в южном и западном направлении «вплоть до Индий».[226] В 1493 г. сразу же после возвращения первой экспедиции Колумба Католические Короли добились от папы Александра VI издания четырех так называемых Александрийских булл («Inter Caetera №1», «Inter Caetera №2», «Eximae Devotionis», «Dudum Sequidem»), где речь шла о правах кастильцев на «земли и острова», открытые Великим Генуэзцем.[227] Согласно булле «Inter Caetera №2» все земли, расположенные к западу от меридиональной линии, проведенной в «Океанском море» в 100 лигах к западу от Азорских островов и островов Зелёного мыса, также должны были стать владением Фердинанда и Изабеллы. Прежние права португальцев при этом были существенно урезаны.[228]

Говоря о буллах, нам важно отметить, что, во-первых, во всех случаях те или иные пространства (как суша, так и море) объявлялись владением только одной державы, которая получала монопольное право на их завоевание, освоение, эксплуатацию, христианизацию и т.д. Во-вторых, пожалования носили спекулятивный характер, касаясь не только земель и вод, известных в то время европейцам, но и тех, которые еще могли быть обнаружены в будущем.

Существует несколько точек зрения по вопросу о том, в каком именно качестве выступал Святой Престол, издавая подобные документы, — как носитель высшей юрисдикции над всем земным шаром, как гарант и источник международного права, как главный «эксперт» в вопросах, касающихся отношений с язычниками, или, наконец, просто как арбитр между португальцами и кастильцами.[229] Однако независимо от этого Александрийские буллы являлись установлениями, с которыми до поры до времени были вынуждены считаться все европейские державы.

В то же время сами заказчики этих булл — Фердинанд и Изабелла — не считали их единственным, а главное достаточным обоснованием своих прав, понимая, что им необходимо добиться их признания со стороны другой заинтересованной стороны — Португалии. В результате длительных кастильско-португальских переговоров, в которых принимали участие не только дипломаты, но и лучшие географы двух стран, 7 июля 1494 г. был подписан Тордесильясский договор, урегулировавший отношения двух колониальных держав.[230]

В договоре речь шла о разграничении португальских и кастильских владений. Их граница должна была проходить с севера на юг («от полюса до полюса») на расстоянии 370 лиг от островов Зеленого Мыса. При этом стороны условились, что «все, что уже было открыто или будет открыто королем Португалии или его кораблями, будь то острова или материки к востоку от этой линии и внутри нее на севере и на юге, принадлежало названному сеньору — королю Португалии и его преемникам на веки вечные, и чтобы все острова и материки как открытые, так и те, что будут открыты королем и королевой Кастилии и Арагона или их кораблями к западу от названной линии, на севере и на юге, принадлежали означенным сеньорам — королю и королеве и их преемникам на веки вечные». Стороны брали на себя обязательства «не отправлять никаких кораблей» во владения друг друга, а также «не совершать открытий и завоеваний и <…> не вести торговлю за разделительной линией». Поскольку кастильские суда, направляясь к своим владениям, должны были следовать через португальские воды, было оговорено, что в случае, если они совершат там какие-либо открытия, эти острова или земли все равно будут считаться владением Лиссабона.

Некоторые специалисты считают, что Тордесильясский договор не разделил земной шар между Кастилией и Португалией, но лишь указал соперникам различные пути открытия новых земель.[231] На наш взгляд, это не так. В тексте договора было четко определено, что «все моря и земли», расположенные в соответствующих «половинках» планеты за пределами Европы, являются «владениями» той или другой державы.

Заключив Тордесильясский договор, Кастилия и Португалия признали друг за другом право на осуществление колониальной экспансии и поделили (конечно весьма условно) весь внеевропейский мир. В договоре содержалось упоминание о том, что он не распространяется на земли, находящиеся в «действительном и реальном владении других христианских государей» (тогда эта оговорка была связана прежде всего с тем, что европейцы еще надеялись найти в Азии мифические христианские народы); однако о других европейских державах там ничего не говорилось, и поскольку «свободного места» на Земле договор не оставил, все они автоматически исключались из колонизационного процесса. Кроме того, из договора вытекал принцип «закрытого моря» («mare clausum»), закрывавший кораблям «третьих» стран доступ в моря и владения монархов Пиренейского полуострова.

Тордесильясский договор стал центральным звеном сформировавшегося в Западной Европе подхода к проблеме политического статуса территорий, расположенных за ее пределами. В 1506 г. его положения были подтверждены буллой «Еа quae», что свидетельствовало о полном одобрении Святым Престолом произведенного Кастилией и Португалией раздела мира.

Помимо положений папских булл и международных договоров (в 1529 г. Тордесильясский договор был дополнен Сарагосским договором, установившем границу между владениями Мадрида и Лиссабона в Тихом океане) пиренейцы обосновывали свои притязания на заморские земли так называемым правом первого открытия. Под этим подразумевался не просто тот факт, что подданные того или иного монарха первыми достигли какого-либо участка побережья, но что при этом они, во-первых, были облечены необходимыми полномочиями, а во-вторых, произвели и должным образом зафиксировали комплекс символических действий, свидетельствовавший о том, что они «официально» вступили во владение открытой ими территорией. Правда, португальцы обычно ограничивались тем, что устанавливали на видных местах падраны — столбы, увенчанные крестами, служившие одновременно ориентирами и символами их присутствия. Зато испанцы разработали целый церемониал, включавший торжественное провозглашение «вступления во владение» той или иной территорией от имени Католических Королей (позднее в таких случаях стала произноситься специальная проповедь, написанная членом Совета по делам Индий X. Л. де Паласиосом Рубиосом[232]), составление и нотариальное заверение соответствующих протоколов, вынос знамен и т. п. Так, например, Колумб, в момент своей первой высадки позвал «капитанов и всех прочих <…> в том числе Родриго д'Эсковедо [правильнее де Эсковадо. — Ю. А.], экривано [т.е. нотариусом. — Ю. А.\ всей флотилии <…> и сказал им, чтобы они под присягой засвидетельствовали, что он первый вступил, как оно воистину и было, во владение этим островом от имени короля и королевы, его государей, свершив при этом все формальности, какие требовались; более подробно это отмечено в актах, которые здесь же были составлены в письменном виде».[233]

Александрийские буллы, Тордесильясский договор, казавшийся безусловным приоритет Колумба — все это давало испанцам неоспоримое, с их точки зрения, право заявлять: «По дару Святого Апостольского престола и другим справедливым и законным правам мы являемся господами Западных Индий, островов и материка в Океанском море».[234] Такой построенный на сочетании весьма разнородных аргументов подход к проблеме политического статуса земель, становящихся объектом колониальной экспансии, был безусловно связан с переходным характером эпохи, когда средневековые установления сочетались с рационалистическими доводами нового времени. Данный подход отличался, во-первых, всеобъемлющим «глобальным» (и в то же время спекулятивным) характером, так как, несмотря на то что на картах того времени имелось множество белых пятен, он распространялся па весь Земной шар. Во-вторых, он был сугубо европоцентристским (или колониальным) и не признавал наличия каких-либо прав у населения захватываемых земель. В-третьих, такой подход был кастильско-поругальским, поскольку только эти две державы получали право действовать за пределами Европы. В-четвертых, он был закрытым (или монополистическим), ибо даже «законные» участники колонизационного процесса — пиренейцы — не могли посещать владения друг друга, не говоря уже о подданных других монархов. Наконец, в-пятых, и это для нас самое важное, данный подход с самого начала выделял заморские земли в сферу действия особых международно-правовых норм, установленных европейцами (в том числе и для самих себя), европейских по своему происхождению, но отличных от тех, которые действовали в Западной Европе.

Данный подход был теоретически обоснован в работах ряда ведущих испанских мыслителей того времени. Однако если конкретные методы и формы колониальной политики Мадрида обсуждались и критиковались ими весьма активно, само по себе испанское владычество над Новым Светом практически не подвергалось сомнению. Разница состояла лишь в том, что в первой половине XVI в. X.Л. де Паласиос Рубиос, М. де Пас и другие испанские «эксперты» отстаивали притязания Мадрида, исходя из идеи папского суверенитета над Земным шаром. В дальнейшем во второй половине XVI — начале XVII в. акцент стал делаться на цивилизаторских и миссионерских задачах, поставленных перед испанцами напой (Г. Лопес).[235]