Евгений Гаркушев - Выше времени

• Название: Выше времени
• Автор: Евгений Гаркушев
• Жанр: Научная Фантастика

Все люди живут здесь и сейчас. Им недоступно прошлое, а будущее еще не наступило. Но любой разумный человек бессмертен и обладает свободой воли в полном смысле этого слова. Он может выбирать не только между добром и злом — он выбирает себе жизнь. Стоит только захотеть. Если ты по-настоящему хочешь — любое желание исполнится. И каждое мгновение превратится в вечность.

Героя, который в разных мирах становится студентом и бродягой, бизнесменом и бандитом, священником и даже сверхъестественным существом, ждут самые захватывающие приключения — такие, какие он только может вообразить. Но, хотя все похоже на сон, жизнь героя более чем реальна.

---

Котиков очертя голову бросился в полуоткрытый люк. Не думаю, что у него был шанс спастись. Но может быть? По крайней мере, парень отвлечется от грустных мыслей. Ему будет чем заняться в последние минуты жизни…

У меня тоже есть занятие. Подарок Маши пришелся очень кстати… Говорят, «сегнетоэлектрическому» диктофону не страшны ни удары, ни вода. Интересно, как насчет давления в несколько десятков атмосфер? Скорее всего, лодку поднимут… Россия не бросает своих моряков. И диктофон вместе с орденами передадут моей семье. Николеньке, наверное, будет интересно услышать голос своего отца. И его рассказ о том самом бое, после которого отец не вернулся домой.

Мы погружаемся. Аварийные лампы гаснут. Дышать нечем. Барабанные перепонки гудят.

Я верю, что теперь «Петр Великий» и «Варшава» вовремя подойдут к Бомбею. И остановят американскую агрессию. Город будет спасен. Пусть мне никогда там и не бывать.

Еще я верю в то, что «Америка» и ударные корабли Шестого флота дойдут до берегов Индостана не раньше, чем через год. Конечно, хотелось бы, чтобы они легли рядом со «Сварогом», но это — из области мечтаний. Ракеты и торпеды сделали свое дело. Все, что будет с вражескими кораблями дальше — уже не наша забота.

Верю, что мы смогли предотвратить глобальную войну. Потому что теперь индусы не нанесут атомного удара по кораблям шестого флота. И не будет череды ответных ударов. Не вспыхнет всепожирающий костер ядерной войны.

Наш удар — это только наш удар. Если кто положит жизнь за други своя… Не помню, что дальше… Дышать нечем. Голова гудит.

Глубиномер показывает пятьсот пятьдесят метров. Слышно, как сминаются цистерны, трещат уцелевшие переборки. Нас уже не спасут. Некогда, да и некому.

Уверен, что наша атака не зачтется на небесах как преднамеренное самоубийство. Мы все-таки кое-что совершили.

Мы погружаемся в последний раз. Навсегда. Как навсегда ушедший в пучину вод «Наутилус». Откуда-то, из прошлой жизни, пришла мелодия песни о нашем корабле, о километровой толще вод над головой и о китах…

Если бы мне довелось снова жить на Земле, я опять стал бы офицером. Или священником. Священники тоже нужны, когда офицеры уходят…

Глава 6 Мир во спасение

Всегда вставал раньше звонаря, а сегодня проснулся от звона колоколов. Помоги, Господи, с миром прожить этот день!

Вышел во двор. С дерева в палисаднике осыпались поздние груши, закрывали землю плотным желто-коричневым слоем. В воздухе пахло медом, сладостью. Вокруг был разлит покой.

Мягко светило солнце, был чист и прозрачен напоенный легкими осенними ароматами воздух. Хотелось жить и не думать ни о чем. Совсем не так, как в душные вечера. Когда, как ни открывай окно, в комнате душно. Когда луна заглядывает в лицо, когда звезды шепчут о вечном и скоротечном. И скоротечное пугает, а до вечности не дотянуться. И грех неверия хватает за горло, и не дает дышать, и тоска захлестывает, и с унынием нельзя справиться… Остается только молиться, но и молитва не приносит облегчения.

По вечерам особенно ясно понимаешь, что тебе уже тридцать два, и что до разгадок тайн мироздания гораздо дальше, чем мнилось в детстве. Тогда казалось: вот выучу физику, постигну логику — и все тайны мира упадут к ногам, станет ясна гармония небесных сфер. Но нет… Чем больше знаешь, чем шире круг твоих знаний, тем длиннее границы этого круга — и больше объем непознанного, лежащего вне его.

История, философия, психология… Чем больше ведаешь, тем хуже спишь. А ну, как правы нигилисты, и нет ничего за крышкой гроба? Зачем тогда живем мы? Зачем так страстно хотим жить? Какой в этом прок? Только ли инстинкт продолжения рода заставляет нас цепляться за существование? Обычный животный инстинкт, вложенный в нас миллионами лет эволюции?

Где-то вдали, внося смятение в тишину и умиротворенность, заголосили бабы. Нет, далеко миру до совершенства… Даже до видимости благолепия. Здесь, в деревне, вдали от суеты — и то далеко.

Порозовел серебристый купол храма. От домика священника до церкви — рукой подать. Палисадник с пышными астрами и георгинами, асфальтовая дорожка, ведущая к амбарчику церковного старосты — и гладкая площадка перед церковью, умытая вчерашним дождем.

Вот уже три года, как живу я при храме деревни Ковалево, взял на себя заботу об этом приходе — а домик язык не поворачивается назвать «своим». Потому что мой дом — это усадьба отца. А здесь, во флигеле приходского священника, я просто живу. До поры, до времени…

В церкви уже собрались певчие. Распевались на хорах. Вполголоса, благостно тянули:

— Сокрушившему брани мышцею Своею, и проведшему Израиля сквозе Чермное море, поим Ему, яко Избавителю нашему Богу: яко прославися…

Тишина, нарушаемая только щебетом ранних птах, и из церкви вновь донеслось:

— Утверди нас в Тебе Господи, древом умерщвлей грех, и страх Твой всади в сердца нас поющих Тя…

Вновь замолчали певчие, и заголосили вдали за церковным двором мужики и бабы, нарушая небесное благолепие:

— Что же делается-то, а? К батюшке, к батюшке пойдем…

Нет покоя. Помещик обидел мужиков, между собой поругались, чужая скотина потравила поле — идут ко мне. Священник — главный судья. А местному помещику, Феликсу Ипатьевичу Берендееву, совсем житья не стало, как я здесь появился. Прежнего батюшку он прикармливал, и тот его интересы во всех спорах соблюдал. А у меня состояние поболе, чем у Берендеева… И школу церковноприходскую я за свои деньги отстроил, и мужикам помогаю в случае нужды.

Вот и отбились мужики от рук — на помещика кляузы в губернию строчат, сено с его полей воруют, деревья в лесу рубят. Нехорошо — а что делать? Или помещик их обижал, или они его обижают. Жизнь такая. Теперь все чаще помещик ко мне ходит, чтобы я мужиков усовестил. И приходится. С Феликса Ипатьевича, может, и не убудет, но закон забывать нельзя.

Голоса людей, горячо о чем-то спорящих, приближались. Нет нужды разбирать свары на церковном дворе, да еще в праздник. Как был, в простой рясе, вышел навстречу. Только вышел за калитку, лицом к лицу столкнулся с Марфой Извариной, полной краснощекой бабой лет сорока пяти.

С ходу поклонившись, Марфа припала к руке. Перекрестив ее, я заметил, что следом за ней бегут еще несколько баб. И пожилые мужики: пастухи Терентий и Иван.

— Что деется-то, что деется, батюшка! Мужик в поле лежит убитый! — запричитала Марфа.

Внутри у меня захолонуло, но я быстро вспомнил, что под «убитым» в деревне понимают и сильно избитого, потерявшего сознание. Вряд ли сломя голову понеслись бы ко мне, чтобы оповестить о покойнике. До принятия сана я учился в медицинской академии, и в деревне об этом знали. Несчастному человеку, найденному в поле, скорее всего, нужна помощь.

Не медля, отправились в поле. Мужики с кнутами бежали впереди. Убитые убитыми, а стадо осталось без присмотра. Бабы семенили следом.

Неизвестный лежал метрах в двухстах от проселочной дороги, среди жухлой травы, на спине. Лицом он был черен, плечо вывихнуто, нога, скорее всего, сломана. Без сознания, но еще жив — в этом я убедился, осторожно прикоснувшись к шее.

Характер повреждений — более чем странный. Деревенские полагали, что неизвестного избили разбойники. Но человек не может сломать другому ногу и вывихнуть плечо! Точнее, может, конечно, но не при тривиальном избиении, когда идет драка. Тем более, все остальные части тела незнакомца были более-менее в порядке. Такие повреждения случаются, если человека собьет идущий на большой скорости автомобиль. Однако, до дороги отсюда далеко… Да и дорога — проселок, по которому почти никто не ездит. А шоссе, на котором автомобиль на самом деле может разогнаться, в половине версты.

— Позовите мужиков, человек четырех, и несите дверь, — приказал я бабам. — Снимите у меня в доме.

— Как же у тебя, батюшка? — удивился Игнат, помахивая кнутом. — Ломать ее, что ли?

— Зачем ломать? С петель снимите. На замок я дверь не запираю, в дом войдете свободно.

Опустившись на колени, я еще раз вгляделся в лицо несчастного. Сердце мое оборвалось. Словно страшный сон стал явью. На земле лежал мой брат — Дмитрий. Лица я не узнал сразу из-за исказившей его судороги.

— Дима! — прошептал я. — Дима! Что ты делал здесь? Шел ко мне? Но зачем? Как? Что с тобой случилось?

Брат ничего не ответил. Он не слышал меня. Еле заметно поднималась и опадала грудь — он дышал. Но было ему плохо… Да и головой он, видно, крепко зашибся о землю…

Нужно было срочно позвонить отцу. Вызвать «скорую помощь». Медицинский вертолет. Но я забыл телефон дома. Точнее, не забыл — оставил. Никогда не носил его с собой. Зазвонит в церкви, во время службы — то-то стыда будет! Не все ведь миряне знают расписание служб. Или просто не придают этому значения — могут позвонить не вовремя.