Евгений Чириков - Отчий дом. Семейная хроника

• Название: Отчий дом. Семейная хроника
• Автор: Евгений Чириков
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-902152-81-1

В хронике-эпопее писателя Русского зарубежья Евгения Николаевича Чирикова (1864–1932) представлена масштабная панорама предреволюционной России, показана борьба элит и революционных фанатиков за власть, приведшая страну к катастрофе. Распад государства всегда начинается с неблагополучия в семье — в отчем доме (этой миниатюрной модели государства), что писатель и показал на примере аристократов, князей Кудышевых.

В России книга публикуется впервые. Приведены уникальные архивные фотоматериалы.

---

Лето. Страда. Деревенский люд от зари до зари — на работах. А когда случается ему мимо барского дома проходить, — точно всегда праздник. В кухне — стряпня и суматоха, жарится, варится, парится господская еда. На дворовом лужке — игры в мяч, в городки, в деревянные шары какие-то. То сборы на прогулочку: лошади в долгуши[102] запряжены, а долгуши коврами покрыты, — либо на купанье, либо на охоту, либо в лес с самоваром. А ночью до петухов в барском доме огни горят, из раскрытых окон музыка да песни…

Еще Павла Николаевича мужики с бабами видят занятым по хозяйственным делам. Тоже и старая барыня в другой раз кипятится да ругается. Ну а все остальные? Поют, пляшут, играют в игры разные, книжки читают, пьют да едят…

Всю жизнь живут рядом с барским домом, а все не могут привыкнуть: все он чудным им кажется.

— И днем и ночью у них праздник! Вроде как всегда свадьба.

— А что им делать-то? Целый день жрут да пьют, а надоест — на музыке играют.

— Как в раю живут!

— Нам бы с тобой, Настасья, так пожить!

— Где уж нам! Что будет на том свету разя…

— Жди! Они и там — в раю окажутся, а нам места не хватит: попы все грехи им отмолят.

— Чай, когда-нибудь придет же правда-то на землю?

— Жди!

Так разговаривали мужики с бабами между собою, прислушиваясь и приглядываясь к шумливому летом барскому дому…

В барском доме была огромная библиотека, была картинная галерея с ценными экземплярами знаменитых художников, была музыка, было кресло, на котором, по преданию, сиживал историк Карамзин; из этого дома выходили борцы за раскрепощение народа. Но какое дело было до этого мужикам и бабам? Все эти книжки, картинки, музыка, пение — только «барское баловство от безделья»!

Таково было общее правило… Тут нельзя промолчать про одно трогательное исключение в образе самого обыкновенного деревенского парнишки лет пятнадцати, которому барская музыка казалась непонятным чудом, делом волшебным, кладом, которым так хотелось бы завладеть, чтобы самому играть так же, как играют в барском доме…

Звали этого паренька Миколкой. Он с детства любил и хорошо играл на гармонии. Можно сказать, что особенный талант от Господа получил. Чуть послушает новую песню и сейчас же схватит и на гармошке изобразит. Вот он и пленился барской музыкой. Повадился к барскому дому бегать — музыку слушать. Как услышит вечером, что в барском доме музыка гремит, всякое дело бросит и на гору. До темноты издали слушает, а как стемнеет, перелезет через забор в парк и заберется в густую сирень под самые окна. Схоронится и слушает. Не оторвешься: точно хоры ангельские на небесах поют! Все слушал бы. Однажды не вытерпел: вскарабкался босыми ногами и на мгновение повис. Успел мельком увидать барышню Сашеньку, которая играла. Показалось, что раскрыт перед ней огромный ящик, а в нем лесенка с ладами, как на гармонии, а только целая дорога из этих ладов, белых и черных; барышня ручками своими по этой дорожке бегает, пальцы так и скачут — глазом не успеваешь их ловить! Прямо чудеса! Вот она какая — барская музыка. Не сосчитаешь, сколько ладов-то. А на гармонии разве можно так сыграть? Купил паренек новую двурядную гармонию. Все старался на манер барской музыки сыграть. Не выходит: ладов не хватает. В другой раз такая досада возьмет, что взял бы эту гармонию да об землю!

Когда Миколка сидел в сокрытии и слушал музыку, то и барышня Сашенька начинала ему казаться чудесной, святой, как ангел небесный. А барышня иногда и пела еще под музыку. Как заиграет да запоет, прямо заплакать Миколке хочется. Так побежал бы к барышне и упал бы ей в ноги: «Что хочешь заставь меня сделать, только научи этой музыке!»

Мужики и бабы смеялись над дурнем Миколкой, а он:

— Не могу отстать. Тянет меня, как барышня заиграет.

Сны стали ему сниться: будто играет на барской музыке, а барышня слушает и удивляется. А Миколка пальцами по ладам скачет, руку через руку перебрасывает и остановиться не может…

И вот однажды, когда в барском доме происходил один из балов, Миколкин сон наяву сбылся. День был воскресный, работать не полагалось, и парни и девки с молодыми бабами толпились около барской изгороди и слушали и смотрели, что делается у веселых господ. Павла Николаевича с матерью не было — они поехали в Замураевку, а молодежь вступила в непосредственное общение с народом: Григорий впустил толпу девок с бабами во двор. Те прилипли к окнам. Начались разговоры с барышнями, шутки через окна. Девки с бабами песенку спели. Их орехами да пряниками угостили… Очень понравилось это Сашеньке:

— Как в «Евгении Онегине»!..

Часть девок в барские хоромы втиснулась, а с ними и Миколка.

И вот барышня на музыке играет, а Миколка рядом стоит. И кажется ему, что вот сядет он на место барышни и тоже заиграет, как она. Когда барышня игру оборвала, Миколка полюбопытствовал:

— А что, барышня, дорого ли такая машина стоит?

— М-м… рублей восемьсот…

— За эти деньги можно новую избу поставить!

Бабы с девками захохотали: вот она, господская музыка-то!

— А трудно на ней играть? Долго ли учиться на ней надыть?

— Если слух хороший, выучиться можно, но чтобы играть, как я, надо годами учиться. Хорошие музыканты всю жизнь учатся! — с гордостью сказала Сашенька.

— Ну, а работают когда же?

И снова неудержимый хохот. Непонятное говорит барышня:

— Вот это и считается тогда работой.

Тут вставил слово и Миколка:

— А я вот на гармоньи ни у кого не учился!

Девки начали шутить над Миколкой:

— А ну-ка, барышня, посади Миколку. Пущай попытает на твоей музыке.

Барышня засмеялась и встала со стула:

— Садись!

При общем хохоте Миколка подсел к фортепианам и стал тыкать пальцами по клавишам. Потыкал-потыкал, и вдруг девки услыхали знакомую песенку. Опять радостный хохот. Барышня похвалила и сказала:

— Я тебя в год научила бы играть.

А кругом подшучивают:

— К барышне в ученье просись!

Насилу выпроводили из комнат баб с девками. Долго никто не решался. Наконец надоело это все корнету Замураеву:

— Ну, пора уходить! Марш, марш!

Смех, пискотня, вскрики… Корнет шепнул что-то караульному мужику, и общение с народом сразу оборвалось: мужик всех погнал со двора и запер ворота:

— Залетели вороны в барские хоромы!

Погуторили за воротами и с песням пошли к деревне. А Миколка спрятался на дворе и долго еще слушал барскую музыку. Не заметил, как караульный мужик, заслыша шорох в кустах, подкрался, изловил, надрал уши и потащил, приговаривая:

— Смородину воровать!

Миколка божился, что не воровал, а музыку слушал.

— Музыку! Знаем мы, какая это музыка…

Набил морду парнишке и вышвырнул за ворота.

XIII

Была этим летом большая неприятность по хозяйству, живо напомнившая Павлу Николаевичу схему двух перекрещивающихся дорог, изобретенную Елевферием Митрофановичем.

Когда-то Кудышевы владели огромной площадью земли в Алатырском уезде. Теперь от этого имения предков осталось одно воспоминание: старый дом в городе Алатыре и десятин двадцать пять поемных лугов около реки Суры. За дальностью от Никудышевки луга эти издавна сдавались в аренду мужикам, бывшим когда-то крепостными этого сурского имения Кудышевых. Хотя на эти луга давно зарился содержатель почтовой станции и каждый год соблазнял Павла Николаевича повышенной арендой, но тот, не желая поддерживать «кулаков», оставался верен старым арендаторам. Когда Павел Николаевич переехал в Симбирск и бразды правление попали снова к Анне Михайловне, содержатель станции Егор Курносов приналег с соблазном выгоды на «старую барыню». Уже дважды Анна Михайловна решала дело в пользу Егора Курносова, но в последнюю минуту изменяла свое решение. Мужики знали, как и чем растрогать барыню. Приходили толпой и говорили:

— Покойный барин, твой хозяин, дай ему Бог царствия небесного и вечный упокой, нам, хрестьянам, по нашей бедности сто десятин земли с лесом подарил. Добрый, хороший человек был. За него мы завсегда молитву возносим и во веки веков поминать будем. А вот ты, барыня, не исполняешь волю-то своего хозяина…

— Какую волю?

— Добрую то есть волю. Сам он, дай ему Бог царствия небесного и вечный упокой, по правде Божией поступил, да и твоей доброте, глядя с небес, порадовался бы. А ты вон что: «Ягору Курносову сдам, как он, значит, дороже тебе дает!» Не похвалит тебя покойный наш милостивец в небеси со всеми святыми. Чай, ты не бедна, — на что позарилась? Не руши память-то своего хозяина, нашего милостивца: грех, мать!

Анна Михайловна отирала платочком непрошеные слезы, а мужички, заметив это, не скупились на жалостливые слова. Выдвигался другой оратор и начинал усовещивать:

— А ты, милая, не скупись, не огорчай в небеси нашего благодетеля со всеми святыми! Пущай как раньше было, так и будет, то есть чтобы луга опять за нами остались. А мы, сударыня-барыня, панехидку по покойничке, твоем хозяине, отслужим да водочкой его помянем. Все по-хорошему и будет. Не греши, мать: всем нам придется ответ Господу Богу дать, а года твои тоже немалые. Свидишься на тоём свету с хозяином, не похвалит он тебя, ежели за рублем погонишься, а нас обидишь…