М. Грашина - Языческий календарь. Миф, обряд, образ

• Название: Языческий календарь. Миф, обряд, образ
• Автор: М. Грашина
• Издательство: Вече
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-5083-9

В языческом календаре почти каждый день был праздником, и каждый день Солнце, восходя над землей, по представлениям наших предков приглашает на свой день рождения. Но среди дней выделяются особенные, когда Земля делится силой со своими детьми. Древние люди знали о них и готовились к ним, встречали эти дни, чтобы «сила не прошла мимо». Проживая эти узлы года — сильные точки, зная их характер и особенности, древние язычники использовали их энергию для того, чтобы идти по жизни в едином ритме с Землей.

Книга знакомит читателей с языческим календарем славян, кельтов, скандинавов и балтов, с важнейшими их праздниками — сильными точками года — Громница, Весеннее равноденствие, Купала, Осеннее равноденствие, Коляда.

---

— Батюшка ты, Царь–Огонь! — и далее как положено. Словно в ответ, возгорелся костер жарким пламенем. И у огня стоя, говорили Хозяин с Хозяйкою слово приветное:

— Здравствуйте, гости дорогие. Рады вас видеть на этом месте! Спасибо, что пригили наш костер почтить, меда–пива попить, хлеба–соли отведать.

А собрались мы, чтобы Весну–Красну на нашу землю кликать, Лето Красное выпускать, а Зиму Белую в дальнюю дорогу провожать. Зима нам всем надоела, наскучила, холодом да морозом замучила. А еще почтить Солнышко наше Ясное. Там, во небесных полях, Белый День переборол Темную Ночь. И теперь день станет светлее, а весна теплее. То ли не радость?

Потому будем сегодня радоваться да песни петь, веселыми быть, чтобы с нами развеселилась вся Земля Родная. Как нам сегодня от костра да от плясок тепло, так и всему миру скоро тепло станет. А чтобы веселее было начинать — испейте меду из нашей круговой чары!

И заходила по кругу чара двуконная, меду крепкого, хмельного, заветного. Не простая была чара, чудесная: все из нее пьют, а в ней никак не кончается.

И едва замкнулся круг, как промылися глотки ко красному пению, пошел–повалил честной народ прямиком на гору высокую, что неподалеку была, клич бросать, Весну закликать. Подошли ко горе — да и замерли: круг той горы стоят строем дерева старые, узловатые, рудым расцвечены, стрелами помечены, на суках черепа висят. Встретил их там Вещий Старец, в шкуры одетый, в шкуры обутый, красной шапкой покрытый, двоерогим тоягом подпертый. Встретил неласково, вопросил суровым гласом:

— Кто такие? Сюда до сей поры людского духу ворон и костей не заносил, а теперь вот вас сколько!

— Пришли к тебе, Старец, люди добрые, с Русской земли с четырех концов.

— А почто пришли? Почто белый снег заминаете, чистого места покой нарушаете? За пивом али за медом?

— Пришли мы не за пивом, не за медом, а за Весной–Красной! Помоги нам, Старче, Весну призвать, росы отмыкать, Лето выпускать!

— Для чего ж вам Весна?

— Так Зима вовсе надоела, весь хлеб уже поела!

— Так вам хлеба надо! А коли дам вам хлеба, а за то год сюда не ходить и света да тепла не видать — согласны вы на такое?

— Не надо нам того! Пусть будет у нас Солнце–Свет да Весна- Красна, а остальное сами добудем!

— Ну, видать, вы и впрямь люди добрые! А умеют ли ваши девицы песни петь? Ибо Весна сама обликом как дева красная, потому и кличут ее только девушки да молодушки!

И вышли на пригорок красны девицы, запели песни–веснянки голосами дивными, льются песни одна за другой, девки красны, а песни того краше. И на песни вышло из лесу диво дивное — не девка, не молодка… то ли сама Весна–Красна — ан нет, не она, а всего лишь вестница ее — Широкая Масленка, что поперед Весны по свету ходит, с добрыми людьми хороводы водит.

Нет чтобы встретить ее по чести — стоит народ, разинув рот, вдаль засмотревшись, песен разных заслушавшись. Не такую гостью звали, али не с того краю ее ждали, да пока у горы стояли да песням внимали, самое‑то Масленку и проспали, а иные‑то при том не зевали. Как явилась из лесу темного, из‑за топких берегов, из‑за крутых оврагов нечисть лесная, беспутная да безыменная, укрыла Масленку черным покровом — никто и не заметил, как умыкнули ее да потащили за реку холодную, на гору ледяную, где стояла их крепость, твердыня снежная.

Думали, шалые: «Наша взяла! Проспали они Масленку, не будет им ни радости ни смеха, а в том нам потеха, как меж собою передерутся, кто Масленку проспал». Не тут‑то было! Засекло их око людское, раздался по горе громовой клич:

— Выручай Масленку!

И посыпались градом с горы высокой добры молодцы, понеслись сломя голову на вражью крепость — выручать Масленку. А крепость та стоит на склоне высоко, голову задрать — шапка слетит. Стоит крепко темная сила, валит, сверху комья снежные мало не в людской рост, вцепилась в Масленку клешнями грабоватыми — не оторвешь! Как обрушились стены снежные, ворвались люди во твердыню холодную, пошла схватка не на жизнь, а на смерть. В той схватки пылу потрепали у Масленки красно ее платьице, чепчик сорвали, ножки помяли. А все‑таки не устояла нечисть, отбили у нее Масленку. И убрав ее вновь одеждой нарядною, понесли на руках с почетом во свой стан, спасенную почтить, во ее честь пива да блинков отведать.

Воротились бойцы славные с развалин крепости нечистой, с Масленкой во главе, во родной стан. И завертелся колесом честной пир. И Масленка с нами была, пила да ела, пела да плясала, все блины пожрала, масло да мед полизала, от того и устала. Знать, в путь ей двигаться пора настала. Для того взяли ее в обнимку те самые мужи, что у ворога ее отбили, напоследок чаркой «беленькой» по чтили, на высокий шест посадили да с огнем на небеса проводили. Лети, Масленка, на небо, скажи Весне–Красне, чтоб поспешала, ждут ее у нас на Руси, дожидаются!

А как Масленка сгорела, за твердь лазореву улетела, так и гости малость распоясались — кушаки пор аз вязали, ремни порасстегнули, чтоб свободнее дышать было. До того пир был в четверть пира, а теперь пошел в половину пира. Ходит по кругу чарка за чаркой, звенят по всей поляне голоса: здесь — песня, там — здравица, тут буйно игрище, а то — погляди —уже два молодца в обхватку сошлись на утоптанном снегу.

Но за пиром да за игрищем и о деле не забыли. И отправились вновь на гору — Огненное Колесо зажечь–запалить, Солнечному Году новому ворота отворить. И, подняв Колесо на высокую тычину, запалили его от предмета чудодейственного.

А пока Колесо разгоралось, снова хором стали девы- краснопевицы, песню заводили, на горушку выходили, сыр да масло выносили. И на той горушке в ямочку закопали — в дар принесли и Земле–Матушке, и Солнцу Красному:

— Лежи, Масленка, до налетья! А как лето придет — вновь тебя раскопаем и еще раз раскатаем!

А когда ко костру воротились, то старцы древние в сказки пустились, сказывали про горы да долы, про заморски страны да диковинных зверей, а некий старичина под ковшик пенного стал сказ про Медведя сказывати:

— Живет на свете Медведь–государь, как земля бур, как огонь яр, он всему лесу хозяин. Летом он днем не лежит, ночью не спит, ходит ягоду берет, скотину дерет, борти зорит. Самому ему везде дорога, а по его владениям ни пеший не пройдет, ни конный не проскачет — всех он валит, шкуру спустит и спуску не даст. Зато зимой не ходит, не бежит, на боку лежит, лапу во рту держит, во сне похрюкивает. Кто его разбудит — тому либо голову долой, либо дружбу навек, потому с тем Медведем весь лес просыпается. А еще говорили старики, что от Медведя того и мы род ведем, и по повадкам он вроде нас, любит меды пенные да песни девичьи.

Поднялась тут вещая жена Марина, да снова златы слова говорила:

— Что же это, люди добрые? Мы поем да веселимся, а Хозяин здешних мест мимо нашего веселья у себя в берлоге спит? Не дело ему больше спать, пойдемте его будить, пусть с нами гуляет. Не ждать же, пока сам проснется! Как нашего медку изопьет, авось к людям и подобреет!

И пошли самые отчаянные головы медвежью берлогу искать, Медведя из нее подымать.

Кто ищет — тот найдет. Вскоре нашли берлогу, а из нее и подымись огромный Медведь. Как зарычал —лес до корней сотрясся, с голов шапки посрывало, раскидал Медведь всех мужиков и схватил самую красную девку.

— Давай, — говорит, — откупайся, а не то в берлогу утащу, женой сделаю, спать там со мной будешь круглый год.

— А чем от тебя, Медведушко, откупиться?

— Да хоть песню спой!

Спела она одну песню, спела другую — Медведь и растаял:

— Весело поешь, хорошая. Была не была, пойду с вами, коли доспать не дали.

Вот ведут Медведя на становище, идет он по дороге, бредет, косолапый, плачется, на тяжкую долю медвежью жалится:

— Тяжело нынче Медведю во родном лесу. Кормиться нечем, овсов не сеют, малину всю шантрапа прохожая обрала, в берлоге холодно, ходят по лесу всякие с рогатинами, спать не дают. Теперь вот разбудили… Али вас все же съесть надо было?

— Ничего, Медведушко, с нами на становище придешь, медку хлебнешь — повеселеешь!

Да как поставили Медведя посередь становища, да поднесли ему медку в самую меру по глотку — вот тогда‑то и пошел пир в полный пир. И стар пляшет, и млад пляшет, а пуще всех Медведь пляшет.