Иван Черный - Данные достоверны

• Название: Данные достоверны
• Автор: Иван Черный
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

Аннотация издательства: «В августе сорок второго года по заданию Генерального штаба в районе Житковичей на Булевом болоте приземлился с парашютом капитан И. Н. Черный. Ему предстояло собрать информацию о противнике в Бресте, Барановичах, Пинске, Ровно, Ковеле, взять под контроль железнодорожные перевозки фашистов, определить расположение их крупнейших авиационных баз, следить за перемещением воинских частей. Советский офицер успешно выполнил задание. Его бойцы совершали дерзкие диверсионные акты, добывали ценнейшую информацию. Они обнаружили и описали вражеские танки и самоходные установки «тигр», «пантера» и «фердинанд», а весной сорок четвертого года проникли за Буг и с помощью польских патриотов начали разведку Варшавы, Люблина, Демблина. Обо всем этом и рассказывается в книге».

Приводится разметка страниц в соответствии с печатным оригиналом. Номер страницы указывается в квадратных скобках и ставится в конце страницы, которую обозначает. От следующей страницы номер отделяется пустой строкой.

---

— Он небось про партизан спросит.

— Скажи, болтают что-то про партизан, но ты их не видел. Понимаешь?

— Чего не понять?.. И все? Ничего боле не надо?

— Больше ничего, Коля. Что бы Герман ни говорил, что бы ни предлагал, тверди, что никого не видел и не знаешь. Но запоминай, что он толковать будет.

— Уж запомню.

Коля выжидающе глянул на Павла Кирбая, присутствовавшего при беседе.

— Лишнего не болтай, — строго сказал Павел. — Делай только то, что товарищ командир велел. Понял?

— Понял, — сказал Коля. — Когда ехать-то?

— Большое дело сделаешь, Коля... Только будь осторожен. А ехать тебе завтра...

[90]

Назавтра Коля уехал в Житковичи на снаряженной нами подводе. Пропадал два дня. На третий — явился.

— Коля! Молодец! Выбрался!

— Да чего там... Подумаешь...

— Ну рассказывай, рассказывай, что было.

Коля рассказал, как добрался до Житковичей, как полицаи, обыскав его телегу и изругав за то, что ездит без пропуска, разрешили пойти на базар. Как купил на базаре соли, оставил лошадь у знакомых, а сам отправился гулять по городу. На Германа и его компанию Коля прямо-таки напоролся. Те вывалились из какого-то дома, как всегда, крепко пьяные. Герман воззрился на мальчика, словно вспоминал что-то, но потом махнул рукой, грязно выругался и пошел прочь.

Коля пытался на другой день снова столкнуться с начальником полиции, но не встретил его и вернулся.

— Спасибо за службу, Коля! — поблагодарили мальчика.

— Да что... Если надо — я еще съезжу.

— Там видно будет. Отдыхай пока. Обед приготовлен, покушай. И сапоги вот возьми... Бери, бери! Заслужил!

— Надо ж! — краснея, сказал Коля. — И дел-то было...

Приготовленные для него сапоги он принял бережно и понес, прижимая к груди.

Стоявший здесь же Сеня Скрипник глядел вслед мальчику.

— Такой маленький... — тихо сказал Сеня. — Эх, война...

Коля Лавнюкович оказался тем самым партизаном, о котором мы мечтали, думая о посещениях Житковичей. Настоящий герой, этот мальчик впоследствии безупречно выполнял все задания по разведке...

* * *

В десятых числах сентября пришла группа бойцов от Бринского с озера Выгоновского.

Они принесли доклад о диверсионной работе и просьбу своего командира прислать взрывчатки.

Как раз накануне прихода этих бойцов была получена очередная радиограмма из Центра.

[91]

Москва требовала ускорить переход в район озера Выгоновского, ближе к Барановичам, как можно быстрее начать работу на этом важнейшем железнодорожном узле фашистских войск.

Мы договорились с Линьковым, что начатую работу он будет возглавлять сам, опираясь на Федора Никитича Якушева. Я поручил Сене Скрипнику всячески помогать Якушеву.

Последний вечер мы долго беседовали со Скрипником. Я просил немедленно сообщать о всех важнейших событиях и по мере сил помогать Кузьменко и другим разведчикам.

— Довольны вы началом, товарищ капитан? — спросил Сеня.

— Видишь ли, Сеня, к разведке мы только-только приступаем. И людей еще у нас мало, и не научены они как следует, и район нашего действия крайне ограничен. Конечно, Москва тоже не сразу строилась! Но вот возможности местных жителей — и те не исчерпаны.

— Отдача будет!

— Согласен, но время, время!.. Что в последней сводке?

— Бои в районе Моздока и Сталинграда.

— Ну вот! А мы топчемся около Житковичей...

— Зря вы так, товарищ капитан. Все-таки в последнем сообщении от Горева и про железнодорожные составы говорится, и численность гарнизона уточняется.

— Эх, Сеня! Плохо мы еще за железной дорогой наблюдаем! Ни один эшелон, понимаешь, ни один не должен пройти незамеченным! Наши люди все обязаны запоминать — и номер паровоза, и количество вагонов или платформ, и характер груза определять, а мы...

— Да научатся, товарищ капитан.

— Знаю. И все равно — беспокоюсь... Ведь что — Житковичи? Нам еще столько изучать и охватывать! И Барановичи, и Пинск, и Ковель. А мы туда и не сунулись!.. Вот что. Сводки от Горева и подрывников обрабатывай за меня. И тотчас — в Центр.

— За это не тревожьтесь, товарищ капитан. Задержки не будет.

— Ну, успеха.

— Вам успеха, товарищ капитан! Счастливо дойти до Бринского.

[92] 

10

После дождей и холода вновь проглянуло солнце, настали ясные, теплые дни бабьего лета.

Мы шли заросшими лесными дорогами, где в колеях уже шуршали желтые и оранжевые листья, еле приметными тропами, где вплетали тетерева и глухари, перебирались через болота, где на кочках ярко белела незрелая клюква.

Впереди — командир группы, присланной от Бринского, — Гончарук, за ним я и радист Злочевский с рацией, дальше — остальные партизаны, сгибавшиеся под тяжестью мешков с толом, боеприпасами, батареями для рации и с продуктами.

Из своих районов мы вышли днем, но потом, миновав Хорустов, двигались по ночам.

Трудной была эта дорога. Удаляясь от озера Белого, мы далеко обходили деревни и села, чтобы не столкнуться с карателями, не оставить никакого следа для фашистских ищеек. И все чаще приходилось часами брести бесконечными урочищами, утопая по колено в пружинящих мхах, качаясь на плывунах, иногда проваливаясь в вязкую болотную жижу.

На привалах молча лежали около костров, сушили портянки и одежду, забывались коротким, чутким сном.

Хорошо, что Гончарук знал дорогу и не плутал в лесу...

На четвертый день пути приблизились к городу Ганцевичи.

Здесь, возле станции Люсино, перешли темной ночью железную и шоссейную дороги Барановичи — Лупинец, взяли направление на деревню Борки.

За Борками остановились на дневку. Партизаны Гончарука повеселели. Чувствовалось: здешние места кажутся им родным домом.

До базы Бринского, по словам Гончарука, оставалось «всего ничего» — километров шестьдесят.

Собираясь вечером в дорогу, мы увидели нескольких крестьян. Те подошли, поздоровались, попросили закурить.

— Партизаните, сыны?

— Партизаним, отцы.

— Помогай вам бог!.. А ты, сынок, видать, не здешний?

[93]

Я усмехнулся:

— Отчего ж это не здешний?

— Лицо свежее, не уставшее, не измученное. Да и по одежке видать, сынок. Больно справная у тебя одежка-то... Не иначе — московская... Правду ль говорим?

Я улыбался, но молчал.

— Нельзя отвечать, выходит, — сказал один дед. — Ну, коли нельзя, — значит, нельзя... Верно, значит, говорим! Помогай вам бог! Помогай бог!

Деды ушли, мы взвалили на плечи груз и тоже тронулись в путь.

А через день одолели последний из двухсот километров, добрались наконец до цели.

Признаться, и в сотне метров от базы я не нашел никаких признаков сосредоточения партизан. Базу замаскировали и расположили так надежно, что можно было позавидовать.

...Даже сейчас, четверть века спустя, я с поразительной отчетливостью вижу вечно сырые, скользкие кладки, брошенные через болото к маленькому островку, где помещался главный лагерь отряда Бринского.

Таких маленьких, поросших лесом островков в этом гигантском болоте было множество.

Поди разберись, на каком засели партизаны! И попробуй подберись незамеченным!

Кладки вели к островку со стороны деревни Борки, с востока.

Кажется, первым облюбовал островок Николай Велько, бежавший из деревни Борки при появлении немцев. Ему, коммунисту, грозила немедленная расправа. Отличный охотник и следопыт, Велько не раздумывал и не колебался. Захватив дробовик, свистнув двух верных волкодавов Лялюса и Цыгана, успев сказать жене, чтобы ночью вышла к заветному месту возле болота, Николай махнул через изгородь и скрылся...

Всю зиму прожил Николай Велько один в здешних лесах и болотах. Изредка наведывался в деревню. Жена выносила хлеб и выстиранное бельишко. Плакала. Рассказывала, что солтыс и гитлеровцы грозят убить ее и детей, если Николай не явится с повинной.

Велько обнимал жену, отирал слезы любимой, наказывал поцеловать ребят, но не говорить о нем.

И опять уходил: он не терял надежды встретиться с партизанами. Смиряться не думал.

[94]

Следы отряда Бринского не могли укрыться от лесовика. Так Николай Велько нашел товарищей по оружию, а бойцы Бринского — верного друга, смелого, отлично знающего округу человека...

Я вижу сутуловатого, обросшего бородой Николая Велько и двух его собак, сидящих по обе стороны от хозяина возле лагерной кухни, где орудует над котлом чернобровая, смуглая отрядная медсестра и повариха Тоня Бондаренко.

Лялюс и Цыган голодны, но никогда не возьмут куска без разрешения хозяина. Они только смотрят на Тоню и на мясо, дымящееся на противне.

— Уже остыло! — говорит Тоня.

— Ну тогда дай им, — разрешает Велько. — Лялюс, Цыган, можно!