Карл Гершельман - «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное

• Название: «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
• Автор: Карл Гершельман
• Издательство: INGRI
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN-10: 9985-9636-1-X ISBN-13: 978-9985-9636-1-6

Высоко ценимый современниками Карл Карлович Гершельман (1899–1951), русский эмигрант, проживавший в Эстонии и Германии, почти неизвестен читателю дней. Между тем это был разносторонне талантливый человек — литератор и художник, с успехом выступавший как поэт, прозаик, драматург, критик, автор философских эссе, график и акварелист. В книге, которую Вы держите в руках, впервые собраны под одним переплетом стихи, миниатюры, рассказы, пьесы, эссе, литературно-критические и историко-литературные статьи К. К. Гершельмана, как ранее публиковавшиеся на страницах давно ставших раритетами газет и журналов, так и до сих неопубликованные (печатаются по автографам, хранящимся в архиве писателя).

---

21. «Динамический рай» — продукт трагической эры миротворения и вместе с тем ее продолжение. Это рай во времени, но в преобразованном времени, где прошлое не уничтожается будущим, где нет «первородного греха» — съедаемого, уничтожаемого при еде яблока. Там прошлое целиком сохраняется в настоящем; вместо прошлого, настоящего и будущего там есть только одно вечно растущее настоящее.

VI. Соединение с Богом

1. Вступление в Царство Божие зависит от внутренних, а не от внешних причин. Человечество издавна создало сказку о счастливце без рубашки. Больной стонет и мечется в жару, и ему кажется, что причиной его страданий служит слишком яркий свет ламп или запах лекарства с ночного столика; в действительности — ни то, ни другое; его мучит только его собственное недомогание. Так и счастье Царства Божьего целиком обусловлено изнутри, надо только насквозь пропитаться этим таящимся и поднимающимся из нашей собственной глубины блаженством, чтобы не бояться никакой болезни, никаких внешних страданий.

2. Не только наше сознание, но и подсознание — все наше существо должно пронизаться этим внутренним светом. Прорыв в Царство Божие — прорыв к первоисточнику жизненного огня, открытие, что наша глубина не темна и холодна, а горяча и светоносна.

В глубине, на самом дне сознанья,
Как на дне колодца — самом дне, —
Отблеск нестерпимого сиянья
Пролетает иногда во мне.
Боже! — и глаза я закрываю
От невыносимого огня…[161]

Георгий Иванов

3. Вступить в Царство Божие — это почувствовать в основе всего не жестокий, холодный «мир» («природу»), а живого, теплого «Бога». Христианство вплотную приблизило нас как к созидающему жизнь Началу, так и завершающему ее Венцу. Далекого Небесного Владыку оно превратило в близкого «Отца», далекий «рай» конца времен — в уже сейчас открытое для нас Царство Божие. При этом возврат к Первоисточнику жизни и вступление в Царство Божие — это не два различных акта, а один и тот же акт: соединение изменчивой поверхности с неизменной глубиной.

4. В разрыве поверхности с глубиной — причина всего зла. Бог целиком во мне — и все-таки я фактически отделен от Него; Царство Божие сполна в моей власти — и все-таки я не могу его ухватить. Я — человек — оторвался от собственной сердцевины — Бога; я — Бог — потерял себя — человека, — «выронил миротворение из рук». Все дело в этом внутреннем расщеплении жизни.

5. Чтобы вернуться к единству, надо поверить в него. Разрыв — недоразумение, ошибка, самообман. Бог не отвернулся от мира, создав его однажды и потом предоставив его собственной судьбе, — Бог посейчас присутствует в мире, всецело его заполняет и так же всевластен в каждом из нас, как был всевластен в самом себе при создании мира. Фактически (бытийственно) единство никогда и не нарушалось, оно нарушено только в нашем сознании (познавательно). Поверить в это — единственный и исчерпывающий путь к преодолению разрыва. Причина разрыва — сомнение, недоверие к Богу или, что то же, к себе самому, потому что наше единство — это и есть ведь наше конкретное тождество. Надо довериться этому единству, своей глубине, Богу, бесстрашно отдаться Ему, предоставить Ему последнее слово в себе, — тогда все будет хорошо. «Не бойся, только верь».

6. Если верой в выздоровление больной может фактически себя исцелить, то верой в божественность своих сил человек может создать эти силы, — силы, достаточные, чтобы сдвинуть с места гору или воскресить мертвого. В вере есть творческий элемент: это воля не только желающая, но и создающая желаемое. Вера — воля к достижению желаемого, плюс уверенность в его достижимости; это желание человека, соединенное с уверенностью в ответном желании Бога; совместное желание человека и Бога. Вера — воля, санкционированная совестью, воля, которую человек чувствует необходимой и святой, его высшая (по глубине, напряжению и моральной чистоте) воля.

7. В вере происходит искомое соединение человеческой воли с Божественной. Своей человеческой волей Христос ужасался и сопротивлялся смерти («да минует Меня чаша сия»), но своей Божественной волей он хотел ее, знал, что Отец, посылающий Его на распятие, прав, что распятие нужно («не Моя воля, но Твоя да будет»). Такое же слияние воль происходит и при сотворении чуда. Еще до того, как сотворить чудо, Христос без тени сомнения знал, что оно возможно. При воскрешении Лазаря он сперва обращается к Богу: «Отче, благодарю тебя, что Ты услышал Меня», — и уже потом взывает «громким голосом: Лазарь! Иди вси». В акте веры человеческая воля одновременно и утверждает, и стимулирует разряд Божественной воли.

8. Человеческий глаз, отделенный от тела, лежащий на операционном столе, отвратителен, на лице человека как его живая часть он прекрасен. Красота — это осмысленность части по отношению к целому, гармония части с целым. В эстетическом созерцании мы замечаем эту гармонию, предугадываем смысл в созерцаемом объекте (в строении человеческого тела, здания, ландшафта). Радость эстетического созерцания — в совпадении ожидаемого с осуществленным, моего желания с желанием строющей мир силы (природы, Бога), в совпадении наших воль и наших целей.

Подобно этому и радость Царства Божьего состоит в предчувствии мирового смысла, просвечивающего сквозь временную бессмыслицу и несовершенство мира. Чутьем нашей веры мы предугадываем мировую гармонию и нашу собственную созвучность с нею. Царство Божие внутри нас — предвосхищение Царства Божьего вне нас; Царство Божие вне нас — осуществление Царства Божьего внутри нас.

9. Соединение с Богом, вступление в Царство Божие делает самого человека божественным — бессмертным, всемогущим, всеблагим, всеблаженным.

Бессмертие Царства Божьего — чувство абсолютной неуничтожимости всего совершающегося, не только нас самих, но и окружающего нас мира, каждого мгновения жизни, неизменное присутствие вчерашнего дня в сегодняшнем.

Всемогущество каждого вошедшего в Царство Божие — присутствие в сегодняшнем дне не только вчерашнего, но и завтрашнего дня, предрешенность будущего в нашей теперешней воле к нему; творческая, созидающая сила веры.

Всеблагость — чувство общности цели; единение со всем существующим в чувстве любви, которая во всех нас хочет одного и того же: полноты жизни для себя и для всего существующего.

Всеблаженство — субъективная, внутренняя сторона всеблагости, радость этой любви. Радость не только получающего, но и дарящего; блаженное соединение двух влюбленных, в котором оба счастливы: и целующий, и тот, кого целуют.

Бог, мир и я[162]

Бог — внутренняя активность, как пружина, распирающая мир и разворачивающая его в бесконечность.

Бог — атом, который, бессчетно повторяя самого себя, создает мир.

Мир — дерево, я — его ветвь, Бог — семя, из которого разрастается и дерево, и все его ветви. Путь к семени из любой точки дерева одинаково короток: сама эта точка уже и есть разросшееся семя.

Мир — растущий Бог, Бог — то, что растет миром.

Мир больше Бога, потому что мир — разросшийся Бог. Мир меньше Бога, потому что мир — только одно из разрешений растущего Бога.

Вся жизнь мира — от силы тяготения до человеческого желания — только порождение и усложнение необъятной жизненной жадности Бога.

Среди бесчисленных отношений — Бога к вещам и вещей между собою — одно только важно: отношение между Богом и мной. Все остальное — только бесконечное повторение этого одного основного отношения.

Чтобы постичь суть, химический состав вещества, требуется не механическое погружение в его глубину, а химический анализ любой, хотя бы поверхностной его точки.

Божественны не только корни жизни — природа, подсознание, мир, но и ее вершина — сознание, человек.

Когда органическая клетка делится, размножаясь, на две, в какой из них остается ее «я»? Каждая из новых клеток есть прямое продолжение первоначальной. Разрастаясь в мир, Бог делится подобно органической клетке, в каждой своей части оставаясь равным самому себе.

Я есмь та самая Первопричина, которая некогда породила из себя вселенную.

Бог, вечность, жизнь? Это я, сидящий здесь за столом.

Каждая ветвь равноправна другим ветвям и равноправна стволу. Ствол — только толстая ветвь. Я отделился от мира? Но ведь с равным правом можно сказать, что и мир отделился от меня.

Бог — центр, мир — поверхность шара. Я — один из радиусов этого шара. Своей глубиной я упираюсь в центр мироздания, своей вершиной — в это тело, в кончики его ногтей и волос.

Я — часовая стрелка. Моя ось неизменно покоится в вечности, мое острие неутомимо движется сквозь время вперед.