Владимир Файнберг - Иные измерения. Книга рассказов

• Название: Иные измерения. Книга рассказов
• Автор: Владимир Файнберг
• Издательство: Дом надежды
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-902430-25-4

Здесь собрано 80 с лишним историй, происшедших со мной и другими людьми в самые разные годы. Неисповедимым образом историй оказалось столько, сколько исполняется лет автору этой книги. Ни одна из них не придумана. Хотелось бы, чтобы вы читали не залпом, не одну за другой, а постепенно. Может быть, по одной в день. Я прожил писательскую жизнь, не сочинив ни одного рассказа. Книги, порой большие, издавал. Их тоже, строго говоря, нельзя назвать ни романами, ни повестями. Невыдуманность, подлинность для меня всегда дороже любых фантазий. Эти истории жили во мне десятилетиями. Я видел их, как видят кино. Иногда рассказывал, как бы пробовал их на других людях. Эти истории расположены здесь в той же последовательности, как они записывались. Теперь то, чем жизнь одарила меня, становится частью и вашего опыта. В.Файнберг

---

Едва Луиза отперла дверь квартиры и зажгла свет в передней, как из комнаты раздался женский крик:

— Еды купила?! Жрать хочу! Хочу жрать!

И тотчас послышался плач ребёнка. Надрывный. Хватающий за душу.

— Заходи.

Вася вошёл за Луизой в комнату, и первое, что он увидел, был крест с распятой на нём фигуркой Христа над кроватью у стены, где под одеялом недвижно лежала женщина в очках. У изголовья стояла табуретка, на которой грузно высилась пишущая машинка. На полу вокруг табуретки валялись листы бумаги и копирки.

— Лиза! Лиза, где еда? Купила еду? Жрать хочу! — продолжала орать недвижная женщина, в то время как Лиза-Луиза одной рукой выхватывала из деревянной кроватки рыдающего младенца, другой пытаясь вставить ему в рот соску.

Он выплюнул соску на пол, заорал ещё громче.

— Чего стоишь? — обернулась к Васе Лиза-Луиза. — Раздевайся. Ложись!

Вася оторопело огляделся. В глаза бросился заслоняющий окно высокий шатёр-балдахин, внутри которого виднелась незастеленная постель.

— Ребёнок опять мокрый, голодный. Я тоже вся мокрая, — заявила недвижная женщина. — Весь день пытаюсь перепечатывать. Хоть бы кто хлеба принёс!

— Давай деньги! Гастроном ещё открыт. А ты пока подержи его. Сбегаю и вернусь. Где деньги?

— В брюках, в заднем кармане, — отозвался Вася, принимая на руки мальца.

В тот момент, когда Лиза-Луиза вынимала из кармана бумажник с документами и деньгами, младенец ухватился ручонкой за менингитку на её голове, сдёрнул вместе со шпильками, и Вася увидел проплешину…

Через минуту Луизы уже не было. Хлопнула входная дверь.

Вася стоял посреди комнаты с изнемогающим от крика младенцем в одной руке и отобранной у него менингиткой в другой.

— У меня разбит тазобедренный сустав, — сообщила женщина. — Не могу двигаться.

Младенец продолжал орать, выворачиваясь из рук. Боясь уронить его, Вася сунул менингитку в карман, ухватил младенца обеими руками под мышки.

…Эта проплешина, этот крест, эта постель под балдахином, эта бессильная женщина, очевидно мать Луизы. И этот младенец.

Вася шагнул к детской кроватке, положил на мокрые пелёнки ребёнка. Повернулся. И сначала пошёл, а потом побежал вон из квартиры, боясь встретить по пути Луизу.

В кармане лежала забытая менингитка.

…Через несколько недель в Минск на домашний адрес Васи пришла заказная бандероль с его паспортом и пропуском на киностудию. Обратного адреса не было.

С тех пор он все чаще стал упрекать себя за то, что оставил эту семью в столь бедственном положении. В конце концов рассказал во время исповеди обо всём священнику.

— Я не знаю, — сказал тот. — Если бы ты остался в этой семье, ты бы погиб. Я читал, что художник Ван Гог, святой человек, взял к себе больную беременную проститутку. Ничего хорошего из этого не вышло. Для чего Господь устроил тебе это испытание — тайна. Как минимум отвратил от греха.

Ноги

Сталин сам, собственноручно привинчивал орден Ленина к лацкану его новенького серого пиджака. И пока вождь привинчивал орден, запах табака, щекочущее прикосновение усов навсегда запомнились как отцовская ласка. Единственное, что было неловким, — то, что он был гораздо длиннее Сталина и тому пришлось поначалу тянуться вверх, пока он не догадался пригнуться навстречу.

Рядом стоял Калинин с пустой коробочкой от ордена. В зале сидели и аплодировали лётчики, метростроевцы, деятели литературы и искусства. В тот день, самый молодой из них, он получал самую высокую награду.

Потом, выходя вместе со всеми из-под свода Спасской башни Кремля, он пожалел о том, что красноармейцы-часовые, одетые в туго перетянутые портупеями романовские полушубки, не видят под его пальто главного ордена СССР.

И очередь в мавзолей не видит. И прохожие на Красной площади, на улице Горького.

Было начало марта. Шестой час вечера. Весеннее солнце ещё озаряло здание Центрального телеграфа.

Деятели литературы и искусства отделились от остальных награждённых и направились своей компанией в ресторан гостиницы «Националь».

Как-то само собой получилось, что он, самый молодой, оказался во главе большого стола, произнёс первый тост за здоровье товарища Сталина.

Новенький орден драгоценно сверкал в лучах ресторанных огней.

В глубине души он не очень-то понимал, за что ему дали такую награду. В конце концов, им было написано всего лишь десятка два весёлых стихотворений для детей. А вокруг сидели маститые авторы солидных романов и пьес, получившие кто орден Трудового Красного Знамени, кто Знак почёта.

С этого дня он понял, что ухваченную за хвост сказочную Жар-птицу удачи упускать нельзя ни на миг. Нельзя отказываться писать статьи в газеты о политике, литературе. Хотя бы и о колхозах. Выступать по радио, председательствовать на писательских собраниях, избираться главой различных комитетов и комиссий.

На стихи времени почти не оставалось. Но зато о нём знал теперь чуть не каждый гражданин страны, коллеги завидовали, дети в школах встречали аплодисментами, едва он появлялся со своим сверкающим орденом Ленина.

В начале мая, накануне летних школьных каникул, с утра позвонили из Наркомпроса с просьбой сегодня к часу дня провести выступление в очередной школе перед юными пионерами. Уже который раз за эти несколько месяцев.

— Почему звоните впритык, дорогие товарищи? Я творческий человек, только собрался сесть за работу.

— Это ответственное мероприятие по указанию отдела пропаганды ЦК комсомола. За вами пришлют машину.

Что ж, отказываться было нельзя. Он уже вступил в партию, знал, что такое партийная дисциплина.

Когда везли в школу, вдруг провидчески подумал о том, что при такой жизни он, пожалуй, больше уже никогда не напишет ничего путного. Зато навсегда стал орденоносцем, большим литературным начальником, несмотря на молодость. А выступить лишний раз перед засранцами пионерышами, прочесть несколько стихотворений, рассказать какую-нибудь байку труда не составляет.

В школе всё было, как всегда. Встречали директор, завуч, хорошенькая пионервожатая по имени Тоня, старорежимная учительница младших классов. Предложили для начала выпить чай с лимоном в учительской.

Рассиживаться с ними за чаем было ни к чему. И он попросил отнести стакан чая в зал, откуда уже доносился гул детских голосов.

— Вам покрепче? — спросила пионервожатая Тоня, во все глаза глядя на сверкающий орден.

Она налила заварку из чайника в тонкий стакан, долила кипяток из чайника, положила ложечкой три куска сахара, кружок лимона и понесла на блюдечке впереди всех в зал. При каждом шаге её хорошеньких ног ложечка позвякивала о стакан.

Когда все они вошли вслед за ней и направились к сцене, пионеры, тесно сидевшие на длинных скамейках, сначала притихли, но когда он молодцевато первым взбежал по ступенькам к накрытому кумачом столу, зал взорвался аплодисментами.

«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» — гласил лозунг на заднем плане во всю ширину сцены. На столе стоял белый бюстик Ленина и графин с водой.

Под все не стихающие звонкие аплодисменты расселись у стола. Он сел между директором и пионервожатой. Белокурой Тонечке было лет восемнадцать-двадцать. От неё веяло свежестью и глупостью. «Пейте чай, — шепнула она. — Остынет». Концы красного галстука вздымались на её груди от волнения.

Мгновенно пришла безумная мысль уехать из школы вместе с этим живым трофеем…

«А что, — подумал он, в то время как директор, поднявшись со своего места, объявил о начале встречи, — отвезу на дачу, останется до утра, если не будет дура».

Нужно было встать. И он поднялся, высокий, молодой, удачливый. Переждал, пока смолкнут вновь вспыхнувшие аплодисменты.

— Девочки и мальчики! — сказал он, улыбаясь морю детских голов. — Я привёз вам привет от человека, которого недавно видел в Кремле, — от Иосифа Виссарионовича Сталина!

Не только дети, но и все сидевшие за столом, конечно, жарко зааплодировали. Он уже знал — эти верные слова, как неразменный рубль, как волшебный ключ, разом открывают сердца.

— Давайте договоримся, — предложил он, как предлагал перед началом выступления в каждой школе. — Я сначала прочту вам несколько стихотворений. Если забуду, вы мне напомните, подскажете. Хорошо? Затем расскажу об одном хулигане, который живёт у меня в квартире.

С этой минуты они все были в его власти. Настороженно притихли. Ждали удовольствий.

Теперь можно было сесть, отхлебнуть чай и заговорщически произнести название первого стихотворения.

Зал вспыхнул радостью. Они знали его стихи, любили их. Когда он притворялся, что позабыл строку, дружно подсказывали. Даже пионервожатая Тонечка включилась в эту игру — сначала робко, а потом все азартнее подсказывала текст.