Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 2.

• Название: Собрание сочинений в трех томах. Том 2.
• Автор: Гавриил Троепольский
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Во второй том Собрания сочинений лауреата Государственной премии СССР Г. Н. Троепольского вошли роман «Чернозем», рассказ и очерки. Издание сопровождено примечаниями И. Дедкова.

---

Скажу откровенно: не надеюсь, чтобы Ваню отпустили в Паховку. Сейчас губком тщательно подбирает людей в села. Вероятно, Ваню и назначат в одно из крупных волостных сел, а не в нашу маленькую Паховку. Но как оно близко и дорого нам всем, это селеньице с жирным черноземом, но без урожая, с сильными людьми, но рабами своей полоски этого чернозема, с отрыжками старой, волчьей жизни, которая может остаться и навечно, если каждый будет сидеть на своей полосе… Когда об этом говорил Ваня в какой-то комиссии (не запомнил), то кто-то сказал ему: „Вы, молодой человек, молоды и мечтаете в поднебесье“. Чудаков еще много и здесь, в губернии.

Итак, наверно, приеду я один, без Вани. Вот, черт возьми, как оно получается неладно.

До скорого свиданья. Привет Андрею Михайловичу и Зине.

Брат.

P. S. Библиотечку сельскохозяйственных книг подобрал и выслал в двух посылках. Везу кое-какие книги и с собой. Начнем, Федя, заводить книги и в нашем доме.

М. З.».

Федор и Андрей сидели некоторое время молча. Потом Андрей встал, прошелся по комнате, остановился у окна, глядя на улицу, и, вздохнув, заговорил с паузами, как бы про себя:

— Н-да-а… «Жирный чернозем без урожая»… «Рабы чернозема»… «Старая, волчья жизнь»… Н-да-а… Вот это, брат, да-а!.. А я, значит, чуть не запутался, животом думал, — закончил он с горечью в голосе.

— Все понятно, Андрей. Все. Только грустно, что Ванятки не будет. Вот черт! — выругался Федор, отмахнувшись от какой-то мысли.

Андрей Михайлович продолжал стоять у окна, уже прислонившись лбом к переплету рамы. Вдруг он резко повернулся к Федору и воскликнул:

— Понятно! Сам поеду в губернию! Я тоже мужик. А когда мужику понятно, то в нем силища агромадная! — Андрей сжал увесистый кулак и потряс им в воздухе.

Но Федор охладил его одной фразой:

— А тебе там скажут: в какой-то волости Крючков нужнее, чем в вашем крошечном селе.

— Да, могут сказать… Пожалуй, скажут. Вот задача… Тогда еду к Некрасову… И телеграмму от Вани ждать не буду. Еду завтра же!

— Это вопрос другой. Это в твоих силах. Как у тебя сейчас отношения с Николаем Ивановичем-то? — спросил Федор.

— Пока все строгий ко мне. Но… помягчел.

— Не сразу, конечно… — как-то неопределенно сказал Федор, но не договорил, прислушиваясь к звукам в передней комнате.

Там кто-то, войдя, проскрипел ботинками. Послышался вопрос:

— Могу ли я видеть товарища председателя?

Затем кто-то постучал в дверь. Андрей, глядя в окно и не поворачивая головы, сказал:

— Войдите.

Оба повернулись к вошедшему. И вдруг Федор резко встал — перед ним, в двух шагах… Игнат Дыбин!

Андрей сел за стол на председательское место и обратился сначала к Федору:

— Сядь, Федя, сядь!

И Федор сел, отвернувшись к окну. Он больше уже ни разу не взглянул на Дыбина. А председатель спокойно обвел взором вошедшего — снизу вверх. Желтые ботинки с утиными носами блестели, как лакированные; новый коричневый костюм сидел аккуратно, без единой складочки; широкий подбородок с ямочкой посредине и узкие губы были все такими же, какими их помнит Андрей; между короткими густыми бровями пролегла глубокая морщина (это совсем новая черта, которой Андрей не знал и не видел); под глазами появились мешочки, каких раньше Андрей тоже не замечал; зеленовато-серые глаза остались такими же, как и несколько лет тому назад. Кепку Дыбин снял. Выглядел он очень прилично, но лицо было отчасти потрепанным. Этот брюнет с серо-зелеными глазами, лет сорока, и был Игнат Дыбин. Так Андрей изучал Дыбина, в упор разглядывая его. Этим он «казнил» Игната, пронизывая его насквозь.

— Извиняюсь за беспокойство, — сказал Дыбин, глядя мимо Андрея на край стола.

— Что надо? — спросил председатель не совсем вежливо.

— Видите ли… Я хотел обосновать свое местожительство здесь, в селе Паховке. Пришел испросить разрешения и, если можно, зарегистрироваться.

— Почему не в свое село? — последовал вопрос.

— Видите ли… я… порвал со своим тяжелым прошлым и думаю искупить свои ошибки честной работой. Я уже сильно наказан Советской властью и теперь понял, что только беззаветная помощь Советской власти может сколько-нибудь сгладить мои тяжкие душевные переживания. Здесь, где меня когда-то ненавидели, я докажу, что раскаяние мое искренне. — Тут он посмотрел на Федора.

Причесанная речь Дыбина совсем не трогала Андрея.

— Где остановился? — спросил он.

— У Семена Трофимыча Сычева.

— Та-ак… Чем ты думаешь заниматься? — «тыкал» его председатель.

— Может быть, полоской земли. Но это — второстепенно. А главное, помощью населению и органам Советской власти. Отбывание наказания, мои раздумья и признание ошибок — все это дало мне возможность разобраться в политике партии, отречься от прошлых убеждений и порвать с тем прошлым.

— «Порвать», значит… Ну порви, порви… — иронически согласился Андрей. — Но только не думаю, чтобы тебе было здесь хорошо. Народ помнит! — При этом он тоже посмотрел в спину Федора.

— О, я понимаю вас! Но все же такие люди, как, например, Семен Трофимыч, бывший, как говорят, мой враг, оценили раскаяние, простили. Не думаю, чтобы можно было ненавидеть вечно человека, понявшего свои ошибки. — Дыбин уже смотрел прямо в глаза Андрею и добавил: — Разве у каждого из нас не могут быть ошибки в этой сложной жизни? — И снова глянул Дыбин в сторону Федора.

Но тот не пошевелился, все так же глядя в окно. Андрей, подумав, сказал:

— Ну что ж, иди к секретарю, зарегистрируйся в поселенных списках. Сперва напиши заявление.

— Благодарю, — сказал на это Дыбин, наклонив голову, и вышел в переднюю комнату.

Федор сурово посмотрел на Андрея и спросил:

— Зачем принял?

— Не могу не принять. Если документы правильные, по закону он имеет право жить где угодно. А документы у него есть.

— Ты ж не смотрел их.

— Такой человек без настоящих документов ко мне не придет. Можно не смотреть. Их мне в руках противно держать.

— Сказал бы: «Уходи! Уходи из села!» И все тут! — нервничал Федор.

— Нет, Федя, не то. Пусть на глазах живет — птица хитрая. В родню пошел. Помню я их.

Вошел секретарь и положил на стол телеграмму. Оба одновременно взяли ее за края противоположных сторон и посмотрели друг на друга, не отнимая рук. Оба хотели сказать: «Что-то будет в этой телеграмме?», но оба ничего не сказали. Андрей прочитал слова «Из Тамбова» и отпустил бумажку. А Федор прочитал вслух — первое слово тихо, а каждое следующее громче и громче:

— «Едем Мишей домой точка Меня назначили распоряжение нашего волкомпарта буду работать Паховке Крючков».

— Слушай! — кричал Андрей, — Федя! Ты понимаешь или нет?

— Понимаю! — взволнованно ответил Федор. — Понимаю, Андрей.

Игнат Дыбин, выходя из сельсовета, прислушался к громкому чтению и восторженным возгласам. Он первый узнал новость в Паховке.

Уже вечерело, когда Федор, уставший от волнений, пришел из сельсовета.

— Читай! — крикнул он Зине и подал ей телеграмму.

Она прочитала, прижала бумажку обеими руками к груди и тихо шептала:

— Едут… Господи, как же хорошо!

Федор легонько толкнул ее пальцем в бок и шутливо сказал; засмеявшись:

— Ты, библиотекарша! «Господи»!

Зинаида радовалась, как маленькая девочка, вся оживилась, вспыхнула и засуетилась с уборкой избы.

…Через три дня в Паховку приехали Земляков Михаил — агроном и Иван Крючков — «начинающий» партийный работник.

Вечером Ваня пришел к Федору. Они мяли друг друга в объятиях, похлопывали по плечам и восклицали:

— Ну вот!

— Ну вот!

— Приехал!

— Ага!

— Здорово!

— Очень здорово!

Зина тоже обняла Ваню, поцеловала в щеку, как родного, и сказала:

— Ой какой же ты, Ваня!

— Какой есть, — чуть-чуть смутившись, ответил Ваня. — Ну а какой все-таки?

— Ну, мужчина, одним словом, хоть куда!

— Не смущай, Зина, — отшутился он. — А тебе, Федя, подарочек привез.

— От Тоси? — живо спросил он.

— Вот. — Ваня положил перед Федором сверточек.

Федор развязал тесемочку, развернул бумагу и вынул две рубашки, новые брюки и маленький платочек. В платочке было завернуто письмо. Но первым делом он взял платочек за уголки, прочитал слова «Феде на память», потом повернул к свету и еще раз посмотрел, а затем осторожно приколол его кнопками над кроватью. Потом уж стал читать письмо и на какое-то время забыл обо всех присутствующих.

Ни Федор, ни Миша не заметили, как Ваня отвернулся к окну и стал смотреть на улицу. На какую-то минуту лицо его стало грустным. Только от Зинаиды не ускользнуло и это. И она подумала: «А все-таки у него что-то нехорошо на душе». Зина подошла к нему и ласково спросила: