Владимир Набоков - Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

• Название: Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

---

Повторюсь, очень буду рад, если дело с контрактом сложится, но ничуть не меньше мне хочется как можно скорее опубликовать мой роман про Круга. Как ты считаешь, из этого что-нибудь получится?

Еще одно. Тейт,{146} которому я показал рукопись в частном порядке (дав понять, что не передаю ее в его издательство «Холт»), шлет мне письма и телеграммы с просьбой приехать в Нью-Йорк (за его счет). Я ему отвечаю, что, пока «Даблдей» не даст ответ, ничего сделать не смогу.

Мы с Маккормиком договорились, что первого октября, во вторник, он увидится на совещании со «своими директорами», и тогда они примут решение с учетом того, что я их план одобряю.

Пожалуйста, напиши мне. Уверен, ты и на этот раз, как всегда, мне помог, но без твоего совета мне все равно не обойтись.

Твой В.

Очень хочется узнать поподробнее про твой «процесс». Материалом, который я тебе предложил, защита сможет воспользоваться? Все эти «дайджесты», «подмигивания», «подглядывания» и т. д. — вот кого надо судить! «Округ Гекаты», напротив, чист, как глыба льда в операционной.

__________________________

8 Крейджи-сёркл

Кембридж 38, Масс.

Керкленд 24–58

1 октября 1946

Дорогой Кролик,

не знаю, где ты. Чем кончился нью-йоркский процесс? Я был в Нью-Йорке незадолго до тебя (свидетель — Тейт). Мой роман достанется тому, кто предложит большую цену, — «Холту».

Наконец-то я сравнил «Чумной город» Уилсона с Пиром во время чумы. Последний является на удивление точным переводом первого, за исключением двух песен, которые не имеют с уилсоновскими ничего общего (и у Пушкина гораздо лучше). Мой собственный перевод Пира на английский во многом, увы, близок к уилсоновскому оригиналу, но в целом его превосходит.

Будь добр, черкни мне записку.

Твой В.

«Холт» дает аванс 2000. «Даблдей» предлагает только 1000. В «Холте» книга понравилась, «Даблдей» остался к ней равнодушен.

__________________________

Минден-инн

Минден, Невада

17 ноября 1946

Дорогой Володя,

ужасно был рад, когда узнал про твою книгу. А они готовы субсидировать тебя, пока ты пишешь следующую?

Я снял номер в маленькой, но отличной сельской гостинице, где веду тихую, деятельную и здоровую жизнь. Читаю ранние книги Мальро{147} и прихожу к выводу, что он, вероятно, крупнейший современный писатель. Тебе когда-нибудь приходилось читать «La Condition Humaine»?[105] Интересно было бы узнать твое мнение.

Я здесь женюсь, потом на несколько дней поеду в Сан-Франциско, а потом отправлюсь обратно на восток. Из Невады я уезжаю 10 декабря, а в Нью-Йорк приезжаю 18-го. Рождество и остаток зимы проведу в Уэллфлите. Очень надеюсь, что вы нас навестите. Женюсь я на девушке по имени Елена Торнтон{148} (в девичестве — Мамм), она дочь винодела, производителя шампанского. Ее мать русская, фамилия ее матери Струве. Она дружит с Ниной и Николаем, и ты, может быть, про нее от них слышал. Все складывается так замечательно, что боюсь, как бы не стряслось что-нибудь ужасное — землетрясение в Сан-Франциско, например.

Мое дело слушалось в начале ноября, и решение будет вынесено 27-го. Напиши мне сюда. Ужасно хочется дочитать твой роман до конца. Привет Вере.

Всегда твой

Эдмунд У.

__________________________

27 ноября 1946

Дорогой Кролик,

ужасно был рад твоему письму из Невады. Мы с Верой желаем тебе и твоей жене mnogo samovo luchezarnovo shchast'ia Надеемся в самом скором времени увидеть вас обоих.

Мой роман — его окончательное название «Под знаком незаконнорожденных» — отправлен в печать. Второй экземпляр рукописи более или менее расчленен (кое-что, думаю, будет опубликовано в журналах), поэтому я по-прежнему не могу прислать тебе роман целиком. Что-то мне подсказывает, что было бы лучше всего, если бы ты судил о романе только по его окончательной — если не по изданной, то хотя бы по корректурной — версии, тем более что первые главы я существенно изменил. Так что можешь считать, что романа ты еще не видел. Хочу, чтобы он попал к тебе целиком и стал настоящим сюрпризом — своего рода свадебным подарком.

Et maintenant — en garde.[106] Отказываюсь понимать, отчего тебе нравятся книги Мальро. Или это шутка? Или литературный вкус — вещь столь субъективная, что два разумных человека расходятся по столь ничтожному поводу? Твой Мальро — самый обыкновенный третьеразрядный писатель (но хороший, добрый, очень приличный человек). J'ai dressé[107] небольшой список вопросов (относительно «La Condition Humaine»), на которые жду от тебя ответа.

1. Что это за прелюбопытные couvertures, в которые enveloppés femmes, enfants et vieillards?[108] Боже, что за сочетание! Сочетание, повторяющееся в десятитысячный раз! И где, чёрт возьми, автор видел, чтобы чихали на морозе?

2. Что прикажешь понимать под grand silence de la nuit chinoise (попробуй заменить: de la nuit américaine, de la nuit belge[109] и т. д., и посмотри, что получится, и, пожалуйста, не забудь, что Китай состоит из огромного числа биотически разных областей). С детства помню поразившую меня надпись золотыми буквами: Compagnie Internationale des Wagons-Lits et des Grands Express Européens. Так вот творчество Мальро принадлежит к Compagnie Internationale des Grands Clichés.[110]

3. Разве сверчки (проклятый Богом сверчок — приевшаяся примета местного колорита), éveillé[111] из-за прихода одного из действующих лиц (с. 20), а также комары (с. 348), могут появиться ранней весной в Шанхае? Очень сомневаюсь.

4. Ты никогда не замечал, как плохие писатели силятся придать индивидуальность своим (безнадежно аморфным) персонажам, наделяя их каким-нибудь речевым трюком (подобно тому, как Голсуорси, или Хью Уолпол,{149} или какой-нибудь еще английский середняк снабжали кого-то из своих героев собакой и вынуждены были потом всякий раз, когда герой появлялся, на эту собаку ссылаться)? Никогда не поверю, что ты в состоянии вынести постоянно встречающиеся bong Тчена, 'bsolument Катова и прочие soi disant[112] особенности речи, от которых меня передергивает (все они весьма типичны для автора, который, подобно Мальро, начисто лишен чувства юмора). Этим приемом широко пользуются русские (советские) писатели в трогательном стремлении придать некоторую оригинальность или привлекательную черту тупо сдержанным, волевым, бескомпромиссным коммунистам, которых они изображают; то же самое делают и авторы детективов со своими сыщиками.

5. Какого рожна дал он своему русскому bonhomme[113] фамилию, кончающуюся на «в» и производную — чего он, разумеется, не знал (я называю это la vengeance du Verbe)[114] — от старого русского слова «кат», которое означает «палач»? Быть может, он позаимствовал «Schatow» из немецкого перевода (или из французского перевода, воспользовавшегося немецкой транслитерацией) романа Достоевского и заменил первые согласные на «к» от Каляева.{150} La vengeance pure du Verbe bafouillé.[115]

6. Что следует понимать (с расовой, политической, визуальной, любой другой точки зрения) под Russe du Caucase[116] (с. 101), каковой является чрезвычайно несносная любовница французского капиталиста-индивидуалиста, почерпнутого у Лоти и Декобра? И как тебе нравится «beau visage d'Américain un peu (скажем, процента на три) Sioux»?[117]

7. Фраза «quand j'étais encore socialiste-révolutionnaire»,[118] оброненная между делом коммунистом Катовым (как сказала бы лягушка: когда я была еще головастиком), разумеется, напрочь лишена смысла и филогенетически, и онтогенетически, но, вероятно, понадобилась, чтобы попытаться объяснить его склонность к террористической деятельности.

8. Неужели ты и в самом деле отказываешься признать, что «La Condition Humaine» (равно как и его же «Temps du Mépris»)[119] — это сплошное нагромождение штампов? Проанализируй тривиальность таких предложений, как «jamais il n'eut cru» и т. д. (с. 202) или «il fallait revenir parmi les hommes»[120] и бессчетное число прочих пошлостей (веера однотипных, невнятных пошлостей в современном стиле вроде simplicité héroïque — qu'il mourut.)[121]

9. A chevo stoiat odni eti zagolovki: Minuit, Trois Heures du Matin[122] и т. д.!

10. Ты читал Пильняка, Лидина, Всеволода Иванова и других потомков Савинкова и Андреева, то есть писателей первого советского десятилетия, которые любили переносить действие в Китай и делали это куда лучше?

11. Ты не пробовал расспросить культурного китайца о чудовищных ошибках в «La Condition Humaine»? Конечно же, хуже всего — (ложный) упор на (точный) местный колорит. Умирающий англичанин вспоминает меловые скалы Дувра. Верно, он может про них вспомнить, но станет ли?

Вот к чему сводится моя позиция. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что значимо в литературе только одно: (более или менее иррациональное) shamanstvo книги; хороший писатель — это в первую очередь шаман, волшебник.

При этом не следует вытаскивать из рукава одни и те же вещи, как это делает Мальро.

Krepko zhmu tvoiu ruku, drug moi.

Tvoi

V.

__________________________

Минден-инн