Франсуа Лиссарраг - Вино в потоке образов

• Название: Вино в потоке образов
• Автор: Франсуа Лиссарраг
• Издательство: Новое Литературное Обозрение
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86793-604-4

Вино – душа древнегреческой культуры. Симпосий, дружеская попойка и, одновременно, один из самых значимых социальных институтов, – одно из главных мест, где зарождались и производились культурные смыслы и формы. Книга Франсуа Лиссаррага, одного из лучших современных французских эллинистов, через анализ симпосия и действующих в его рамках культурных кодов и практик позволяет по-новому взглянуть на ключевые аспекты греческого способа жить и видеть мир, а также на истоки многих позднейших европейских традиций.

---

Помимо поэтических метафор (которых не в меру увлекшиеся вином симпосиасты воспринимают буквально) в греческом словаре, как и во французском, обыгрываются всевозможные аналогии между «посудой» и «судном». Ряд сосудов носит названия кораблей, и комические поэты используют эту двойственность, обыгрывая слова akatos, kymbion, olkas, tneres, которые одновременно обозначают и форму посуды, и тип корабля.[233] Термин kantharos также полисемантичен: он обозначает сосуд Диониса с двумя вертикальными ручками [7, 76]; так же называют одну из разновидностей майского жука, а еще – часть порта Пирей (снова морское пространство!), и, наконец, одного из Гигантов, который на фризе сокровищницы сифнийцев в Дельфах изображен в шлеме, украшенном сосудом в форме канфара: так, визуально замыкается круг вербальных аналогий.[234]

Этот ряд можно продолжить словом скифос. Название этой глубокой чаши выводит нас на две словесные ассоциации: skyphos/skythes, то есть скиф – а скифы жадно пьют неразбавленное вино,[235] – и skyphos/skaphos, подводная часть судна; последний термин, в свою очередь, применяется в сходном контексте к Киклопу, персонажу одноименной пьесы Еврипида: он только что выпил вино, которым угостил его Одиссей, и, выйдя из пещеры, воскликнул:

Мой живот, ей-ей, товаром
Полон доверху, как барка[236]

85. Краснофигурная чаша; в манере Дуриса; ок. 490 г.

86. Чернофигурный динос; ок. 510 г.

87. Краснофигурная чаша; т. п. художник Лондон-Е 2; ок. 490 г.

Если в нашем языке возможен оборот «залиться по самую ватерлинию»,[237] то грек скажет «вычерпать чаши».[238] Схожая метафора встречается на маленьком недекорированном сосуде, полностью покрытом глазурью [83],[239] на ручках которого читаем процарапанную надпись: lembos onoma, «меня зовут лодкой»; форма сосуда, без всякого лепного орнамента, отдаленно напоминает по форме челнок. В игре в коттаб, как мы видели, на воду, словно кораблики, спускают маленькие блюдца, которые нужно потопить, попав в них остатками вина.[240]

Иногда гончары придают сосуду весьма отчетливую форму корабля. Так, геометрический фигурный сосуд [84][241] сделан в форме корабельного корпуса на трех ножках. Носовая часть, наподобие некоторых чаш, украшена глазом-оберегом. На палубе на месте мачты располагается горлышко, через которое сосуд можно наполнить вином, а корма представляет собой носик. Таким образом, порядок вещей перевернулся; теперь не корабль плавает по морю, теперь из корабля вытекает вино.

В свою очередь, Геракл, большой любитель выпивки, с которым никто не мог сравняться, оказывается в такого рода корабле во время своего очередного подвига, десятого по списку Аполлодора.[242] Герой должен доставить коров трехтуловищного великана Гериона с лежащего за океаном острова Эрифия. Страдая от палящих лучей солнца, нетерпеливый Геракл прицелился, чтобы пронзить небесное светило стрелой; и Гелиос, восхитившись его смелостью, подарил ему золотой кубок, в котором Геракл и пересек океан. Мы видим его плывущим по обильному рыбой морю в большом диносе [10], с луком в руке и с палицей, закинутой на плечо [85].[243] И снова визуальный эффект этого изображения создается путем смешения разных регистров: на медальоне чаши изображен сосуд для смешивания вина с водой; но никакого смешивания нет и в помине, вместо этого мы видим в сосуде Геракла, плывущего по «виноцветному» морю. В этом чудесном плавании емкость и ее содержимое, вопреки всем ожиданиям, меняются местами.

88. Краснофигурный псиктер; Ольт; ок. 510 г.

Иногда художники воспринимают метафору буквально, превращая вино в сосудах в настоящее морское пространство. Действительно, горлышко некоторых кратеров украшено – не с внешней стороны, обращенной ко всем пирующим, а с внутренней, со стороны напитка – фризом из длинных кораблей, которые плывут по кругу, прямо по разбавленному вину [86];[244] когда сосуд заполнен вином вровень с нарисованными триерами, создается впечатление, что они плывут по вину, в котором еще и отражаются. Вино становится зеркалом, которое удваивает изображение и делает художественную иллюзию еще более выразительной. Вино оборачивается морем, и метафора становится реальностью; вино и рисунок совместными усилиями превращают гомеровский эпитет в образ, оживающий прямо на глазах у симпосиастов.

Тот же эффект встречается на чаше, предназначенной для одного пирующего. На ней, с внутренней стороны, изображены четыре корабля, которые плывут по кругу один за другим, а на медальоне – молодой комаст с амфорой [87].[245] Между кораблями, придавая изображению еще большую динамику, ныряют дельфины. Можно представить себе, какое впечатление производят корабли, плывущие по вину, налитому в такую чашу. Смешение разных графических техник – чернофигурные корабли, краснофигурный юноша с амфорой – позволяет разграничить различные изобразительные планы. Черный цвет поверхности этой чаши, которому темное вино придает еще более насыщенный оттенок, не прерываясь, переходит на корабли. Юноша, отделенный от остального изображения медальоном, выполнен в значительно более крупном масштабе. Эти два плана, объединяющие мореплавание и транспортировку вина в амфоре, перекликаются друг с другом, но не смешиваются. Поэтическая заряженность соположенных таким образом элементов достаточна для реализации метафоры. Художник ассоциирует с вином корабли и юношу, несущего амфору; стоит лишь налить в чашу вина, и изображение тут же заиграет на глазах у пирующего.

89. Чернофигурный лекиф; т. н. художник Тесея; ок. 510 г.

со. Чернофигурный лекиф; ок. 510 г.

Другие сосуды позволяют иначе обыгрывать отражение в вине. Так, псиктер для охлаждения вина погружают в кратер [77, 78]· Его брюшко, почти сферической формы, держится на достаточно высокой цилиндрической ножке, которая придает ему устойчивость и выполняет роль киля. Псиктеры встречаются редко. Мода на этот сосуд продержалась недолго, видимо, это был в некотором роде предмет роскоши, свидетельствующий о развитом искусстве винопития, об особой утонченности застольной культуры. Псиктеры иногда бывают украшены изображениями атлетов, редко – мифологическими сценами, но чаще всего – изображениями Диониса, пира или комоса.

Псиктер, приписываемый художнику Ольту [88],[246] свидетельствует о высоком мастерстве организации изображения. Мы видим шестерых бородатых персонажей, которые едут верхом на дельфинах: в шлемах, кирасах и кнемидах, вооруженные щитами и копьями, и у каждого впереди, рядом со ртом, надпись – epidelphinos, «оседлавший дельфина». Экипированные как гоплиты воины сами себе дают определение, именуя себя всадниками необычного рода. Если поместить этот псиктер в кратер, воины отразятся в жидкости, и возникнет впечатление, что дельфины тоже плывут по винному морю. И круг пирующих, афинских граждан-воинов встретится со своим собственным отображением: не со всадниками из афинской аристократии, а с хороводом из шести воинов, которые плывут один вслед за другим по хмельному морю.[247] Рисунки у них на щитах можно распределить по двум категориям: сосуды (чаша, кратер и канфар) и круговые меандры (меандр из трех ног, крылатый трехголовый зверь – лев, конь, грифон, и колесо с четырьмя спицами, обод которого состоит из дельфинов).[248] Здесь мы обнаруживаем дельфина в качестве вставного изображения: он вертится колесом, как будто подчеркивая «круговую» тему вращающихся меандров на щитах.

91. Краснофигурная чаша; ок. 500 г.

92. Краснофигурный лекиф; т. н. художник Бодуэна; ок. 490 г.

Серия винных сосудов охватывает все аспекты симпосия: кратер напоминает о смешивании вина с водой, чаша – о винопитии, канфар – о присутствии Диониса. Сосуды так же значимы, как и круговые меандры, потому что напоминают о циркуляции и равном распределении вина между пирующими, под эгидой Диониса. Эта двойная серия изображений отнюдь не носит чисто декоративного характера и совмещает два плана – пространство симпосия и пространство войны, совсем как на чаше с изображением юноши, танцующего пиррику [82], или на сосудах с изображением сатиров [58]. Сообщество мужчин – граждан – предстает, таким образом, то в одном, то в другом качестве, участвуя в двух коллективных практиках – войне и сгшпосии, – между которыми есть сходные, а отчасти и общие моменты и которые отсылают друг к другу, отражаясь в вине. Наконец, в изображении актуализируются различные виды круговращения: меандров на щитах, самих щитов, а также плывущих на дельфинах воинов. Это круговращение напоминает воинскому сообществу о фундаментальном аспекте симпосия: о равенстве пирующих, которое подобно равенству гоплитов в строю.