Василий Кучер - Две жемчужные нити

• Название: Две жемчужные нити
• Автор: Василий Кучер
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1965

Василя Кучера, автора книг «Черноморцы», «Кармалюк», «Прощай, море», «Трудная любовь», вышедших в «Советском писателе», неизменно влекут море, люди, живущие у моря, связавшие с ним свои судьбы. Новый его роман «Две жемчужные нити», действие которого происходит в наши дни в черноморском портовом городе Новограде, посвящен молодежной бригаде ткачих, борющейся за право называться коммунистической.

Одна из сюжетных линий романа показывает сложную, полную борьбы и страданий судьбу украинской девушки Марты Тиховод, увезенной во время войны на чужбину.

Тонкий и четкий рисунок образов, противопоставление разных судеб и условий жизни у нас и за рубежом позволили автору создать выразительные человеческие характеры, широкое художественное полотно о людях труда и военных моряках.

---

Хоть они и в ссоре, все равно напишет. Возможно, уже написал. Как же тут действовать незаметно? Сужай круг свидетелей. С кого начал, с тем и кончай. Ирина Чугай здесь неподалеку…

Приглушенно заревели моторы, от зеленой кипени потемнело в окнах. Экспресс влетел в тихий лес. Капитан попросил шофера остановиться у знакомого поворота, но именно тут-то и была остановка. Корзун спокойно вышел из автобуса. Все пассажиры поехали дальше, сошел он один. Ого! Даже следа не осталось от полосатого журавля. И сторожевая будка исчезла. Вокруг клумбы, подрезанные кусты. Кружевная беседка увита виноградом, вокруг много цветов. А девушки из лесничества продолжают сажать еще, присев на корточки.

Иван Корзун поздоровался:

— Девушки, позвольте помочь вам. Как-никак я простоял здесь восемнадцать лет, проверяя пропуска и документы. Восемнадцать лет, день в день. А иногда и ночи напролет. Дайте посажу хоть цветочек на память. Пусть людям будет веселее.

— Пожалуйста, — защебетали девушки, пододвигая к нему ящик с рассадой. И он пошел ровно по шнурку, высаживая летние и осенние цветы.

— Хорошо у вас тут, девушки, но мне пора.

И, перебежав дорогу, скрылся в орешнике. Показался на крутой тропинке, которая взбиралась вверх к домику лесника.

— Кто там? Войдите, — откликнулась Ирина. И увидав капитана, заметно побледнела. Снова вспомнилось страшное. Ночь, больница. Он ворвался тогда в палату. Потом приводил какого-то бандита. Чего еще хотят от нее? Зачем растравлять старую рану! Она уже стала все забывать с девушками и Олесей Тиховод, а он снова пришел… Не ходил, не ходил — и вот тебе…

— О, как хорошо вы рисуете! — Корзун поглядел на стены. Подошел к мольберту, на котором шумел лес.

— Я уже и на ткацком станке работаю. Вот взгляните, — Ирина протянула несколько образчиков новой ткани.

— Отлично! Красиво! Значит, полный порядок?

— Спасибо Олесе. Она такая милая, сердечная. А вы ко мне?

— Да, Ирина Анатольевна, к вам. Помогите мне, пожалуйста. Взгляните на эту карточку… И скажите мне, Ирина Анатольевна, честно…

Художница поглядела, схватилась за сердце и медленно стала оседать на скамейку, ловя руками стену. Корзун не дал ей упасть, поддержал, усадил в кресло. Подал воды. Намочил полотенце, приложил к голове и, вздохнув, отошел к раскрытому окну. Закурил.

У Чугай глаза закрыты. Плечи конвульсивно вздрагивают, руки прижала к горлу — кажется, ей больно и все горит огнем.

Корзун тихо кашлянул, женщина открыла глаза, обвела взглядом комнату, как бы припоминая, где она и что произошло.

— Он? — шепотом спросил Корзун, держа в руках карточку.

Ирина вздрогнула, выходя из глубокой задумчивости. Утвердительно кивнула и одними губами прошептала:

— Да.

— Вы не бойтесь. Он далеко. Я один поеду к нему. Только очень прошу — никому ни слова. Даже Олесе.

Скоро он уже сидел в парикмахерской, рассматривая себя в зеркале. Устал. Под глазами синяки. Не выспался. И на висках предательское серебро. А в голове до сих пор гудит дизель: «Искра! Искра!»

— Может, немного смоем этот снежок? — предложил знакомый парикмахер, коснувшись гребешком седины. — Рановато, Иван Прокофьевич. Рановато. Неудобно. Такой молодой — и уже седой.

— Давай! Черт с ним! — махнул рукой, как шашкой, Корзун. — Только не переусердствуй…

Капитан встал с кресла и не узнал себя. Куда только подевалась усталость? И в голове перестало гудеть.

Дома он быстренько переоделся. Светлые габардиновые брюки, легкая шелковая тенниска, мягкие чешские сандалеты. Синий берет. И не скажешь, что приехал прямо из степи, намотавшись до чертиков. Пижон.

Корзун открыл небольшую шкатулку, спрятал пистолет и планшет с документами. Еще раз взглянул в зеркало, подмигнул себе и, легко шагая, спустился по лестнице. Здравствуй, море, и ты, славный город Новоград!

27

Марина прибежала на работу заплаканная, злая. Этого с ней никогда не бывало. Как ни расспрашивали подруги, как ни уговаривали — ничего не сказала.

Только просила не вмешиваться и подменить ее за прилавком. Так молча и ушла.

В скверике, перед шелковым комбинатом присела на лавочку за кустами. Вынула письмо, так взволновавшее ее. Почтальонша опустила его вместе с газетами. Марина подняла и, собираясь положить на кухонный стол, невольно подумала: «Опять Василия куда-то приглашают. Все его да его. А когда меня?» В груди что-то шевельнулось. Вспомнилось: с тех пор как вышла замуж, не получила ни одного письма… Марина взглянула на конверт и остолбенела. Там было выведено большими буквами: «Марине Евдокимовне Бурой». А в скобках: «Лично», и еще дважды подчеркнуто. Что за напасть? От кого? Вынула письмо, стала читать, перед глазами все заволокло туманом. И телевизор. И холодильник. И швейную машину. И белоснежные салфетки. И подушки на кровати и диване. Словно кто-то напустил в квартиру едкого дыма — и Марина задыхается, не знает, что предпринять. Спасать имущество или скорее бежать?

А может, там ничего страшного и нет? Прочитаю еще разик. И за кустами в скверике стала перечитывать письмо. Листочек из школьной тетрадки в клеточку. Числа нет. Буквы ровные, круглые. Аккуратно нанизаны, словно бусинки, а читаешь — змея шипит.

«Уважаемая Марина Евдокимовна! Я долго не хотела вам писать, но при одной мысли, что ваши дети могут остаться без отца, а вы без мужа, сердце мое обливается кровью. Муж обманывает вас и гуляет с Ольгой Чередник. За это его уже прорабатывали в бригаде, точно доказав, что он путается с Ольгой. Если не верите, спросите Олесю Тиховод, комсорга, или зайдите к Марчуку в отдел кадров. Ваш муж подал рапорт, просит перевести Ольгу на другую работу. Он больше не может быть с ней в одной бригаде. Шило вылезло из мешка. Об этом знают все, только вы, бедная, ничего не ведаете. Спасайте мужа и деток, пока не поздно, потому что эта развратница пустит вас по миру с сумой. Я не могу сейчас назвать себя, но пройдет время и вы сами в этом убедитесь, тогда я и объявлюсь. Если ваш Василий будет выкручиваться, спросите его, куда он бегал утром двадцать пятого мая. Не знаете? Тогда я вам скажу. Эта шлендра назначила ему рандеву у себя на квартире в доме одноглазого Павла Зарвы. Но это дело разнюхала Олеська Тиховод. А когда взялись за вашего мужа, ту потаскуху Олеська отослала на маяк. Бригадир только рот разинул. В комнате сидела вся бригада. Тут-то они дали ему жизни. А приказ о переводе вашей разлучницы на другую работу у Марчука забрали, отменили. Пустили, выходит, в курятник лису. Итак, берегитесь, Марина, не зевайте, а то поздно будет. Гоните ее, проклятую куртизанку. Ваша доброжелательница Р.».

— Ой, боже! — встрепенулась Марина и помчалась в здание дирекции, выходившее фасадом в садик. Пропуска в дирекцию не надо было, и она постучала в дверь, обитую железом. Из зарешеченного окошечка выглянул Марчук.

— А-а-а! Кого я вижу! Прошу, заходите, — пропел он, широко распахивая дверь.

Марчук не раз бывал у Марины дома, выпивал с ее мужем, советуясь и договариваясь, куда кого перевести, как заменить в бригаде одного другим? Этот Марчук знал все и многое мог сделать. Он всегда был ласков, вежлив с Мариной. Не раз хвалил ее за чистоту и порядок в доме, за хорошую закуску, вкусные пироги, виноградное домашнее вино, крепленное чистым спиртом. Солидный. На него можно положиться.

Марчук прочитал письмо, покраснел и вышел из-за стола, заваленного какими-то анкетами, папками и чистой бумагой.

— Да, — сказал Марчук. — Такой факт был. Рапорт Василий подавал. И приказ я подготовил. Но все поломалось. И собрание тоже было у одноглазого на квартире, но никого, кроме членов бригады, туда не пустили. Даже из отдела кадров. Это тоже факт. Просто не понимаю, Марина Евдокимовна, что их тянет к этой Ольге Чередник? Говорят, она мужа своего довела до белой горячки, потом выгнала. Сейчас ищет нового… И чего они ее держат?.. С такими работницами ни одна бригада не станет коммунистической…

Марчук стоял у окна, пускал дым кольцами и, казалось, разговаривал сам с собой. Он был одет в морской китель без погон и напоминал отполированный столб — так все на нем блестело.

— А мне? Что же мне делать? — стукнула ладонью по столу Марина. — Скажите!

— Я бы помог вам с дорогой душой, Марина Евдокимовна, расследовать это дело, но должен спешить в домик лесника. Новые кадры ткачей подбираю. Партийное поручение. И вообще, моя служба — кадры… Глядите сами. Подумайте: как женщине, вам виднее…

— Глядеть? На кого глядеть? — вскочила Марина.

— Вы же грамотная. В школе учились, — успокаивал Марчук. — И, верно, читали произведения такого писателя, как Нечуй-Левицкий. У него есть очень поучительная книжечка. Называется «Баба Параска и баба Палажка». Или ее продолжение, как сейчас говорится, вторая серия. И тоже веселое название: «Помогите бабе Палажке скоропостижно умереть…» Вещь! Пальчики оближешь… Вот и вся наука, Марина Евдокимовна…