Василий Кучер - Две жемчужные нити

• Название: Две жемчужные нити
• Автор: Василий Кучер
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1965

Василя Кучера, автора книг «Черноморцы», «Кармалюк», «Прощай, море», «Трудная любовь», вышедших в «Советском писателе», неизменно влекут море, люди, живущие у моря, связавшие с ним свои судьбы. Новый его роман «Две жемчужные нити», действие которого происходит в наши дни в черноморском портовом городе Новограде, посвящен молодежной бригаде ткачих, борющейся за право называться коммунистической.

Одна из сюжетных линий романа показывает сложную, полную борьбы и страданий судьбу украинской девушки Марты Тиховод, увезенной во время войны на чужбину.

Тонкий и четкий рисунок образов, противопоставление разных судеб и условий жизни у нас и за рубежом позволили автору создать выразительные человеческие характеры, широкое художественное полотно о людях труда и военных моряках.

---

Марина поцеловала мужа, посоветовала надеть новый костюм и зеленую шляпу. Нет. Он пойдет в рабочей одежде, как на смену. Машина есть машина, под нее надо лезть, чтобы постичь всю премудрость. И ушел, захватив пакетик с едой. Он ведь останется на вечернюю. Это не шутка, Марина, отсталую бригаду в передовые выводить, сделать ее коммунистической. Сама знаешь, какое у меня сборище богородиц. Одна Искра чего стоит. А Стася и Галя, а психованная Ольга Чередник? А комсорг Олеся, у которой семь пятниц на неделе? Попробуй с ними сладить. А надо. Попал между молотом и наковальней, выкручивайся, бригадир, не осрамись.

Марина сокрушенно вздыхала, бродила по квартире, не зная, как угодить мужу. Она не роптала, когда он, вернувшись с работы, валился как убитый и сразу же засыпал рядом с ней. Не ласкал ее по неделям. Может, разлюбил? Сплетничали люди об Ольге Чередник, да Марина верила мужу, а не людям. И все надеялась — вот выйдет бригада в передовые, тогда легче станет, они снова заживут как прежде.

Но почему она волнуется? Все пока хорошо. В окно виден Василий, идет он медленно, степенно. Гордись им, Марина. Не глупи! Легче будет жить на свете. Вот видишь, Василий словно почувствовал, что ты глядишь на него в окно, — оглянулся, приветливо помахал рукой и скрылся за углом. Принимайся и ты, женщина, за работу. До того как уйдешь в магазин, свари студень, напеки пирожков с творогом, наполни большую стопку. Как вернется с работы, на рассвете, ты и угостишь.

А Василий о Марине забыл тотчас, как скрылся за углом.

Перед глазами возникла Ольга Чередник. После размолвки в лесу она окончательно оттолкнула его. Сперва это злило Василия, потом стало раздражать. Он чувствовал, как напрягается каждый нерв. В его воображении вставало ее роскошное тело. Ольга была так покорна! Блуждающий взгляд, ненасытные губы. И вдруг все оборвалось. Заупрямилась она, словно ножом отрезала. И в другую бригаду не захотела перейти, чтобы удобнее было встречаться. Василий зверел.

Неужто станок с перерезанной пряжей не убедил ее, что все-таки надо немедля переходить в другую бригаду? Знает она или не знает, что готовится приказ о ее переводе на другую работу? Верно, знает. Иначе почему вдруг на людях стала так ласкова с ним, приветливо здоровается, как тогда, когда они скрывали свои отношения. А вчера вдруг сама заговорила:

— Не могу я больше без тебя. Ох, не могу! Приходи завтра утром.

— Куда? — удивленно спросил бригадир.

— Ко мне домой. Я буду ждать.

— А Искра? А Павел?

— Они идут в лес, навестить Ирину. Я одна дома останусь. Погляди на ворота. Там будет наш старый знак…

— Что принести?

— Ничего. Я сама приготовлю. И вино твое любимое. И закуску…

Все было как прежде, как в прекрасной волшебной сказке. Василий даже запел от радости. И полетел, как на крыльях, все время останавливая себя: «Не беги, дурак, а то люди уже оборачиваются. Иди медленно, как и надлежит помощнику мастера, бригадиру».

Он уже представлял себе, как берет Ольгу за руки, крепко обнимает. Потом в большом зеркале видит, как она раздевается. Он пьянеет, мигом теряет рассудок. Стоит ли жалеть о станке испорченной пряжи? И разве не стоит бороться за переход Ольги в другую бригаду? Стоит и еще раз стоит! Ради нее он бы и отца родного не пожалел!

Весело кричит чайка над маяком. А море и впрямь смеется, об этом он когда-то читал у Горького. Тогда не поверил, а сейчас сам видит: смеется. Как все меняется от настроения. Если так пойдет дальше — чего доброго, и эти мрачные горы улыбнутся ему. А почему бы и нет? Каждый человек ищет утешения и счастья. В таком деле бригада, даже самая передовая, самая коммунистическая, нуль без палочки. Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. Святой закон.

Закоулками, через проходные дворы, он вскоре добрался до знакомого дома, огляделся. У калитки на заборе висит мокрая белая тряпка — старый пароль: все в порядке. В крайнем окошке занавеска задернута до половины. Добрый старый знак. Василий прошмыгнул в калитку. Ни души. Как отлично все получилось. Без стука открыл дверь. Встал в сенях, прислушался. Тишина. Даже слышно, как стучат ходики в комнате девушек, где отдернута занавеска. А сердце неистово колотится. Верно, так бывает у вора, который крадется к чужому. Он подхватит ее на руки, понесет… А засов? Вот раззява. Он вернулся, задвинул засов, с облегчением вздохнул, словно гора с плеч свалилась.

Рванул нетерпеливо дверь, ведущую в комнату, и замер, чуть не упал. Покраснел так, что загорелись даже уши. А потом кровь отхлынула к ногам, и он побледнел, словно его осветили лампами дневного света.

В комнате сидела вся бригада. Искра в красном углу, как невеста. В глазах чертики. Рядом с ней Стася Богун и Галя Диденко. Смущенно глядят на него исподлобья. Светлана Козийчук уткнулась в книжку, притворяется, что читает, а сама в пол глядит, мимо книжки. Ольга глаза прячет. У края стола Ирина Чугай и рядом, словно ни к чему не причастная, Олеся. Увидев ее, Василий даже глазами захлопал. Ее-то он боялся больше всех. Не будь Олеси, все можно обернуть в шутку. Девушки нарядные, словно в театр собрались. Только он один в рабочем комбинезоне.

Василий снял кепку, отвел руку назад, чтобы прикрыть дверь. Но она сама хлопнула. Бурый оглянулся. На пороге, подпирая дверной косяк плечами, стояли Павел Зарва и Андрей Мороз. Вот это влип! Такого с ним не бывало. Выхода нет, надо покориться.

И он попробовал:

— Привет рабочему классу!

Не ответили. Только Искра кивнула головой или, может, знак какой подала. Павел Зарва выдвинул ногой табурет на середину комнаты, сказал:

— Садись, бригадир. В ногах правды нет…

— Садитесь и вы, ребята. Прошу, — снова хотел улыбнуться Василий. Но не вышло.

— Обойдемся. Мы на вахте, — буркнул Павел, расстегивая воротник, который вовсе не был тесен ему.

— А мы в лес не поехали… — как всегда, выскочила Искра.

— Я все видел, братцы! Вот и подумал: дай зайду, узнаю, что здесь происходит? Собирались — и не поехали. Я ходил к главному механику в бывшую тюрьму. Решил по дороге вас проведать, — как можно спокойнее сказал бригадир.

— Вот и хорошо. Ирина Анатольевна придумала несколько новых образцов ткани, хотела с нами посоветоваться. Пожалуйста, Ирина Анатольевна.

Ирина развернула рулон бумаги, пришпилила кнопками все листки в простенке между окон. Девушки отошли к двери и удивились. На стене висели яркие акварели со знакомыми пейзажами. Какие же это ткани? Это же Новоград. Его горы, леса. И море. Спокойное, задумчивое. И разное. Утром — чуть розовое, как самая дорогая жемчужина в ожерелье. Днем — ослепительное, как серебро. Вечером золотое, почти алое от зашедшего за горизонт солнца. Узкая полоска скал полуостровом врезается в море. Сады над водой. И лес, и маяк. И цветы на Могиле Неизвестного матроса. Во всем ощущается покой, прохлада, жизнь. Сады цветут. Клумбы. Цветок на белом подоконнике. И те букеты, что они приносили ей в палату…

— Ох ты! — громко вздохнула Искра. — Как здорово!

— И все живое, — откликнулась Светлана Козийчук. — Хоть надписей нет, а я узнаю знакомые места…

— Да, вещь! — важно заметил бригадир. — В музей надо, на выставку, чтобы все люди…

Олеся перебила его, не дала договорить, протянула руки к картине.

— Море! На море поглядите, девочки. Оно же дышит…

Павел и Андрей, не отходя от двери, удовлетворенно хмыкнули и закурили.

— Не хвалите меня очень, — попросила Ирина Чугай. — Это мои первые морские акварели. Ради них я и ехала сюда. Приглядитесь внимательно, они далеко не так совершенны, как кажутся. Первые мазки. То, что поразило глаз и сердце… Что помогло набросать контуры рисунков для будущих тканей… Вот они…

Ирина развернула еще рулон и под каждой картиной приколола рисунок будущей ткани. Ткачихи приблизились к стене, внимательно разглядывая узор. А парни продолжали стоять у двери, подпирая ее широкими плечами.

— Для такой работы, — объясняла Ирина Чугай, — художнику не нужен ни мольберт, ни полотно, ни рамы, ни набор кисточек — только обычная тетрадь, карандаш, иголка, ножницы. Да и профессия имеет свое наименование — десинатор. Слово это пришло из французского языка и означает «рисовальщик по ткани». Но не будь этих картинок с садами, цветами и морем, не было бы и рисунков для ткани. Одно рождает другое.

Дальше девушки все поняли сами. И художница замолчала. Они смотрели на рисунки, отходили к окну и снова подходили.

И впрямь новость! Они хорошо представляли себе все это уже нанесенным на ткань. Вот такая, с блестками, напоминает утреннюю росу. Серебристая с синеватым отливом — тихое, ласковое море, оно искрится, отливает ртутью, словно кто-то рассыпал ее по всему полотну. А блузочная — веселая, солнечная и вполне оправдывает свое название «Лесная поляна».

Особенно красивой казалась черная ткань с золотыми блестками. Художница назвала ее «Маяк».