Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

— Кто сказал, что я одинок? — помолчав, возвысил голос Чухломин. — Нет! Ошиблись! Меня не осиротишь! Со мной партия, народ, Советская власть.

Назарка глотал дым и молчал. За беленой дощатой перегородкой возились, шептались и потихоньку смеялись дети хозяйки-вдовы. Чухломин долго не мигая смотрел в окно на синее небо, испятнанное мелкими белыми кудряшками. Потом, не поворачивая головы, на ощупь отыскал в изголовье трубку, кисет и знаком попросил, чтобы Назарка запалил спичку.

— Скоро поправлюсь, Никифоров, — проговорил он. — Весна для нашего брата — самый вредный, каверзный период года. Хозяйка горячим топленым молоком поит. Кутаться потеплее заставляет... Что за книга у тебя? — поинтересовался Чухломин.

— Петр Маркович, непонятно нам. — Назарка придвинулся ближе к председателю и протянул ему сочинения Шелгунова. — Как по-вашему, можно такое с комсомольцами в кружке учить? Тут о положении рабочего класса в государствах Англия и Франция.

Чухломин взял книгу, перебрал несколько страниц и громко, внятно прочел:

— «Вообще говоря, рабочий — современный раб того, на кого он работает. Раб в такой степени, что он ценится и продается, как товар, и, как товар, поднимается и падает в цене. Поднимается запрос на рабочих — поднимается и цена на них. Падает запрос — падает цена. Если же запрос так мал, что часть рабочих остается без дела и залеживается, то и лежит он, как товар без сбыта... А как одним лежаньем существовать невозможно, то им и нет другого выхода, кроме голодной смерти...» Для буржуазных стран и для старой России совершенно правильно! Твой отец тоже ведь был самым настоящим рабом — хамначитом! — сказал Чухломин и вернул Назарке книгу. Подумал, плавно покачиваясь всем телом, и решил: — Вообще-то можно. Только сначала сам разберись, что к чему, не то запутаешься и ребятам мозги затемнишь.

Назарка встал. Не меняя положения, Чухломин кивнул ему и вдруг улыбнулся по-детски застенчиво и растерянно.

— Ты, Никифоров, забудь! Забудь! Подпустил к себе слабину, вот оно и прорвалось наружу! — извиняющимся тоном говорил он и доверчиво поглядывал на Назарку. Выставил перед собой костлявую руку. На тонких длинных пальцах утолщения в суставах напоминали узлы. — Много я этой рукой колчаковских да прочих срубил! А и мне черед наступает. И не вражеская пуля или шашка сбили меня — болезнь скрутила!.. После обеда на работе буду. Чувствую себя вроде бы ничего, терпимо.

По реке плыли уже разрозненные льдины. Между ними мутная взбаламученная вода казалась расплавленным свинцом. Солнце склонилось к закату и перекинуло через реку зыбкие, колыхающиеся понтоны — тени от прибрежных скал. Вода уже шла на убыль. Высший уровень ее в прибрежных тальниках был отмечен травинками, щепками, корьем и прочим мусором, нацеплявшимся на ветви.

Назарка придержал шаг, любуясь открывшимся перед ним видом. Постоял, посмотрел, рассеянно отвечая на приветствия знакомых, и медленно пошел дальше. У ворот его нагнал запыхавшийся председатель Чека, дружески хлопнул по плечу. По виду его Назарка сразу определил, что Чухломин получил какую-то приятную весть.

— Как полагаешь, Никифоров, где отряд Фролова?— не тая радости, спросил Петр Маркович.

— Ну! Едут? Где они?.. Да говорите скорей! — нетерпеливо выкрикнул Назарка, грудью наступая на Чухломина, схватил его за локти и привлек к себе: — Ну, чего вы?..

— Пойдем в кабинет, там и выложу тебе все! — посмеиваясь и подкручивая усы, ответил председатель и первым вошел в караулку.

В комнате Чухломин не спеша, словно испытывая Назаркино терпенье, снял шинель и повесил ее на гвоздь. Кинул на подоконник фуражку с коротким выгнутым лакированным козырьком. Назарка тоже разделся, одернул гимнастерку и поправил ремень.

— С нарочным пакет поступил, — сообщил Чухломин, расчесывая жидкие волосы половиной женского гребешка. — Твои на днях здесь будут. До самого Охотского моря дошли.

— Все живы? Пишут, нет? — обеспокоенно перебил его Назарка.

— Восьмерых похоронили, — понизил голос Чухломин. — Двенадцать ранено, один — тяжело.

— Кого убили?

— Не писал Фролов.

Потирая ладонь о ладонь с такой силой, что кожа белела полосами, Назарка ходил по кабинету, как слепой натыкаясь на стулья.

— Белобандитский отряд полностью не уничтожен, рассеялся по тайге. Большая группа во главе с Павлом Цыпуновым сумела замести следы. Это худо! Есть предположение: Цыпунов повернул в родные места... Наши захватили с десяток пленных. Восемнадцать бандитов постреляли в стычках. Захватили два пулемета. Жаль, самого главного, самого заядлого не ликвидировали. Он вроде ртути. Пока вождя не обезвредим, бандитизм будет продолжаться. Схватим его — наступят спокойствие и мир... Да, вот еще что, Никифоров. — Чухломин подошел вплотную к Назарке, повертел пуговицу на кармане его гимнастерки. — Поедешь навстречу отряду. Дожидайся своих на Хамагаттинском спуске. Видишь, какая дурная вода! Заранее подготовь лодки, помоги им без лишних хлопот переправиться. Потом отбери нескольких красноармейцев, и верхами разведайте дорогу в направлении Томтора. Из наслега сообщение поступило: недавно там в активиста стреляли. Проверь!

— Слушаю, товарищ председатель Чека!.. Когда выезжать?

— Чем скорее, тем лучше.

— Я уже готов!

— Действуй, действуй! — Чухломин легонько хлопнул Назарку по спине, подумал и снял с себя маузер в деревянной кобуре. — Возьми, Никифоров! Карабин тоже прихвати... Вообще-то в окрестностях спокойно, но, неровен час, наткнешься на недобитышей... Ну, в добрый путь! — Пряча глаза, Чухломин порывисто обнял Назарку и подтолкнул его к выходу.

Прежде всего Назарка навестил Синицына. Поприветствовав секретаря ячейки поднятой кверху рукой, Назарка с порога возвестил:

— Занятия в кружке надо отменить!

— Почему? — вскинул на него глаза Христофор и нахмурился. — Вилять начинаешь... С Чухломиным я же договорился!

— Не сердись, секретарь! — с улыбкой заметил Назарка и протянул ему сочинения Шелгунова. — Срочно уезжаю!

Часа через три, когда светозарная северная ночь ненадолго угомонила непоседливое пернатое царство, Назарка верхом на широкогрудом коренастом жеребце выехал на мыс. За плечами путника тускло поблескивал вороненый ствол карабина. Сбоку, на широком ремне, — маузер. Назарка придержал лошадь и по сносно натоптанной тропинке спустился с приречного взлобка к берегу. Слабо прохрустели вдавливаемые в податливый песок зеленые хвощи. Потом кованые копыта, высекая искры, звонко ударили по обкатанной гальке.

У кромки воды сплошной, непреодолимой преградой тянулся навороченный в диком беспорядке лед. Перламутром отливали сбегающие с него жгутики воды. От ледяного хаоса наносило холодом. Назарка поежился и поднял воротник тужурки. Пустил жеребца хлынцой — неторопкой развалистой рысью.

Картинно, красочно рисуя в воображении встречу с друзьями — объятия, возгласы радости, улыбки, Назарка широко ухмылялся, качал головой и в нетерпении принимался колотить пятками по вздутым лошадиным бокам.

— Хат!.. Хат!.. — покрикивал он и дергал за повод.

В ответ на понуканья жеребец встряхивал головой, прял ушами, фыркал, но шагу не прибавлял. А Назарку одолевало нетерпение: скорей бы, скорей бы!.. Вот он представил себе спокойного, уравновешенного Коломейцева и тихонько засмеялся. А высокий костлявый Кеша-Кешич... Сколько будет суеты!

После нескольких безуспешных попыток Назарка убедился, что никакими понуканьями жеребца бежать не заставишь, и бросил поводья. Склонившись, насколько это было возможно, к седлу, чтобы ветер не раздувал махорку, он принялся крутить самовертку. Жеребец почувствовал свободу и перестал мотать головой. Не замедляя своей неторопкой рыси, он ловко хватал с обочин траву, росшую пучками среди галечника.

Через несколько никем не меренных верст дорога круто вильнула в сторону от реки. Ее тотчас плотно стиснула веселая разноголосая тайга. Великаны-лиственницы стояли, точно окутанные прозрачной зеленой дымкой, — стройные и торжественные. По вершинам деревьев, осторожно раскачивая их, разгуливал ветерок, и лес полнился умиротворенным перекатистым шумом. Он напоминал затихающее после бури волнение на реке. Синичка задорно цвинькала и деловито, по-хозяйски обследовала ветви. Издалека подавала свой глуховатый тоскующий голос кукушка-бездомница.

Жеребец вдруг с храпом мотнулся в сторону, и размечтавшийся Назарка чуть не полетел с седла. Из-под копыт лошади взвилась крупная пестрая птица — копалуха-глухарка.

— Ишь, нашла место для гнезда! — беззлобно проворчал Назарка, разглядев у валежины белые яйца.

В тайге уже по-летнему было тепло и душисто. Пряно пахло разогретой смолой, багульником и одуванчиками. Над ухом нудно, раздражающе ныли первые комары, злые и голодные. Назарка машинально отмахивался от них рукой. Потом сломил подвернувшуюся еловую ветвь...