Франсиско Сача - Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей

• Название: Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей
• Автор: Франсиско Сача
• Издательство: Текст
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0873-6

В книгу вошли рассказы писателей, получивших главные литературные премии Кубы — имени Алехо Карпентьера и Хулио Кортасара. Десять историй интересны тем, что написаны в иной, отличающейся от русской или европейской, литературной манере. Собранные вместе, эти рассказы — непохожие друг на друга стилем, сюжетом, тоном повествования — образуют единое целое и словно ведут между собой живой диалог, в котором лукавый и горячий, под стать кубинскому темпераменту, юмор встречается с терпкой горечью трагизма, а жизнь предстает клубком странных и необъяснимых событий.

---

До этой секунды Анри де Сад смеялся над тем, что, сама того не сознавая, читала вслух Роза Келлер; но вдруг он перестал хохотать и, когда поэт зазевался, покинул зал и вернулся домой. Отсутствие одного из четырех предполагаемых Анри де Садов тут же было замечено. Роза Келлер сочла это отступление неопровержимым доказательством вины. Она прервала чтение, извинилась перед аудиторией и поспешила вслед за тем, кто шагал широкими шагами, стараясь оторваться от преследования. В эту ночь не произошло ничего, кроме погони и слежки. Предполагаемый Анри де Сад, осознав, что его положение критическое, крепко закрыл двери и окна и заперся в спальне на все замки. Ближе к полудню, не сумев проникнуть в дом. Роза Келлер вернулась в хижину на болота.

Бывают рощи, где промозглый воздух словно напрашивается на преступление. Розе Келлер понравилась эта мысль, и всю ночь она не могла сомкнуть глаз. Вспоминала, как подозреваемый Анри де Сад углубился в небольшой лес, а затем вошел в дом. Это было отличное убежище для беглеца, дом на отшибе, вроде ее хижины среди болот. Там-то она его и дождется, спрятавшись за стволами деревьев или на ветках с самой пышной листвой, чтобы в точно рассчитанный момент броситься на добычу и расправиться с ней. Недолго думая (если двенадцать часов — это недолго), она отправилась на поиски предполагаемого Анри де Сада.

Ее жертва спала в тени на циновке. Полураздетый, он обмахивался рукой — шевелил ею в воздухе машинально, бессознательно. Он вел себя, как сомнамбула, храпел, как свинья (а храпят ли свиньи?), из его рта на циновку падала слюна, а птицы испражнялись ему в рот и на брюхо. Роза Келлер, проскользнув через сорняки, с ловкостью белки вскарабкалась на дерево, ветки которого простирались над жертвой.

Оказавшись прямо над Анри де Садом — а он ли это был? — она соскочила и села ему на живот. Жертва проснулась, изумилась и, еле дыша, спросила у нее с почти ребяческой наивностью: «Кто ты? Зачем ты это делаешь?» Роза Келлер не собиралась отвечать на эти вопросы. Она поспешила вытащить перочинный нож: «Это ты Анри де Сад?» Но жертва, дрожа и умоляя, только пыталась позвать на помощь и просила: «Не убивай меня!» — «Ты — Анри де Сад?» — снова спросила Роза Келлер и, не дожидаясь ответа, сделала надрез в груди Анри де Сада, если то был он. «Не убивай! Пожалуйста, не убивай меня! Я не Анри де Сад! Анри де Сад прячется в предместьях!» Роза Келлер раздосадованно всадила нож дважды, а затем в третий раз в брюхо Анри де Сада, если то был он. «Пожалуйста, пожалуйста!» — завопил он, точно дурачок, засучил ногами, попытался защищаться, заплакал, беспомощно завыл, пока его не утихомирил обморок (или смерть).

Шли месяцы. Роза Келлер поняла, что больше не может метаться из города в предместья, из предместий — в город, из города — на остров. Если, сцапав жертву в Париже, она и спрашивала о местопребывании Анри де Сада, ей отвечали, что он в какой-нибудь деревне в Бретани; если жертва была из деревни, то уверяла, что Анри де Сад скрывается в Париже. Роза Келлер чуть ли не плакала и даже вздумала забросить охоту на де Сада и всецело посвятить себя поэзии. Только тот факт, что она сократила число подозреваемых с четырех до трех, воодушевлял ее на продолжение жуткой затеи.

На следующий день она снова устроила чтения. Собрались все те же слушатели, пришли даже подозреваемые, в том числе тот, кого она пырнула ножом, — он чудом выжил. Очевидно, раны были неглубокие, и теперь он сидел здесь как ни в чем не бывало; более того, он даже не догадывался, кто перед ним в обличье переодетого поэта, и даже рукоплескал стихам, искаженным паралексией. Роза Келлер поняла, что обозналась, и осознала, что раненый — вовсе не тот, кто давеча выбежал из этого зала. Настоящий Анри де Сад сидел как ни в чем не бывало рядом с ложным Анри де Садом; правда — определенно неспроста — прикрывая свое лицо журналом. Роза Келлер вновь прервала чтение и погналась за Анри де Садом, бежала за ним по улицам, переулкам и закоулкам, прочесывала проезды и развалины, кусты и общественные бани. Увязывалась за всяким, кто держал в руке журнал или газету, заглядывала в канализационные люки и на помойки, но так никаких следов и не нашла. Анри де Сад улизнул опять.

Шли дни, месяцы, годы, а Роза Келлер снова и снова прерывала чтения каждый раз, когда Анри де Сад решал сбежать. Почему же Роза Келлер не устраивала фальшивые чтения, чтобы перехватить Анри де Сада у входа в зал? Зачем она растянула игру на столь долгий срок? Она устала. Больше не находила смысла в том, чтобы жить ради погони за Анри де Садами по всему Парижу. Но почему же, почему? Она ощутила страх. До нее дошло, что Анри де Сад — существо-оборотень, квинтэссенция всех зол и только силой и хитростью его не возьмешь. Анри де Сад, как и Роза Келлер, представлял собой существо, которое постоянно меняло облик и было неуловимо.

Она решила устроить последние чтения. В тот день утренние сумерки так до конца и не рассеялись, над городом нависли тучи. Роза Келлер разложила на столе бумаги. Шум дождя удачно сочетался со строками, которые ей захотелось прочесть на прощанье. Она решила больше не совершать преступлений или, как минимум, совершать реже, вести затворническую жизнь в хижине на островке или, что даже лучше, покинуть Париж, уехать на Багамы. В ее голосе, почти охрипшем, чувствовалась усталость. В середине вечера Анри де Сад молча выскользнул из зала, но Роза Келлер не прервала чтение, а продолжала смешить публику. Конец близился. За шаг до того, как рухнуть в водоворот пучины под дождем, среди раскатов грома, Роза Келлер излила из своих уст потоки газообразного многословия. Дочитав последнее стихотворение, она встала, не дожидаясь аплодисментов, и, глядя себе под ноги, двинулась по боковому проходу в поисках выхода. Публика рукоплескала все громче, аплодисменты перерастали в овацию. Роза Келлер вышла на улицу. Медленно побрела куда-то, раскрыв зонт. Анри де Сад, стоя на углу, жестами манил ее за собой. Розе Келлер не хотелось возобновлять погоню: она определенно устала, очень устала, возможно, потому, что почувствовала: все, что ее окружает, — сплошные тенета гнусностей, а следовательно, ее новая жизнь — напрасная, неуклюжая, старомодная суета. И она ушла, под дождем, в одиночку, безутешная, искать в мутных водах устья избавление в смерти[6].

Рауль Агиар Великие призраки © Перевод Ю. Грейдинг

Долго еще придется ждать Лесаму Лиму и Чинолопе?

Собственно, это и был ответ. Вы сидели на скамейке на Пласа де Армас, лицом к садам и памятнику Се́спедесу, спиной к дворцу Капитан-генералов, рассматривали эти кафешки — такие старые, что заслуживали герба и швейцара в ливрее, — воробьев, клевавших крошки, которые щедро разбрасывали им завсегдатаи ресторана, и вам начинало нравиться, что вы как в колодец свалились на этот остров, остров-туннель, где были всего лишь еще одним персонажем, немного странным, но ничего особенного, где вы счастливы гулять по улицам вместе с замечательными друзьями — Ретамаром, Лисандро или даже с самим Лесамой, этим грозным, таким неторопливым вулканом слов, можно присесть в парке, и не надо раздавать автографы, прятаться за темными очками, можно просто быть, просто сказать, который час, или ответить на приветствие, как знакомому, чувствовать себя как дома в этом январе, похожем на парижское лето, за океан от всех издателей, журналистов и надоедливых фанатов, как раз в самой точке зарождения новых судеб, на Кубе, и вы не знаете, что ты в это время подходишь по улице Обиспо, отдаваясь ритмам и звукам старого города, пытаясь скрыть от людей, что ты так плакала, что так тяжело на душе и все, чего ты хочешь, — небольшого чуда, слова утешения. Вон там старик пытается продать туристам монеты с Че Геварой, а они, смеясь, отказываются, а потом замечают тебя, ощупывают глазами, но им не понять, что сегодня внутри тебя — пустота, тебе уже невозможно вернуться назад, необратимое время бежит, ты думаешь, что было бы гораздо лучше вслушаться в отголоски и отзвуки, будто ты оживающий феникс, чем в слезах вспоминать, что случилось всего несколько часов тому назад, тогда после дозы ты ничего не чувствовала, а они просто использовали тебя, как тряпичную куклу, и даже не заплатили.

Теперь ты подходишь ко дворцу, пересекаешь улицу, идешь, опустив голову, на Пласа де Армас, не замечая вас, сидящего на мраморной скамье парка, читающего толстую умную книгу и тоже не замечающего тебя. Садишься рядом с ним, и вы отрываетесь от чтения, чтобы украдкой взглянуть на нее и увидеть ее глаза с потеками туши. По выражению лица вы поняли — она так одинока, что напомнила вам заброшенного зверька, вы хотели бы задать вопрос, но знаете, что собеседник из вас неважный, и возвращаетесь к чтению, но слишком нависло молчание вокруг, думаете, что не стоит ходить по жизни на цыпочках, прячась или уткнувшись в самого себя, аргентинцы всегда выпускают когти или тычут пальцем в недостатки, а в конце концов понимаешь, что такая поза ни к чему не ведет, к чему пустые слова на планете, где все дышат одним воздухом, совершают те же ошибки, а в конце все мы оказываемся перед тем блюдом, которое пусть подадут попозже (и чем позже, тем лучше), эта девушка, похоже, едва жива, на ней явный след беды, она не знает, как жить дальше.