Аполлон Коринфский - Народная Русь

• Название: Народная Русь
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5—88590—309—3.

Новая серия «Русичи» включает в себя труды дореволюционных и современных исследователей и ученых, занимающихся вопросами культуры, этнографии, истории России, русского фольклора, быта и обрядов. Ее открывает работа А. А. Коринфского «Народная Русь», впервые изданная в 1901 году в Москве, когда-то широко известная, но незаслуженно забытая в родном отечестве на многие десятилетия и, наконец, снова увидевшая свет. Богатый фактический материал, любовь к земле русской, к простому народу, к родному языку — все это не оставит читателя равнодушным.

---

Как, по народному же слову, дыма без огня не бывает на свете белом, — так и дети не сделаются для своих отца-матери «бедками» безо всякой причины. По большей части корень этой-последней скрывается в самих огорчаемых своим потомством людях. По крайней мере, таков взгляд на дело у стоокой народной мудрости. «Каковы батьки-матки — таковы и дитятки!», «Яблочко от яблони недалеко падает!», «Умел дите родить, умей и научить!», «Дитятко, что тесто — как замесил, так и выросло!», «Из ребенка, как из воска — что хочешь, то и лепи!»… Много можно было бы припомнить подобных только что приведенным изречений, и все они сводятся к такому заключающему-замыкающему их пестроцветную цепь звену, как: «Не тот отец-мать, кто родил, а тот — кто вспоил, вскормил да добру научил!» Твердо помятует честной деревенский люд эти слова, хотя любой отец готов возразить на них поговоркой — пословицею — «Глупому сыну и умный отец разума не пришьет.» — или: «В худом сыне и отец не волен: его крести, а он — пусти!»

Родятся дети, по образному меткому народному слову — как грибы («от сырости»), растут — как «пшеничное тесто на опаре». Хоть и беден-беден иной отец, а все на тесноту от ребят редкий станет жаловаться, — словно памятуя заветное словцо дедов-прадедов, сказавших, что «много» детей бывает, а «л и ш н и х никому Бог не пошлет». Худы ли, хороши ли — все свои дети. «Который палец ни укуси — все больно!» — применяется к этому понятию наш детолюбивый народ. «И змея своих змеят не ест!», «Огонь — горячо, дитя — бо-лячо!», «У княгини — княжата, у кошки — котята!», «Свое дитя — и горбато, да мило!», «Дитятко криво, а отцу с матерью — мило!», «На чужой горбок не насмеюся, на свой — не нагляжуся!», «Свой дурак дороже чужого умника!» — продолжают развивать эту основную мысль деревенские краснословы.

Видя в сыновьях своих богоданных кормильцев (на старость лет), держащийся за землю хлебороб сложил, пустил гулять по неоглядной народной Руси такие ходячие слова, как: «Сынок-сосунок — не век сосун: через год — стригун, через два — бегун, через три — игрун, а затем — и в хомут!» В этой поговорке отразилась, как в зеркале, вся кратковременность крестьянского «утра жизни» — игривого, расцвеченного зорями счастливой беззаботности детства: чуть только начнет выравниваться мальчишка, не успеет еще ни наиграться, ни набегаться, — как за бороною по отцовской пашне ходит, сивку- бурку погоняет, вспоминаючи «вещаго каурку» бабушкиных сказок, еще звучащих в ушах. «Сына расти — кормилица вырастишь!», «Работные сыновья — отцу хлебы!», «Корми сына до поры, придет пора: сын тебя прокормит!» — слово за словом роняет по своей путине посельщина-деревенщина, до красного словца — как до сытного хлеба — охочая. Завещает она детям-внукам-правнукам помнить хлеб-соль родителей-дедов-прадедов: «Не оставляй матери-отца (говорит она) — и Бог тебя не оставит до конца!», «Отца-мать не накормил — сам себя на голод навел!» и т. д.

Хотя и зовет народ-пахарь всех вообще деток «благословением Божиим», но к будущим пахотникам относится с большей приветливостью, чем к жницам. «Сын — домашний гость, а дочь — в люди пойдет!» — говорит он, встречая весть о приращении чьей-либо семьи, все равно — своей или соседской: «Дочь — чужое сокровище: холь да корми, учи да стереги, а все — в люди отдашь!» — вырисовывается в этих и им подобных поговорках все тот же труженик-скопидом, хозяйственный человек, каким является русский деревенский люд в своих красных образностью, ярких меткостью сказаниях — о хлебе насущном, достающемуся ему путем «страдного» труда.

Знает отец-крестьянин, что не станет баловать жизнь его родившихся на крестьянствование деток, почему и закаляет их сызмала, подготовляя ко всевозможным лишениям, приучая к тяготам всяким. «Из набалованных деток добра не будет!» — изрекает строгий приговор «матушкиным сынкам-запазушникам» суровый деревенский опыт. «Засиженное яйцо — всегда болтун, занянченный сынок — всегда шатун!», «Что мать в голову баловством вобьет, того отец и кулаком не выбьет!» Но еще более сурово звучат такие, точно сложившиеся по «Домострою», пословицы, как: «Наказуй детей в юности, успокоют тя на старости!», «За битого — двух небитых дают!», «Корми сытным кусочком, учи — крепким дубком!», «Не станешь учить, когда поперек лавки ложится — во всю вытянется, не выучишь!», «Учи сына жезлом, в разум войдет — не попомнит отца злом!» и т. п.

Хотя, по пословице, родительское-отцовское словцо не мимо молвится, — но и мать на ветер тоже не скажет о своих детках-малолетках. Сердце материнское жалостливо; недаром отец зовется «грозным батюшкой», а ее народное песенное слово иначе — как «родимой матушкою» — никогда и не величает. «Птица радуется весне, а мать — деткам», «У кого есть матка — у того и головка гладка!», «Нет лучше-милей дружка — как родная матушка!», «Мать праведна — ограда каменна!», «Мать о детях днем печальница, в ночь ночная бого-молица!», «Кому и пожалеть деток — как не родной матушке!» Народ наш относится к матери с таким любовным чувством, так высоко возносит понятие о ней, что, по его словам — нет на свете дороже сокровища (богаче богачества) — как материнское благословение, а молитва ее — «со дна моря поднимает». Нет горше материнской печали о своих детях: «до веку» ее слезы о них. Если и принимается она, по суровому примеру отца, «учить» своих малолеток, то, — гласит простодушная мудрость, — даже ее побои «не долго болят». По словам старинных поговорок: «Родная мать и высоко замахнется, да не больно бьет!», «Своя матка и бьет, да не пробьет, а чужая, гладя (лаская), прогладит («и гладит — так бьет» — по иному разносказу)!», «И побои — не в побои, коль от матушки родной!»

О сиротах-малолетках молвятся в народной Руси свои особые слова-присловья. «Без отца — полсироты, а без матери — вся сирота!» — гласит окрыленное житейской правдой слово. «И пчелки без матки — пропащие детки!» — добавляет оно, продолжая: «При солнышке тепло, при матери — добро!», «Все живучи найдешь, а второй матери не сыщешь!» и т. д. Тяжелым-тяжело житье сиротское, — недаром сложилось такое сопоставление, как: «В сиротстве жить — день-деньской слезы лить!» Но исстари веков слыл сердобольным русский хлебороб: сироту пристроить — для него самое богоугодное дело. Потому-то и говорится на Руси, что — «За сиротою — сам Бог с кали-тою!», «Дал Господь сиротинке роток — даст и хлеба кусок!», «Для сиротинки — нет чужбинки!», «Идет сирота — распахни ворота!», «Не накормишь, не пригреешь сироту — свои детки сиротами жизнь проживут!», «Сиротскую обиду Бог отплатит сторицей!».

Приметы старых, перешедших поле жизни, людей сулят счастье каждому тому сыну, который уродился обликом «в матушку родимую»; та дочь счастлива, по их словам, которая похожа на отца. Тот ребенок выйдет-вырастет красивее, нося которого под сердцем, мать чаще смотрела на месяц, чем на солнце. Рождение ребенка окружается в крестьянском быту целым частоколом примет, но не меньше их приурочено ко «вторым родинам» — крестинам. Так, если воск с закатанными в него постриженными волосками ребенка потонет в купели, — это сулит очень мало добра для крещаемого: скорее всего — смерть. Чтобы легче жилось ребенку на свете — советуется ставить на окно чашку с водою, когда понесут его крестить. «По воду для крещения ходи без коромысла, — нето крестник горбатый будет (один горб только и наживет» — по иному разносказу)!» — Если священник даст крещаемому имя преподобного, это обещает ему счастливую жизнь; а если имя мученика, — и жизнь сойдет на одно сплошное мученье. Если новорожденного примет бабка-повитуха на отцовскую рубаху — отец крепко любить станет; если после этого положить ребенка на косматый бараний тулуп, — ожидает его богатство. Если крестильную рубашку первенца-ребенка надевать потом на всех других детей, — будет между ними всегда совет да любовь, а раздор к ним не подступится вовек. Чтобы мальчик был большого роста, одни опытные бабки поднимают его на крестильном столованье-пированье к потолку над головою, другие же — не менее опытные в таком деле — выплескивают для этого к потолку рюмку вина. Есть такие незадачливые люди, у кого дети хоть и родятся, да не живут («не жильцы на белом свете»). Чтобы избавиться от этого горя-злосчастья («На рать сена не накосишься, на смерть ребят не нарожаешься!», «Чем детей терять — лучше б не рожать!»), — надо, по словам приметливых кумовей, брать кумом первого встречного (даже и незнакомого, если согласится). Был еще способ избавиться от такой напасти: продеть новорожденного (до крестин) три раза в лошадиный хомут, — но в силу этого способа не верят теперь и самые доверчивые к старине люди. Если кто хочет, чтобы ребенок раньше принялся ходить — надо провести его за руки по голому полу во время пасхальной заутрени; чтобы сон младенца был спокойнее — не нужно только ничего вешать на колыбельный очеп; чтобы «не обменил ребенка нечистый» (бывает, говорят, и такая беда!), советуется класть ему в головы «веник с первой бани», которым выпарят родильницу. Никому не позволяют знающие-помнящие приметы родители хвалить ребенка в глаза, — «Не дай Бог на недобрый глаз натолкнуться!» — говорят они: «Как раз сглазит, несчастным на весь век не сделает, так на болесть лихую наведет!» Чтобы не вырос ребенок «левшой», советуют не класть его спать на левый бок; чтобы отвести от него всякие «призоры», моют его в первой бане водой, забеленною молоком. Мало ли и других примет ходит по народной Руси о детях и детстве! Есть даже (в Пудожском уезде Олонецкой губернии) и такая, что — если станут позволять ребенку «лизать рогатку», — то ему никогда грамоте не выучиться. Не может быть и сомнения в том, что это — поверье недавних дней, когда в народе пробудилось уже сознание той истины, что: «Грамота — второй язык!», «Ученье — свет, неученье — тьма».