Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Даже карикатура Литтона Страчи, на которой генерал изображен, как опьяненный Богом шарлатан с Библией в одной руке и бутылкой бренди в другой, не могла скрыть смелость и рыцарский характер. Уолсли говорил, что он сам «недостоин даже чистить пояс Гордона»[1044].

Когда дервиши окружили город и стали давить, Гордон использовал все свои резервы. Он устраивал мощные вылазки, превратил пароходы в военные корабли, на которых, словно оспины, остались следы от пуль. Воняло от судов, словно от баржей.

Гордон печатал собственные деньги. Он подбадривал дезертиров, давал каждому по доллару и показывал им их «черные измазанные лица» в зеркале. Генерал вдохновлял защитников харизматичным взглядом. Говорили, что его голос звенит, словно золотой бирманский колокол. Его личность, как казалось, светилась красотой божественности.

Гордон соответствовал Махди в претензиях на божественную поддержку своих целей. Христианский генерал говорил, что является всего лишь стамеской в руках Плотника. Он нашел и светскую поддержку, общаясь с прессой. Франк Пауэр, корреспондент «Тайме» в Хартуме, отправлял домой телеграммы, которые разожгли народное воображение и помогли сделать империализм главной темой его газеты на протяжении полувека.

К весне 1884 г. правительство столкнулось с растущим давлением. Требовали помочь Гордону, а это вызывало раздражение Гладстона. Он считал, что непокорный генерал, джинн из бутылки, пытается заставить Британию аннексировать Судан.

Премьер-министр сопротивлялся, используя свое несравненное умение затягивать дела и увиливать. Он заявлял, что Гордон не окружен, просто вокруг него находятся вражеские силы.

Почитатели генерала проводили массовые митинги, молились, собирали средства и даже предлагали отправить частную армию из охотников на крупную дичь, финансируемую баронессой Бурдетт-Коутс. Они заодно шипели на «великого старца» на улицах и отправляли ему белые перья на открытках, известных как «примулы Гладстона».

Судя по памфлету под названием «История упадка и разрушения Британской империи», якобы написанному Эдвардом Гиббоном из Окленда в 1984 г., «фатальная лень и инертность» Гладстона начали «закат того, что когда-то было сливками наций». (Другими причинами загнивания являлись восстание сипаев, европейская агрессия, освобождение Ирландии Америкой, сдержанность и умеренность, спиритуализм, Армия спасения, прекращение порки в армии, полная выработка угольных шахт, а также ледниковый период, вызванный изменением течения Гольфстрима. Поэтому древний центр империи стал местом проживания белых медведей. Асам «новый Гиббон» получил вдохновение на написание элегии, размышляя на руинах собора Святого Павла и «сломанной арке Лондонского моста»)[1045].

В конце концов, чтобы вернуться из футуристической фантазии, королева Виктория и лорд Хартингтон запротестовали, а премьер-министр капитулировал. Он согласился отправить «экспедицию для спасения Гордона», которую неизбежно возглавил Уолсли. Тот, ради кого это затевалось, оглядывал пустыню из подзорной трубы стоимостью 5 фунтов стерлингов, которую установил на крыше своего дворца в Хартуме. Он отверг название экспедиции, ведь ее целью должно быть не его спасение, а «спасение нашей национальной чести»[1046].

Это эхом повторяли на родине, потому что люди думали именно так. Суданская кампания стала одним из эпосов империи — очень трогательным, поскольку закончилась трагедией. Как и обычно, подготовка Уолсли была тщательной. Но обстоятельства сложились так, что дело обернулось против него. Было построено восемьсот открытых судов, которые называли «китобойными», для транспортировки 15 000 его солдат вверх по Нилу. Они оказались крепкими и маневренными в руках канадских проводников-лодочников и аборигенов Западной Африки, которых наняли, чтобы ими управлять. Но их выступление из Ассиута отложили, потому что полный, пьющий шипучие напитки, красный как рак начальник штаба генерал сэр Редверс Буллер не заказал достаточно угля для пароходов, которые тащили их на буксире вверх по реке. Пороги тоже оказались серьезным препятствием, хотя суда были достаточно легкими, чтобы их переправили волоком вокруг самых сложных из них.

Как говорили, иногда суда везли членов экспедиции, а иногда члены экспедиции несли суда. Уолсли обустроил базу под тентами У Вади-Хальфы, которая стала известна среди солдат, как «кровавая половина пути».

«Солдаты, моряки, чернокожие и желтокожие, лошади, верблюды, паровые двигатели, начальники отделов, кучи еды и фуража, корреспонденты газет, больные, арабы и генералы. Казалось, все они собраны вместе, словно на товарной станции какого-то Лондонского вокзала. Пару батальонов пехоты, Военное министерство, значительную часть арсенала Вулвича хорошо потрясли, соединили вместе, а потом бросили вперед в пустыню»[1047]. Там было так жарко и насекомые так мучили, что Уолсли посчитал, будто Вади-Хальфа дает представление о том, что такое Гадес.

Как только стало возможным, он отправил вперед головной отряд «войск на верблюдах». Зрелище впечатляло. Люди были в белых шлемах, красных джемперах из саржи, брюках цвета охры и синих обмотках для ног. Но английские солдаты, которые относились к коню, как к джентльмену, смотрели на верблюда, словно на кабана — «дьявольского коня»[1048]. Более того, верблюды — угрюмые, упрямые и непокорные животные, издающие странные стоны и жуткие запахи. Они оказались кем угодно, но только не неразрушимыми кораблями пустыни.

Похоже, наездники воспринимали эту метафору буквально. Они относились к этим животным, как к двигателям, и использовали паклю, чтобы законопатить или просто заткнуть дыры в их шкуре, оставленные плохо подогнанными седлами. Размеры этих ран доходили до размера кулака, и они заполнялись червями.

Многие верблюды погибли. Снайперы и разведчики дервишей тоже сдерживали авангард Уолсли, когда он с трудом продвигался вперед по пустыне к югу от Корти, чтобы не идти по большой петле Нила.

Самая кровавая атака произошла в Абу-Клее. Там масса дервишей бросилась на британский строй и убила девять офицеров и шестьдесят пять рядовых перед тем, как атаку отбили.

Киплинг восхвалял смелость британцев в своей неподражаемой манере, одновременно восхищаясь и выражая снисходительность:

Этот тост в честь тебя,
Негр курчавый, наш враг из суданцев.
Ты — отсталый, неграмотный,
Но первоклассный боец.
Этот тост в честь тебя,
Негр курчавый, разбивший британцев,
Можешь голову вверх задирать,
Бесподобный храбрец…[1049]

В результате неудач и отсрочек люди Уолсли добрались до Хартума только 28 января 1885 г., через два дня после того, как силы Махди одержали победу над изголодавшимся гарнизоном и убили Гордона.

Как он погиб, так никогда и не удалось выяснить точно. Однако кажется вероятным, что Гордон погиб, сражаясь. Викторианцы предпочитали представлять его одиноким героем в красном мундире, который с презрением и пренебрежением смотрел на своих врагов-дикарей как раз перед тем, как они разрубили его на куски Именно так он изображен на знаменитой картине Джорджа Джоя.

Но трагическая новость не заставила сэра Ивлина Баринга отложить планируемый бал-маскарад. Он выразил свое мнение о соотечественниках: «Ни один христианский мученик, привязанный к столбу или брошенный животным в Древнем Риме, никогда не встречал смерть с большей беззаботностью, чем генерал Гордон»[1050].

Британия погрузилась в печаль. Это было массовым явлением. Вместо празднования стоял плач. Отношение выражалось в отдании салюта, надгробных песнях, мемориалах, статуях, книгах, поэмах, посвященных воину Господню, жизнь которого была славой Англии, а смерть — гордостью Англии.

Начиная от королевы Виктории и до самых низших слоев люди винили Гладстона в ужасающем ударе по престижу империи, который эхом будет отдаваться на протяжении многих лет. «Великий старец» превратился в «убийцу Гордона». В своем дневнике Уолсли записал: премьер-министр не мог, «хотя и был склонен к самообману, скрыть от себя тот факт, что именно он непосредственно несет ответственность за падение Хартума и все кровопролитие, к которому оно привело»[1051]. Уолсли повернул бюст «убийцы Гордона», который у него стоял, лицом к стене, а заодно научил свою собаку рычать при упоминании фамилии «Гладстон».

Сама королева выражала недовольство премьер-министром, который, казалось, был обязан отомстить за смерть Гордона. Однако то, что он посчитал ниспосланным провидением вторжением русских в Афганистан, дало Гладстону оправдание, которое требовалось, чтобы отступить из Судана. В конце концов, кровь Гордона стала зерном повторного завоевания этой страны. Тем временем легенда о его жертве была вплетена в имперскую шпалеру красными и золотыми нитями. Его дух повлиял на воинственные настроения Британии в конце викторианской эпохи.