Сергей Радин - Путы для дракона

• Название: Путы для дракона
• Автор: Сергей Радин
• Жанр: Фэнтези

Трудно быть демиургом, когда твои способности могут стать опасными для мира. И тогда ты ищешь возможность обуздать себя. Но к чему это приводит…

---

Док Никита помахал рукой Игнатию. Тот подал фляжку с водой. Док Никита проворчал что‑то и глотнул прочистить горло.

— И пошли такие выбросы такие аномалии со временем, что пришлось заняться эвакуацией города. Когда за пределы города был отправлен последний, мы остались здесь ненадолго, чтобы попробовать выяснить природу аномалий. И оказались в ловушке: кто‑то окружил город мощнейшими энергощитами. Мы потыкались со всех сторон, ты предположил, что возможность пробиться есть, но неплохо бы всё‑таки выяснить, кто и с какой целью использовал всю эту мощь, чтобы закрыть город. Кажется, Володька уже тогда предположил, что временной катаклизм — дело рук не природы и не наших академиков, которые иногда могут быть достаточно небрежными, когда дело касается пространства и времени. А потом по мелким особенностям, происходящим вокруг нас, ты сам начал догадываться, что охоту устроили именно на тебя…

— На меня…

— На тебя, на тебя! — сердито перебил Игнатий. — Дух захватывает, когда представляешь, какие энергетические силы здесь задействованы. И для чего? Чтобы насолить одному человеку. Чтобы этому одному доказать, что не он лучший… В то время как этот один и не думает, что он лучший, а на всех перекрёстках вопит о своём несовершенстве! Целый город эвакуирован! А энергетическая блокада?!

— А почему надо было доказывать? В этой, как вы говорите, другой реальности все друг с другом соревнуются?

Брис осторожно заметил (Леон успел прочувствовать особенность беседы: вокруг него все вообще ходили вкрадчиво и остерегаясь, словно по тонкому и скользкому льду; один Игнатий орал от души — но орал больше по привычке, искусно войдя в словесную игру и не выдавая больше, чем нужно):

— Слова «соревноваться» и «ревность» имеют один корень. Только когда со–ревнуются, обязательно предполагается участие двух и более игроков. А когда ревнуют… Это чувство чаще исходит от одного человека.

— А вы не могли бы вот так же мягко объяснить мне: кем или чем я был для ревнивца, если он устроил такой дикий катаклизм?

Тут даже Игнатий захлопнул рот. Воцарилась звенящая от напряжения тишина. И как‑то сразу обнаружилось, что облачная полоса уродцев с лезвиями вместо клювов давно улетучилась, что поверхность города нежится под нормальным солнышком, что струйное тепло светила волнами ниспадает в цокольный этаж, а в солнечных лучах сидит только Рашид, облепленный нахохлившимися в тепле соколами.

Разговор восстановил Брис. Машинально оглаживая ремни на своём рукаве, он с усмешкой сказал:

— По праву лучшего друга… Не трепещите, лишнего не скажу. Как и док Никита, Леон, я не буду касаться твоего происхождения и личной жизни. Так вот, рад сообщить тебе, что ты являешься, грубо говоря, величайшим колдуном по обе стороны нашего основного поля деятельности. Чем не повод для ревности?

— Являлся, — уточнил Леон. — По обе стороны — это на Земле и здесь?

— Да.

— Хороший прикол.

— Никто из нас и не ожидал, что ты сразу поверишь, — сказал Брис. — Ещё вопросы есть?

— Есть. Когда я вернусь домой?

— Когда всё закончится.

— Но я вернусь?

— Если к этому времени сам не передумаешь.

Леон сидел и думал и не думал. Когда он объявил Андрюхе, что понимает происходящее, он сам в это верил. Что‑то упорное раз за разом твердило, что он быстро найдёт дочь и вернётся с нею домой. Упорное глухое знание — абсолютная уверенность. А теперь всё обернулось таким образом, что он оказался генератором и стимулятором сумасшедших, до конца им самим не понятых событий. Ему не хотят открывать полной подоплёки дела, но буквально привязывают к нему. Надо бы сообразить с чего начать, за какую ниточку дёрнуть, чтобы размотать клубок и, в конце концов, найти Анюту.

Он точно снова очутился в офисе Андрюхи и постепенно выстраивал красивое здание красивой аферы, ясно видел его структуру — ему нравилось это слово, «структура»: произнося его, он видел опять‑таки здание — стройный дворец с колоннами и обязательно на морском берегу. Он смутно ощущал, что его мозг собирает какие‑то факты, отбрасывает другие, решая поставленную перед ним проблему. Стены здания уже просматривались, но материала, чтобы закончить его, — данных — явно маловато.

Помня о предложенной ему манере подачи фактов, Леон тщательно обдумал все соскакивающие на язык вопросы и наконец решился.

— Брис, ты сказал — сказал в настоящем времени — «являешься». Думаешь, то, что делает меня колдуном… ещё есть?

— Думаю — да.

— Что это значит — быть величайшим колдуном?

— Натренированность изменять пространство и время. Без малейшего усилия. Мгновенный перевод любой мыслеформы в необходимый энергетический сгусток любой структуры. На сосредоточенном уровне — абсолютная власть над каждым, — торжественно перечислил док Никита. — В стиле жизни, правда, аскетизм общения. Тебе даже пришлось уйти в собственноручно устроенный личный мир… Прошу прощения, — смутился он. Кажется, это уже лишнее.

Обтекаемость фраз не скрыла потрясающую воображение бездну. Леон решил обдумать слова дока Никиты на досуге и ещё поспрашивать насчёт их практического воплощения.

Здание осталось недостроенным. Не из‑за того что ему давали уклончивые ответы, а из‑за того, что именно он разглядел в глазах этих крепких ребят. Называющих себя его командой. Когда он осознал увиденное, перед ним въявь разверзлась бездонная пропасть. Оживление. Надежда.

Он будто взглянул на мир их глазами: командир начал действовать; он задаёт нужные вопросы — он выведет нас. Пропасть зияла — их надеждой только на него.

Он вспомнил, что они блуждали по городу несколько лет, потихоньку изучая его, наталкиваясь на непроходимую стену и, наверное, время от времени приходя в отчаяние — он бы уж точно отчаялся.

Они с такой готовностью возложили на него ответственность за себя — негласно вручили ему свои жизни и судьбы… Нет, они, конечно, тоже готовы действовать. Однако Леон почти физически ощутил на себе дымку их радости и облегчения — и передёрнул плечами.

— Не слишком радуйтесь, — безнадёжно попросил он. — Я, конечно, не всё ещё понял, но догадываюсь, что колдун, забывший все свои навыки и колдовское умение, представляет собой жалкое зрелище.

— Ну и догадывайся себе на здоровье, — отозвался Рашид. — Но не бери в голову. Не забывай главного: ты всё забыл, но способности и навыки остались. А тут мы тебе поможем. Если Игнатий к тебе с советом лезть начнёт, гони в шею: у него терпения ни на грош. Разозлится, запсихует — одно мучение с ним. Объяснить всё равно ничего не сможет. Слушайся дока Никиту и Бриса, они почти всё о тебе знают.

— О чём это ты?

— О механизме действия и методике использования твоих способностей и умений.

— Вы тоже… колдуны?

— Леон, тебе же объяснили: колдун — грубое слово, оно отражает привычное представление о человеке с твоими способностями, — вмешался Брис. — Мы все прошли школу, где нам показали, как использовать те силы, которые заложены в любом человеке (заложены природой, между прочим) и которые без подготовки почти не проявляются. Так что все мы знаем то же, что и ты. Разница в совершенстве знаний и силы.

— Значит, когда Игнатий переживал, что я потратил обойму и испортил одежду…

— Вот именно. Для нас появление сокола в такой ситуации стало неожиданностью. И, будь ты в форме, без амнезии, тот же заслон для бедняги ты мог бы поставить и без оружия.

— Как? — жадно спросил Леон.

— Ну — как? Представил бы себе высокую стену, например.

— И всё? Только представил?

— Господи, Леон! Ты уж прости нас за все нынешние и будущие вопли на тебя. Не только Игнатий нетерпелив. Но в прежние времена тебе даже представлять не надо было. Ты всего лишь думал о стене — и она появлялась… Нет, чует моё сердце, хлебнём мы с тобой горюшка.

Глава 10

Тело странствующего по своим временам Романа занимало немного места, однако в цокольной комнате решили остаться из соображений безопасности, поэтому пришлось заняться её уборкой.

На поверхности поставили Бриса: он принимал и отбрасывал подальше подаваемый ему мусор. В самом конце цепочки стоял Игнатий. Он негромко переговаривался с Рашидом — достаточно негромко, чтобы заинтересовать Леона, подающего кирпичи наверх. До сих пор парни говорили вслух только то, что, по их мнению, можно услышать Леону. Сейчас же они обсуждали что‑то не совсем предназначенное для его ушей. И в то же время не совсем запретное. Что‑то своё. Немного негодуя на них из‑за несвоевременной болтовни, Леон вскинул наверх глыбу из окаменелого раствора с впечатанными в него кирпичами, на волне недовольства увидел полупрозрачный образ Игнатия, в это время продолжающего бубнить, — и вдруг услышал:

— … что бы ты там ни твердил. Ты только взгляни на этого сокола — вцепился в Бриса, как будто тот его хозяин с самого его рождения. Не–ет, не переубедишь. Мигель жив и где‑то шатается, а птичка удрала от него и рада, что нашла нового хозяина.