Сергей Радин - Путы для дракона

• Название: Путы для дракона
• Автор: Сергей Радин
• Жанр: Фэнтези

Трудно быть демиургом, когда твои способности могут стать опасными для мира. И тогда ты ищешь возможность обуздать себя. Но к чему это приводит…

---

8.

Ему чудилась широкая белая лестница. Она маячила перед глазами довольно долго, так что он успел разглядеть полоски теней на каждой ступени — приглушённый свет прятался где‑то наверху, за лестницей. Потом лестница исчезла, а перед глазами потемнело — он ещё подумал: уточняют настройку. И перестал не только видеть, но и думать, провалившись в темноту. Ненадолго. Не то отдёрнули занавес, не то в зале его сна включили свет — лестница появилась снова. Но не пустая. Сначала он решил, что видит пожар. Ступени дёргались, как живые, потому что дёргалось высокое пламя. Однако, привыкнув, он заметил несколько источников огня, разбросанных здесь и там по лестнице. Ровное гудение жёлтого огня перемешивалось с раздражённым, вызывающим ропотом, когда невидимый сквозняк пугал огненные языки и они пластались по ступеням играя в странную чёрно–оранжевую игру… ОНА словно родилась из пламени. Не уступающая гибкости огня, среди которого танцевала, крутобёдрая и в то же время пластичная, как змея, женщина двигалась в синкопирующем рваном ритме, явно следуя сумасшедшей пляске самого огня. У Леона всякий раз замирало сердце, когда она слишком близко оказывалась к пламени: небрежная, космами, тяжёлая волна её волос, почти неподвижная от этой тяжести, будто прихватывала своими кончиками огонь — и по краям волосы нежно и опасно словно горели… Он удивился, что заметил такую подробность. Но дрёма прихотливо приближала огненное действо к его глазам — и вновь отдаляло. И Леон начал пристальнее вглядываться в плясунью, но едва проявил повышенное внимание, как лестница потухла (не огни — лестница!) — и женщина пропала вместе с огнём… И он только сейчас сообразил, что одновременно обдумывал сказанное парнями, и почувствовал себя виноватым: ведь он невольно подслушал их.

Кто‑то, скорее всего Брис, укрыл его тёмно–коричневой курткой. Утреннее, умеренно сияющее солнце куртку нагрело и наполнило таким уютом, что вставать не хотелось. Чувствуя себя уже не усталым, а томительно расслабленным, он вяло сел.

Парни сидели рядом. Игнатий спал. Брис, спина к спине сидевший рядом с ним, держал в ладонях сокола, судя по клочковатому, неряшливому оперению — птицу Романа. Сам Роман всё так же неподвижно лежал, а над ним, чуть сблизившись головами, шептались док Никита и Рашид. Что Леон проснулся, они пока не заметили. А он смотрел, только что из помещения, тёмного, но с бушующим пламенем, и, может, по контрасту со своим сном, видел теперь, что город не мёртв, как думалось раньше: между бело–серыми глыбами развалин то и дело высовывалась изящная зелёная лапка, или зелень сбегала с камня выброшенной водорослью, нежно облепляя его.

Резкое движение со стороны — и Леон выпрямился. Рашид повторил резкий взмах рукой, точно подтверждая, что это он хочет привлечь его внимание, а потом вопросительно кивнул: «Как, мол, ты?» Леон, слабо улыбаясь, покивал в ответ: «Нормально». Когда Рашид снова склонился к доку Никите, Леон опустил голову, чтобы не видели, как быстро вянет его улыбка… Норма — понятие относительное. Если Рашида удовлетворили его кивки, значит, в этом мире нормально, когда человека учат водить самолёт, предварительно нырнув в «штопор». «А что норма для тебя? — спросил Леон и сам поразился обдавшему его теплу при виде внутренней картинки, которую он немедленно озвучил: — Норма для меня — это я, держа за руку Анюту, поднимаюсь в лифте в квартиру Андрюхи. Норма — это когда Ангелина воркует над дочерью, когда Мишка взахлёб рассказывает, как прошёл день в университете, а Андрюха громогласно удивляется, почему у него удалась придуманная мною сделка… Норма…»

— … Ну и пихнул бы раз–другой… — Это проснулся и ворчал на Бриса Игнатий. — Не вовремя деликатничать вздумал.

— Нашёл где о времени беспокоиться.

Тихое возражение Бриса заставило Леона напрячься. Замечание это влилось в струю размышлений о норме и неожиданно показало бездну между ним и семьёй — бездну, жутковато похожую на безграничное пространство «зеркального лабиринта». До сих пор безвкусный, воздух обострился, будто море гналось за ними и приблизилось настолько, что почудилось его дыхание, напоённое терпким ароматом лениво плавающей тины и пряным запашком какой‑то гнили. «Но я не хочу, — растерянно подумал Леон. — У меня есть семья… Я не могу так долго ждать».

— Командир! Эй, Леон! Как себя чувствуешь? — уже вслух спросил Рашид.

— Выспался (Брис подозрительно поднял бровь)… А как у вас дела — с Романом?

— У нас появилось оч–чень интересное предположение. Но сначала расскажи нам в подробностях, что там было, в «зеркальном лабиринте»?

Леон честно рассказал всё — от первой пробы до практической попытки перехитрить странное пространство. Единственное, о чём он не стал упоминать, но что очень поразило его самого, — это маленькая площадь лабиринта снаружи — всего лишь двухметровая плита.

— А что у вас за предположения? — в свою очередь поинтересовался Леон. — Оно как‑то связано с состоянием Леона?

— После того, что ты нам рассказал, я всё больше верю — не надеюсь, а именно верю! — что предположение наше вполне реально, — чуточку невпопад объявил Рашид. — Сначала мы думали, что Роман ушёл в подполье — притаился в каком‑нибудь уголке собственного подсознания. Теперь мы склоняемся в пользу временного кокона. Леон, тебе не пришло в голову, когда ты тащил Романа, оглянуться?

— Зачем? — Они там не побывали, и им трудно мыслить представлениями «зеркального лабиринта», наверное, поэтому Леон наконец ощутил удовольствие от маленькой порции превосходства перед ними. — Я всё время видел это место глазами двойников.

— Мда, я как‑то не подумал об этом… А Роман двойников не оставлял?

— Нет.

— И ведь дышит! Но ведь без сознания! — восхищённо сказал Игнатий. — Давайте выкладывайте, что вы там надумали на пару?

— Роман законсервировал себя, — медленно начал док Никита, точно пытаясь осторожно описать словами видимую глазам сложную конструкцию. — Мне кажется, он спасался от кого‑то, почуял рядом вход — у него всегда на такие места великолепное чутьё — и рванул внутрь. Когда понял, что это «зеркальный лабиринт» и увидел двойников, которые отмечали его путь, он начал лепить кокон из временных пластов. Мы сначала не поняли — сунулись приводить его в сознание, но Роман, кажется, здорово поработал с потоками времени, переплёл их так, что теперь он одновременно везде и нигде… Поэтому, пока Леон его нёс в «зеркальном лабиринте», он не оставлял двойников.

— То есть он одновременно существует сразу в нескольких временах? — потрясённо спросил Леон, не в силах отвести глаза от смуглого скуластого лица, дышащего безмятежным покоем.

— И таким образом остаётся жить неопределённо вечно, — внезапно съехидничал Брис. — Ведь с момента входа в лабиринт для Романа прошло несколько секунд или лет, текущих параллельно вперёд и назад.

Леон сморщился от болезненного жёсткого укола в висок. Нет, лучше и не пытаться представлять, как всё это происходит. Временной кокон? Может, они подсмеиваются над ним?.. Он взглянул на Бриса, чтобы определить его настроение, — и замер. Четверо пребывающих в сознании с интересом рассматривали его самого. В горле у Леона мгновенно пересохло, и он закашлялся.

— Вы с ума сошли, — сказал он каким‑то надрывным голосом, вытирая пот с щеки. — Нет, вы точно с ума сошли. Такие вещи мог проделывать только ваш прежний Леон. Вы понимаете? Я не могу себя даже уподоблять вашему Леону. Я другой.

— А интуиция осталась — сразу сообразил, в чём дело, — сказал Брис. — Придумал — другой Леон.

— Какая интуиция?! Да только слепой может ничего не заметить! Вы же смотрите на меня, будто я… будто я…

— Как будто ты Господь Бог! — самодовольно сказал Игнатий. — Причём, смотрим без всякого «как будто».

— Док Никита, а может, его загипнотизировать? — размышлял вслух Рашид. — Или под гипнозом вернуть память, или под гипнозом заставить сделать то, что нужно.

— Леон никогда гипнозу не поддавался, — со вздохом возразил док Никита.

Сидевший тихо, Брис вдруг преобразился: из блаженной расслабленности вдруг перекатился в позу стрелка, на одном колене сосредоточив руки с пистолетом, подарком Леона, — остальные мгновенно повскакивали, ощетинившись оружием на город.

— С запада, — сказал Брис.

Игнатий и Рашид бросились к развалинам и начали сноровисто откидывать из‑под плит кирпичи, обломки панелей, явно углубляя вход в укрытие. Леон с облегчением помог: обычный физический труд — это не мучительное состояние тупика, когда мысли вразброд и ощущение бессилия. Почти не чуя тяжести, он хватал передаваемые ему окаменелые обломки. Он ни о чём не спрашивал — молчали и парни: любая болтовня сейчас невольно замедляла бы их действия. Потом всё объяснят… Сзади на пятки наступали Брис и док Никита, несшие Романа.

Ещё пара грузов — и Рашид обрадованно охнул: думали спрятаться под остатками дома — отрыли вход в цокольный этаж, где свободным сохранился один уголок. С рук на руки передали вниз Романа и один за другим спрыгнули туда же. Заваливать за собой пролом не стали. Птицы спикировали следом коротко, будто впрыгнули.