Исаак Сирин - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Исаак Сирин
• Издательство: Свято–Введенская Оптина Пустынь
• Жанр: Религия
• Год: 2004

Дорогой читатель, перед вами знаменитая книга слов «великого учителя внутренней жизни» преподобного Исаака Сирина в переводе святого старца Паисия Величковского, под редакцией и с примечаниями преподобного Макария Оптинского. Это издание стало свидетельством возрождения духа истинного монашества и духовной жизни в России в середине XIX веке. Начало этого возрождения неразрывно связано с деятельностью преподобного Паисия Величковского, обретшего в святоотеческих писаниях и на Афоне дух древнего монашества и передавшего его через учеников благочестивому русскому народу. Духовный подвиг преподобного Паисия состоял в переводе с греческого языка «деятельных» творений святых Отцов и воплощении в жизнь свою и учеников древних аскетических наставлений.

---

Беседа 35

О цели возвышенного служения разума, которое есть совокупность всякого подвижничества, совершаемого посредством телесных чувств; благодаря ему [1259] входит человек на всякий миг в совершенное слияние [1260] с Богом.

1. Когда прозрений в <смысл> тварных <существ>[1261] достигнет человек на пути подвижничества своего, тогда с этого <времени> поднимается он превыше молитвы, <заключенной> во <временные> пределы, ибо излишне для него с этих пор ограничивать молитву определенными временами и минутами: он уже вышел из того состояния, при котором он, когда хотел, тогда бы молился и славил <Бога>. С этого момента постоянно находит он чувства свои утихшими и помыслы связанными узами изумления. И наполнен он постоянно видением, изобилующим славословием, которое происходит без движений языка. По временам, опять же, молитва частично[1262] остается, однако ум уводится от нее на небо, словно пленник, и слезы, словно источники воды, льются и орошают все лицо вопреки воле его. При этом сам человек покоен, безмолвен и внутри себя наполнен изумленным видением.[1263] Весьма часто не позволяется ему даже молиться, и поистине это есть то прекращение <молитвы>, которое выше молитвы: оно заключается в том, <что человек> пребывает в постоянном изумлении перед всяким созданием Божиим наподобие тех, кто обезумел от вина. Это и есть то вино, которое веселит сердце человека.[1264]

2. Но будем остерегаться,[1265] чтобы не нашелся человек, который с праздными помыслами оставит молитву и псалмопение, когда услышит об этом, вообразив, что тишина, о которой мы говорили, приходит по <нашей> воле.[1266] Но пусть поймет всякий, кто встречает такие предметы, что подобные действия бывают не от людей и что они не подвластны воле. Ибо умолкают в созерцании и замирают перед тайнами те, кто в минуты молитвы, или также и в другие времена, восторгается[1267] умом, жаждущим Бога. Но особенно в минуту молитвы возникают состояния,[1268] подобные этим, по причине особого трезвения, сопутствующего человеку.

3. Под молитвой я разумею не только установленные часы или «аллилуии»[1269] Псалтири или богослужебные песнопения.[1270] Ибо тот, кто достиг этого знания, больше, чем во всех добродетелях, пребывает в молитве. От прозрений получает она[1271] свое начало, но прозрениями, опять же, усмиряется[1272] и возвращается к тишине. Ибо на все творения Божии взирает озаренный человек оком разума и <видит> домостроительство Божие, сопутствующее им на всякий миг; <видит> небесное промышление, исполненное милосердия, непрестанно посещающее тварь — иногда в виде испытаний, иногда же в виде благодеяний.[1273] И благодать Божия открывает этому <человеку> различные виды действий, которые скрыты от толпы,[1274] — <действий>, которыми пользуется Создатель для чудесного вспоможения каждому естеству, будь то словесному или неодушевленному, — а также невидимые причины, по которым случаются эти изменения со всеми благодаря промышлению, свойственному любви <Божией>, и той творческой и путеводной силе, которая ведет творение с изумительной заботливостью.

4. Когда ощущение этих тайн получает все время человек посредством того внутреннего ока, которое называется духовным созерцанием и которое есть видение, <происходящее> от благодати, тогда в момент ощущения им той или иной из этих тайн тотчас же сердце его утихает в некоем изумлении. Не только уста его прекращают произнесение молитвы и умолкают, но и само сердце осушается от помыслов благодаря чуду,[1275] которое нападает на него, и сладость тайн премудрости и любви Божией получает он от благодати благодаря сознательному видению[1276] действий и естеств.

5. Это завершение подвижничества души в теле и предел духовного служения, которое совершается в уме. Кто желает достичь вкушения любви Господа нашего, тот должен просить Его, чтобы эта дверь открылась для него. Я удивлюсь, если тому, кто не приступал к Нему с этой <просьбой> и кто не познал ощущение[1277] видения тварей и промыслительных <действий Божиих> в них, возможно когда–либо ощутить ту любовь, что пленяет души тех, на кого она нисходит. Таковы <вещи>, открывающие для нас дверь к познанию истины, которое превышает все и которое дает уму путь к славным тайнам досточтимого и божественного Естества.

6. Еще более удивительно то, когда <люди>, непричастные безмолвию и великой отрешенности,[1278] дерзают говорить и писать об этой тайне славы Божией в тварях. Блажен, кто вошел этой дверью <и испытал это> на собственном опыте![1279] Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной.

7. Многие простецы считают, что целью размышления философов является вкушение этой беседы, которая несет <в себе> красоты всех тайн Божиих. Блаженный Василий–епископ в одном из писем к своему брату[1280] делает различие между этим <восприятием> философов и тем восприятием, которое получают святые в тварных <существах> — то есть, умственной лестницей, о которой говорил блаженный Евагрий[1281] и которая возвышается над всяким обычным видением.

8. «Есть, — говорит он, — беседа, открывающая дверь, <через которую мы можем> всматриваться в знание <тварных> естеств, но не в духовные тайны».[1282] Он называет <знание> философов «знанием снизу», которым, по его словам, могут обладать даже подверженные страстям; а то восприятие, которое получают святые через ум посредством благодати, называет он «знанием духовных тайн свыше».

9. Итак, кто удостоился этого, тот ночью и днем пребывает в таком <состоянии>, словно некто вышедший из тела и уже находящийся в том мире праведных.

10. Это и есть божественная сладость, о которой чистосердечный[1283] и чудный Аммон говорил, <что она> «слаще меда и сот»,[1284] но немногие отшельники и девственники познали ее.

11. И это вход в божественный покой, о котором говорили Отцы,[1285] и это переход из области[1286] страстей к просветленности и к движениям свободы.

12. И это то, что изобилующий духовными откровениями Евагрий называет «стократной наградой, которую в Евангелии обещал Господь наш».[1287] И в изумлении величием этого наслаждения хорошо назвал он его «ключом в Царство Небесное».[1288]

13. Как перед истинным Богом говорю я: члены тела не могут выдержать это наслаждение, и сердце неспособно вместить[1289] его по причине великой сладости его.[1290] Что еще можно сказать, если «восприятием Царства Небесного» называют это святые. Ибо это тайна будущего изумления Богом. Не благодаря прозрению в материальный[1291] мир и дела его наслаждаются праведники в Царстве Небесном, но благодаря тем <предметам>, которые <в мире>, возводится ум, как по некоей лестнице, к Тому, Кто есть Царство святых, и пребывает в изумлении. Хорошо названо это восприятие «тайной Царства Небесного»; ибо в познании Того, Кто есть истинное Царство всего, <приходим> мы через эти тайны всякий раз, когда ум бывает движим ими, по дару силы Божией.

Беседа 36

Его же. На другие темы, <касающиеся> знания, и о причине непоследовательности в изложении темы, способствующей <лучшему> уразумению <предмета>. [1292]

1. Поскольку не всегда одной и той же темы придерживаемся мы,[1293] дабы не рассеиваться,[1294] а также по причине того, что[1295] по необходимости естество ищет разнообразия[1296] в занятиях,[1297] дабы <иногда> упражняться в чем–либо другом, не можем мы все время придерживаться одной темы,[1298] когда пишем слова свои: иногда всецело возвышаются слова наши к небесным <благам> по содержанию своему; иногда же только тему будущего века развивают; или, может быть, они полностью <остаются> на душевном <уровне>, или же полностью <состоят> из наставлений относительно тела. Но писать на различные темы заставляет нас естество, ибо иногда пребывает[1299] оно на небе, иногда же на земле, в страдании;[1300] иногда, опять же, возносится оно к Творцу, а иногда остается с тварью в изумлении; иногда также о грядущих <благах> думает оно,[1301] размышляя о сокровенных созерцаниях; иногда же <направлено оно> к тому, что относится к домостроительству времен.[1302] Поэтому пусть читатель[1303] не смущается, воображая, что эти <темы> изложены беспорядочно, но пусть он вникнет в это[1304] с пониманием[1305] и великой сознательностью,[1306] <ибо само> естество изменчивостью своей научило нас посвящать слова наши не только созерцанию, но и тем обстоятельствам, которые связаны с движениями разума.[1307] Ибо в одно мгновение промыслительным образом происходят[1308] изменения, и тогда необходимо также изменение слов с целью <лучшего> понимания их: зависит же это от состояния человека[1309] и от просветленности мыслей[1310] его, или же от грубости его, или от страстей, или от обстоятельств. Таким образом, соответственно болезни своей или здравию своему ищет ум словесного питания, которое давало бы ему материал[1311] для созерцания, подобно пчеле, которая облетает различные цветы[1312] и собирает с них материал, <из которого> изготавливает соты.