Белькампо - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Белькампо
• Издательство: Радуга
• Жанр: Проза
• Год: 1987

Книга знакомит с лучшими новеллами нидерландского прозаика старшего поколения, написанными в разные годы. Многокрасочная творческая палитра — то реалистическая, то гротескно-сатирическая, пронизанная элементами фантастики — позволяет автору раскрыть глубины человеческой психологии, воссоздать широкую картину жизни.

---

«Сорок тысяч жителей, — думал я, — четыре дороги ведут из города, то есть мимо меня должны пройти десять тысяч; немудрено, что им нет конца».

Со стороны города ко мне приблизились два призрака в фесках, те же швейцарцы. Мы еще немного вместе прошагали по дороге и улеглись на отдых, укрывшись от ветра за небольшой стеной.

Оба попутчика спозаранку отправились в путь. Когда лучи солнца высушили всю росу вокруг и заблистали уже довольно высоко в небе, я поднялся, сложил духовое одеяло, и в эту ночь спасшее мне жизнь, и спрятал его в рюкзак. Окружающий пейзаж не изменился; я вдруг почувствовал, что вполне сыт Италией, и задумался о своем будущем. Что мне делать, когда вернусь в Голландию? Скитаясь на чужбине, теряешь все знакомства, пробиться же собственными силами мужчине в наше время невозможно. Я принялся сочинять объявления, на которые бы клюнула удача. Сначала о будущей книге: «Молодой автор ищет издателя, который после прочтения его опуса бросился бы автору на шею со словами: „Эту книгу я должен издать во что бы то ни стало, даже ценой своего состояния!“» — такой вариант понравился мне больше всего. Когда же я расцвету на руинах издателя, мне захочется другого счастья. Тогда я примусь искать материнский тип женщины с помощью вот этого: «Молодой художник, страдающий комплексом неполноценности, ищет женщину, которая помогла бы ему этот комплекс преодолеть»; рациональный тип с помощью вот этого: «Одинокий молодой мужчина ищет одинокую молодую женщину, чтобы вместе не быть более одинокими»; риторический тип с помощью вот этого: «Солидный мужчина за тридцать ищет женщину, которая считает себя достойной приобщиться к его любви в полном смысле этого слова»; другие типы с помощью вот этого: «Молодой мужчина, уже испытанный жизнью, но вовсе не сломленный, ищет женщину, для которой отношения „от сердца к сердцу“ стоят на первом месте»; наконец, прочие типы женщин с помощью вот этого: «Молодой врач, недавно устроившийся в жизни, готов, в случае согласия, заключить брак со своей первой пациенткой».

Я был сыт Италией. Посмотреть еще на самое выдающееся здесь, а после — в другую страну. Днем я взобрался на пятитонку, груженную камнем, и пропел там следующее:

Жизнь улыбается мне снова,
Она была ко мне сурова,
Но минула пора ненастья,
И сердце прыгает от счастья!

Грузовик высадил меня у развилки, откуда дорога вела к храму Сегесты, одному из наиболее сохранившихся и красивых памятников древности. С бьющимся сердцем пошел я вперед и вдруг увидел на горном лугу это маленькое чудо. Я оставался около него весь день; рядом не было ни души, только пастух неподалеку пас овечье стадо.

Лишь вечером, когда уже темнело, пришли трое немецких юношей, в честь окончания гимназии получившие право на путешествие по Италии. Этот храм входит в обязательную программу их маршрута.

Преждевременное и обильное угощение классикой, по-видимому, на всю жизнь отбило им вкус к подобным вещам, так же как у нас это сплошь и рядом бывает с Гомером, Шекспиром и Мольером. Когда же наши менторы поймут, что к вершинам культуры человек может подступаться, только будучи зрелым, и то с сугубой деликатностью? Счастливы одиночки, что в зрелые годы случайно берут в руки классиков и, к своему великому удивлению и радости, находят в них не нафталин, а силу и свежесть духа. Счастье и то, что наших школяров по крайней мере не заставляют разбирать сочинения Баха, Моцарта и Бетховена, иначе бы Консертхебоу[59] пришлось закрыть.

Вчетвером мы поужинали и переночевали в Калатафими, первом встречном городке. Наутро я снова был в пути, сначала пешком, затем в кузове автомобиля, ехавшего в Кастельветрано. Над воротами кладбища я прочел надпись: Memento mori.[60] Непонятно, зачем она, ведь те, кого сюда вносят, все равно ее не читают. Эта мысль, очевидно, была не ко времени, так как я оказался на волоске от mori тем же вечером. Ничего не заработав в городке, я решил заночевать на свежем воздухе и в сумерки принялся искать у дороги какое-нибудь крытое местечко. Обычно в течение получаса мне попадался сарайчик, навес или пустой дом, но тут, как назло, ничего не было, и, когда совсем уже стемнело, я набрел на какую-то белую ограду, надеясь за ней укрыться. Я включил карманный фонарь и начал шарить вокруг себя лучом, как вдруг услышал рядом с собой окрик. Я зашагал на голос и вышел к бараку, возле которого человек пять солдат в ужасе сообщили мне, что, пройди я шагов десять дальше, меня бы застрелили часовые: я попал на территорию строго охраняемого порохового склада. Солдаты дали мне поесть. Они спали на деревянных нарах, и я спросил, нельзя ли мне переночевать с ними на таких же нарах. Немного посоветовавшись, они разрешили мне занять на ночь железную койку повара, но рано утром я должен исчезнуть: по приказу сверху штатским находиться здесь строго воспрещалось.

На другой день я побывал в Селинунте и был очень рад, что смог это сделать, не будучи застреленным. Там, на выдающемся в море плато, стоят один возле другого девять храмов, сложенных из таких громадных камней, что после разрушения все лежит на прежнем месте неколебимой грудой. Похоже, эти храмы и строили и рушили великаны. Колонны некоторых храмов упали каждая в свою сторону, иные же храмы, словно придавленные могучей дланью, просто опрокинулись и распластались по земле. Нигде еще не видел я такого большого и такого могучего падения. Я взобрался на обломок колонны и попробовал вообразить, как вокруг и в глубине гудела и дрожала земля и все живое искало спасения в бегстве. В воображении я видел, как, на мгновенье замерев в воздухе, обрушивались колонны и капители, фронтоны, триглифы и архитравы, как падающие колонны наваливались одна на другую и низвергались вместе на землю, порой же застывали ненадолго в объятии, пока их не увлекала за собою летящая следом балка. Я видел далее, как тяжелые балки срывались вниз между еще стоящими, но уже шатающимися колоннами; потом их разбивало на куски то, что валилось сверху, от удара само превращаясь в обломки. Балки падали отвесно, колонны описывали кривую, отбивая друг у друга вершины.

А потом вдруг наступила мертвая тишина, прерванная лишь падением последней колонны или глухими прыжками катящегося с горы тамбура.[61] Наверху сияло солнце, а вокруг было море; в незабываемом месте сидел я здесь.

Пройдя Шакку, арабское Шакках — на этом острове, за который пролиты реки крови, лежат рядом останки греков, карфагенян, римлян, арабов, норманнов, немцев, французов, людей эпохи Возрождения, — я увидел в поле целый лагерь из снопов скошенного жита. Я забрался в один из них и уснул.

На другой день я был в Джирдженти, ныне Агридженто, в древности один из богатейших городов земли. Теперь он, как пена схлынувшей волны, лежит на краю обширного плато, которое занимал некогда древний город.

Когда я вошел в город, уже вечерело. Гостиница, куда я забрел, показалась мне не слишком чистой, я поднял одеяло и, конечно же, обнаружил, что все поле простынь испещрено следами диких зверей. Простыни напоминали собой листки рукописи писателя-сумасброда, который, прежде чем написать хоть одну букву, уже расставил знаки препинания. Я не пролежал в постели и пяти минут, как по всем фронтам развернулось наступление. Притаившись на четверть часа в засаде, я неожиданно вскочил, включил свет и начал неистовствовать среди вражьих орд, как Самсон среди филистимлян. В пылу битвы я вдруг вспомнил, что именно в этих краях погиб Михил де Рёйтер.[62] Это придало мне нутряных сил; во мне вдруг пробудился голландский националист. «В кои веки, о Нидерланды, — воскликнул я, — вкусите вы наконец сладость мести за гибель величайшего паладина морей!» И в жестокой борьбе один на один, отринув с презрением современное оружие, истребил я всех супостатов до последнего. Если Мюссерт[63] умудрится на самом деле выиграть, ему нужно будет прибавить к национальной истории еще одну дату: 1934 — битва при Джирдженти.

В качестве трагического для павших блох обстоятельства следует упомянуть, что место, где произошла баталия, называлось «Albergo della Расе» — «Приют мира».

Гавань в Джирдженти, Порто-Эмпедокле, вся в желтухе от серы. Повсюду видишь нагромождения серных глыб, приготовленных к вывозу. Ваши и мои серные спички тоже были тут, ибо почти весь экспорт серы идет отсюда.

Вечером, когда я сидел в кафе, вошел некий синьор, показывавший фокусы: сначала он проглотил шпагу, затем бильярдный шар. Когда шар опять выскочил наружу, то было похоже, что синьор снес яйцо, как птица. Публика дрожала от отвращения, но смотрела во все глаза. После представления артист ненадолго подсел ко мне; это был мадьяр из Венгрии, уже успевший наглотаться почти всех стран мира.

И вот я снова мчусь в автомобиле по стране. Наступала весна, Миндальные деревья вокруг стояли в цвету, возле Кальтаниссетты весь окружающий ландшафт — и горы, и долины — был затянут нежным бело-розовым покрывалом. Солнце начало снова поддавать жару, бродить по земле с каждым днем становилось все приятнее.