Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

• Название: Тысяча осеней Якоба де Зута
• Автор: Дэвид Митчелл
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978–5-699–66962–2

Конец XVIII века. Молодой голландец Якоб де Зут приплывает в Дэдзиму — голландскую колонию в Японии. Ему необходимо заработать деньги — отец его возлюбленной Анны не дает согласия на брак дочери с бедняком.

Якоб уверен, что скоро вернется на родину, станет мужем Анны и годы, проведенные в Японии, будет вспоминать как небольшое приключение. Но судьба распорядилась иначе — ему предстоит провести на чужбине почти всю жизнь, многое испытать, встретить и потерять любовь.

Митчелл умело сплетает воедино множество судеб, наполняя созданный им мир загадочными символами и колоритными деталями, приглашая читателя вместе с героем пережить все испытания, что выпали на его долю.

---

— Предполагал заглянуть несколько дней тому назад, — отвечает Якоб, — но работа не отпустила.

— Хоронить репутацию Сниткера, — замечает Ост, — должно быть, утомительная работа.

— Да, — Якоб легко отражает первую атаку. — Как и подделка бухгалтерских книг. У вас тут уютно, господин Грот.

— Если б мне, знач, нравилось жить в ванне с мочой, — Грот подмигивает, — я бы остался в Энкхёйзене, да.

Якоб садится.

— Во что играем, господа?

— Плут и дьявол… наши немецкие кузены, знач, играют в нее.

— A — а, корнифель[39]. Я немного играл в нее в Копенгагене.

— Я удивлен, — говорит Баерт, — что вы знакомы с картами.

— Сыновья — и племянники — священников не так наивны, как все думают.

— Кажный из них, — Грот достает гвоздь из коробочки, — это минус один стювер[40] с жалованья. На кон мы всякий раз ставим по гвоздю. Семь взяток на раздачу, и кто, знач, взял больше, тому и кон. Заканчиваются гвозди — заканчивается игра.

— Но как получить выигрыш, если жалованье в Батавии?

— Немного бумажной волокиты. Вот… — он взмахивает листом бумаги, — …все записано, кому, знач, с кого и кем, а заместитель директора ван Клиф вписывает наши расчеты в книгу жалованья. Господин Сниткер это разрешил, потому что знал, как такие мужские забавы поддерживают тонус.

— Господин Сниткер был желанным гостем, — говорит И во Ост, — до того, как потерял свободу.

— Фишер, и Оувеханд, и Маринус сами по себе, но вы, господин де 3., скроены из более веселого сукна…

На полке уже девять бутылей рома. «И я удрал от своего отца, — рассказывает Грот, поглаживая свои карты, — прежде, чем он вырвал мне печень, и, знач, потопал в Амстердам в поисках удачи и настоящей любви, — он наливает еще стакан рома цвета мочи. — Но любовь видел только одну: деньги до и триппер после, а удачи вообще никакой. Нашел только голод, снег да лед, а еще воров, которые кормились слабыми, как собаки… Деньги, знач, должны работать, думаю я, и трачу все свое «наследство» на тележку с углем, но банда угольщиков утопила мою тележку в канале, а потом и меня, с криками: «Это наше место, вали отсюда, дворняга фристландская! Вернешься, снова тебе баню устроим». Этот урок по монополии и ледяное купание привели к тому, что я неделю валялся в своей дыре с лихорадкой, а затем ла-асковый хозяин пинком вышиб меня на улицу. В сапогах дыры, жрать нечего, да еще вонь от тумана, сел я на ступеньках Ньюиверка, думаю: мож, стырить еду, пока сил на бег хватает, или прям тут замерзнуть и на том покончить со всем…»

— Стырить да бежать, — говорит И во Ост. — Каждый раз.

— И тут, знач, появляется этот кент в цилиндре, трость с набалдашником из слоновой кости, да еще вежливый. «Знаешь, паренек, кто я такой?» Я, само собой, отвечаю: «Не знаю». А он мне: «Я, паренек, твое будущее благополучие». Подумал я, что он меня в церковь потянет, а я такой голодный, что евреем бы стал за чашку каши, но — нет. «Ты слышал о благородной и процветающей голландской Ост-Индской компании, паренек?» Я отвечаю: «Кто ж о ней не слышал?» «Знач, — говорит он, — тебе известно, что Компания предлагает работу крепким и решительным парням по всему Богом созданному голубому с золотом шару, да?» Тут я соображаю, что к чему, и говорю: «Да, известно, понятное дело». Он и говорит: «Я старший вербовщик в амстердамской штаб-квартире Компании, и зовут меня Дьюк ван Эйс. Что ты скажешь, если я предложу тебе полугульден с твоего будущего жалованья сейчас, плюс жилье да еду до отплытия следующей флотилии Компании на таинственный Восток?» Я и отвечаю: «Дьюк ван Эйс, спаситель вы мой». Господин де 3., наш ром вам не по душе?

— Желудок у меня шалит, господин Грот, а так он очень вкусный.

Грот кладет пятерку бубен: Герритсзон шлепает по ней дамой.

— Бью! — Баерт припечатывает сверху пятеркой козырей и забирает гвозди.

Якоб сбрасывает какую‑то мелкую черву.

— И что ваш спаситель, господин Грот?

Грот проверяет свои карты. «Этот господин привел меня к какому‑то ветхому дому за тюрьмой Распхюйс, на улице, где, знач, одни азиаты живут, и офис у него ободранный, но там сухо и тепло, а запах бекона тянется откуда‑то снизу, с нижних комнат, и пахло та — а-ак хорошо! Я даже спросил: мож мне кусочек бекона или два, а этот ван Эйс смеется и говорит: «Пиши свое имя здесь, парень, и после пяти лет на Востоке ты сам себе дворец построишь из копченой свинины!» Не знал я, как писать, как читать тогда, в то время, зачернил палец и прижал к бумаге. «Замечательно, — говорит ван Эйс, — а это тебе задаток, я ж держу свое слово». Он заплатил мне мой новехонький, гладенький полугульден, и не было в тот миг человека счастливее меня. «Остальное получишь на корабле «Адмирал де Рюйтер», который отплывает тридцатого или тридцать первого. Похоже, ты не против того, чтобы пожить вместе с другими такими же крепкими да решительными парнями — своими будущими соседями по кораблю и партнерами по процветанию?» Любая крыша над головой лучше, чем никакая, и я, знач, взял свои деньги и ответил: «Совсем не против».

Туоми сбрасывает ненужную бубну. Иво Ост-четверку пик.

— Повели меня двое слуг, — продолжает Грот, изучая свои карты, — вниз по лестнице, а я даж не пикнул, пока, вдруг, слышу, ключом замок за мной закрыли. В камере, не больше этой комнаты, сидело двадцать четыре парня моих лет иль старше. Одни уже неделями сидели; другие — как скелеты, кровью харкают… О-о, как я по двери колотил, чтоб открыли, а этот, весь в струпьях, здоровенный хряк подкатился ко мне и говорит: «Ты лучше дай мне полугульден щас на сохрану». Я ему: «Какой полугульден?» А он говорит: или я ему сам отдам, или он меня отделает, и все равно возьмет. Я спрашиваю: когда нас на воздух выводят размяться да надышаться. «Нас не выведут, — говорит он, — пока корабль не придет или мы не откинемся. А щас — деньги». Я б мог наврать, что вербовщик не дал, но Ари Грот — не врун. Он не шутил про откинувшихся: восемь таких же «крепких да решительных парней» лежали по двое в одном гробу. Железная решетка в окне на улицу — для света да воздуха, вишь как, да жрачка такая херовая, что не знаешь, какое ведро с едой, а какое — с говном…

— Почему ж вы двери не сломали? — спрашивает Туоми.

— Железные двери да охрана с дубинками шипастыми, вот почему. — Грот снимает с головы вошь. — О-о, я нашел способ выжить, чтоб рассказать вам все. Это мое хобби — искусство выживания. И в тот день, когда нас повели к телегам, чтобы отвезти на «Адмирал де Рюйтер», связанных друг с другом, как воришек, я дал себе три клятвы. Первая: никогда не верь ни одному кенту, который говорит: «Мы о тебе позаботимся». — Он подмигивает Якобу. — Вторая: никогда не будь бедным, хоть как‑нибудь, но не будь, чтоб такой прыщ, как ван Эйс, не смог продать тебя да купить, как раба. Третья? Получить назад мой полугульден с этого хряка прежде, чем доплывем до Кюрасао. Моей первой клятвы я держусь и по сей день. Вторая… ну, у меня есть надежда, что Ари Грот не закончит свою жизнь в могиле для нищих. А третья — о, да — а, я получил свой полугульден той же ночью.

Вибо Герритсзон ковыряет в носу и спрашивает:

— Как?

Грот смешивает карты.

— Я сдаю, морячки.

Пять бутылей рома на полке. Моряки пьют больше клерка, но Якоб чувствует, как тяжелеют его ноги. Корнифель, он знает, сегодня денег ему не принесет.

— Буквам, — рассказывает Иво Ост, — нас учили в сиротском доме, и арифметике, и Священному Писанию: о — очень большая доза Библии и молитвы в часовне дважды в день. Евангелие заставляли заучивать слово в слово, а ошибка каралась ударом тростью. Какой бы пастор из меня вышел! Хотя — кто стал бы выслушивать Десять Заповедей от «непонятно чьего сына»? — Он сдает по семь карт каждому игроку. Переворачивает верхнюю карту на оставшейся колоде. — Бубны козыри.

— Я слышал, — говорит Грот, кладя восьмерку крестей, — Компания послала одного охотника за головами, черного, как, знач, сажа, в пасторскую школу в Лейдене. С тем, чтобы он вернулся в джунгли и указал людоедам путь истинный, чтоб они стали мирными и пушистыми. Библия — это ж дешевле, чем винтовки и все такое.

— Но винтовки‑то веселее, — вставляет Герритсзон. — Бах — бах — бах.

— Какой прок от раба, — спрашивает Грот, — если в нем столько дыр?

Баерт целует свою карту и кладет даму крестей.

— Эта сучка — единственная на Земле, — говорит Герритсзон, — позволяет тебе делать это.

— С сегодняшним выигрышем, — заявляет Баерт, — я могу заказать себе златокожую мадам.

— Вам в приюте дали такую фамилию, господин Ост? «Я бы никогда не задал этот вопрос трезвым», — ругает себя Яков.

Но Ост, размякший от рома Грота, совсем не злится на вопрос. «Да, там. Ост-это от Ост-Индской компании, которая основала тот приют, а кто б сказал, что нет во мне крови Востока? Иво — потому что меня оставили на ступеньках сиротского дома двадцатого мая, под день святого Иво. Мастер Дрийвер, который этот дом возглавлял, постоянно говаривал, что Иво — это мужское производное от Евы, чтоб я помнил, в каком грехе меня родили.