Александр Яковлев - Омут памяти

• Название: Омут памяти
• Автор: Александр Яковлев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-264-00458-7

---

Кстати, вопрос об информационных докладах КГБ о работе МДГ — не столь уж рутинный, как это может показаться. Они были полны неприязни, запугиваний, обвинений и ярлыков. Как-то Горбачев спросил меня с раздражением: что там межрегиональщики, затевают какой-то новый скандал? Что они, сдурели? Я спросил своих друзей, что случилось. Оказалось, ничего. Когда я сказал об этом Горбачеву, он отмахнулся, пробурчав: "Знаю, знаю". Он успел переговорить с Анатолием Собчаком. А взъерошился он, прочитав донос КГБ.

Еще одна маленькая, но существенная деталь. Демократы из разных организаций, прежде всего из "Мемориала", привезли с Соловецких островов камень, чтобы положить его на Лубянской площади. Пригласили меня на церемонию. Но Горбачев распорядился: нет! Пошли туда Юрия Осипьяна — члена Президентского совета.

Ох уж эти мелочи — игрушки дьявола. Как они прозрачны!

В политике, как известно, мало пользы от мышления крайностями. Действуя в "серой" зоне, иногда можно достичь гораздо большего, постоянно включая рычаги сдержанности. Горбачеву это удавалось. Однако и при таком подходе иногда необходимо давать сдачи, считаясь не только со своими желаниями или нежеланиями, но и с возможными оценками твоего поведения со стороны как союзников, так и противников.

Горбачева постоянно пробовали на зуб, испытывая его прочность как руководителя. Наверное, многие помнят выступление в парламенте генерала Макашова — командующего Уральским военным округом, когда он с присущей ему наглостью советовал Верховному главнокомандующему пройти хотя бы краткосрочные курсы военного дела. Все ждали реакции Горбачева, но ее так и не последовало. Хотя она была очень нужна в то время. Я говорил об этом с Михаилом Сергеевичем. Он при мне звонил министру обороны Дмитрию Язову. Тот обещал внести кадровое предложение о Макашове в течение трех дней. Речь шла об отправке его во Вьетнам. Но все быстро затихло. И что же? Впоследствии Макашов бегал около мэрии с пистолетом, матерщиной призывал людей к восстанию, а затем заседал в парламенте по списку КПРФ, громил Перестройку, разоблачал Горбачева и поносил евреев.

Я уже писал о том, при каких обстоятельствах главный редактор "Советской России", газеты ЦК КПСС, Валентин Чикин напечатал статью Нины Андреевой против Перестройки. И что же? Чикин теперь — член парламента, продолжает редактировать одну из самых реакционных газет, а Михаил Сергеевич продолжает получать оплеухи от этой газеты.

Чикин был назначен на эту должность по настоянию тогдашнего секретаря ЦК Зимянина. Это произошло ближе к осени 1985 года. Я уже был заведующим отделом пропаганды. Попытался возразить, но ничего из этого не вышло. Мне было сказано, что Чикин находится в добрых отношениях с Горбачевым еще со старых комсомольских времен. Некоторые мои товарищи, которым я не мог не доверять, сказали мне, что, работая в "Комсомольской правде", Чикин не отличался политическим зубодерством. Вспоминали, что он порой очень нервничал из-за своих личных дел, что задавлен бытовыми и семейными невзгодами. А так, мол, нормальный.

Далее. Геннадий Зюганов публикует в газете "Советская Россия" от 7 мая 1991 года статью "Архитектор у развалин". Горбачев даже не пожурил Зюганова за выступление, направленное против решений Политбюро, пленумов и съездов партии. Теперь Зюганов возглавляет компартию, пытается перестроить ее, то есть по-мичурински вывести из огурца апельсин.

Заместитель Михаила Сергеевича по Совету обороны Бакланов вместе с редактором газеты "День" Прохановым публично (на страницах газеты) обсуждают проблему разоружения, практически отвергая политику соглашений с США о сокращении ядерных и обычных вооружений, одобренную Политбюро. Михаил Сергеевич опять промолчал. Когда его внимание обратили на этот факт, он не нашел ничего лучшего, чем сказать, что Бакланов — порядочный человек. Ничего себе!

Я думаю, в России еще не забыли нашумевшее "Слово к народу", явившееся по сути идеологической программой августовских мятежников. Оно было опубликовано в той же "Советской России" 23 июля 1991 года. Письмо предельно демагогическое, представляет собой набор злобных пассажей, претендующих на "высокую публицистику", на отчаянные стоны души. По форме "Слово" — достаточно пошлое сочинение, но точно рассчитанное на возбуждение инстинктов толпы.

"Очнемся, опомнимся, встанем и стар, и млад за страну. Скажем "Нет!" губителям и захватчикам. Положим предел нашему отступлению на последнем рубеже сопротивления. Мы начинаем всенародное движение, призывая в наши ряды тех, кто распознал страшную напасть, случившуюся со страной".

Коротка память во злобе у зовущих на баррикады. Уже забыто в горячке, что за такое "Слово" еще недавно расстреляли бы к утру следующего дня. А они жалуются, что их "отлучают от прошлого". Какого прошлого? Расстрельного? Лагерного? Письмо подписали: Юрий Бондарев, Юрий Блохин, Валентин Варенников, Эдуард Володин, Борис Громов, Геннадий Зюганов, Людмила Зыкина, Вячеслав Клыков, Александр Проханов, Валентин Распутин, Василий Стародубцев, Александр Тизяков.

Надлежащей реакции власти не последовало. Как будто все это звучало не призывом к насилию и погромам, а капустником на вечеринке.

Те, кто теперь обвиняют Горбачева в авантюризме, связанном с Перестройкой, ошибаются: чего-чего, а авантюризма в его характере не было ни грана. Это хорошо. Но, как это ни странно, человек, стоявший у начала процесса, связанного с историческим риском, был совершенно не расположен рисковать в вопросах куда менее сложных. Свалить дуб, то есть абсолютную диктатуру, решился, а вот сучки обрубить и листья сжечь испугался.

Боязнь чего-то худшего даже тогда, когда для этого не было достаточно серьезных оснований, лишь усиливала у него постоянное стремление к перестраховке, желание "потянуть" с действиями и решениями, не раздражать лишний раз тех, от кого, как ему казалось (и как ему, не сомневаюсь, внушали), зависело сохранение порядка в государстве в случае выхода на улицу "опасных" и "непредсказуемых" демократов, готовых вроде бы даже Кремль штурмовать.

Характерный пример. Во время мартовского (1991 г.) противостояния, когда демонстранты, требовавшие продолжения реформ, оказались лицом к лицу с солдатами, Горбачев волновался как никогда, "сидел" на телефоне, собирая информацию. Мне он звонил в тот день несколько раз, невзирая на возникшую прохладу в отношениях. Я чувствовал его растерянность. Во время одного из таких звонков он сказал: поступила информация, что демократы готовят захват Кремля и что для этого где-то изготавливаются крючья с веревками (ох уж эти крючковские штучки!).

Можно было принять это за дурной розыгрыш, но Михаил Сергеевич был серьезен. Он попросил меня позвонить мэру Москвы Попову и сказать ему об этой информации. Попов рассмеялся: "Что там у этих информаторов, крыша поехала? Хоть бы адресок дали, где крючки делают, да и с веревками у нас дефицит".

Я сообщил об этой реакции Горбачеву, а еще добавил, что лично я боюсь прямого столкновения армейских подразделений с мирным населением. Кто-то может выстрелить и спровоцировать бойню.

— Этот кто-то и будет отвечать, — сказал Михаил Сергеевич.

— Согласен, но как потом хоронить будем? Вся Москва выйдет на улицы. И понятно, с какими лозунгами.

Михаил Сергеевич некоторое время молчал, а затем сказал: "Я сейчас позвоню Язову и Крючкову, напомню, что они понесут личную ответственность, если это "противостояние" окажется трагическим". Думаю, что это предупреждение Горбачева все-таки сорвало запланированную спецслужбами провокацию.

Или взять вильнюсские события января 1991 года. О них я узнал из выступления Егора Яковлева в Доме кино, где отмечался юбилей "Московских новостей". Информация ошеломила людей. На другой день утром ко мне в кабинет в Кремле пришли Вадим Бакатин, Евгений Примаков, Виталий Игнатенко с вечным русским вопросом: что делать?

Настроение было препоганое. Долго судили-рядили, пытаясь поточнее оценить ситуацию, найти выход из положения. Нервничали. Наконец коллегия "заговорщиков" поручила мне пойти к Михаилу Сергеевичу и предложить ему немедленно вылететь в Вильнюс, дать острую оценку случившемуся и создать независимую комиссию по расследованию этой авантюры.

Горбачев выслушал меня, поразмышлял и… согласился, добавив, что вылетит завтра утром. Попросил меня связаться с Ландсбергисом и спросить его мнение. Я позвонил в Вильнюс, Ландсбергис поддержал идею. Договорились о том, где Горбачев будет выступать. За подготовку речей взялся Игнатенко. Он был в то время пресс-секретарем Горбачева.

Однако утром ничего не произошло. Мы снова собрались в том же составе. Идти к Горбачеву я отказался. Попросили Игнатенко взять эту миссию на себя, найти какой-то повод для встречи с Михаилом Сергеевичем. С нетерпением ждали его возвращения. Наконец он вернулся с понурой головой и сообщил, что поездки не будет и пресс-конференции в Москве тоже не будет. Почему? Крючков отговорил, заявив, что не может обеспечить безопасность Президента в Вильнюсе. Само собой разумеется, что Крючков "не мог гарантировать", он-то лучше других знал, что на самом деле произошло в Вильнюсе.