Данте Алигьери - Божественная комедия

• Название: Божественная комедия
• Автор: Данте Алигьери
• Жанр: Поэзия
• Год: 1967

«Комедия», ставшая для потомков «божественной книгой» — одно из величайших художественных произведений, какие знает мир. Это энциклопедия знаний «моральных, естественных, философских, богословских», грандиозный синтез феодально-католического мировоззрения и столь же грандиозного прозрения развертывающейся в то время новой культуры. Огромный поэтический гений автора поставил комедию над эпохой, сделал ее достоянием веков.

Перевод и примечания Михаила Леонидовича Лозинского.

Иллюстрации Гюстова Доре.

---

Песнь двадцать шестая

Круг восьмой — Восьмой ров — Лукавые советчики 1

Гордись, Фьоренца, долей величавой!
Ты над землей и морем бьешь крылом,
И самый Ад твоей наполнен славой!

4

Я пять таких в собранье воровском
Нашел сограждан, что могу стыдиться,
Да и тебе немного чести в том.

7

Но если нам под утро правда снится,
Ты ощутишь в один из близких дней,
К чему и Прато[353], как и все, стремится;

10

Поэтому — тем лучше, чем скорей;
Раз быть должно, так пусть бы миновало!
С теченьем лет мне будет тяжелей.

13

По выступам, которые сначала
Вели нас вниз, поднялся спутник мой,
И я, влекомый им, взошел устало;

16

И дальше, одинокою тропой
Меж трещин и камней хребта крутого,
Нога не шла, не подсобясь рукой.

19

Тогда страдал я и страдаю снова,
Когда припомню то, что я видал;[354]
И взнуздываю ум сильней былого,

22

Чтоб он без добрых правил не блуждал,
И то, что мне дала звезда благая
Иль кто-то лучший, сам я не попрал.

25

Как селянин, на холме отдыхая, —
Когда сокроет ненадолго взгляд
Тот, кем страна озарена земная,

28

И комары, сменяя мух, кружат,[355] —
Долину видит полной светляками
Там, где он жнет, где режет виноград,

31

Так, видел я, вся искрилась огнями
Восьмая глубь, как только с двух сторон
Расщелина открылась перед нами.

34

И как, конями поднят в небосклон,
На колеснице Илия вздымался,
А тот, кто был медведями отмщен,

37

Ему вослед глазами устремлялся
И только пламень различал едва,
Который вверх, как облачко, взвивался,[356] —

40

Так движутся огни в гортани рва,
И в каждом замкнут грешник утаенный,
Хоть взор не замечает воровства.

43

С вершины моста я смотрел, склоненный,
И, не держись я за одну из плит,
Я бы упал, никем не понужденный;

46

И вождь, приметив мой усердный вид,
Сказал мне так: «Здесь каждый дух затерян
Внутри огня, которым он горит».

49

«Теперь, учитель, я вполне уверен, —
Ответил я. — Уж я и сам постиг,
И даже так спросить я был намерен:

52

Кто в том огне, что там вдали возник,
Двойной вверху, как бы с костра подъятый,
Где с братом был положен Полиник?»[357]

55

«В нем мучатся, — ответил мой вожатый, —
Улисс и Диомед,[358] и так вдвоем,
Как шли на гнев,[359] идут путем расплаты;

58

Казнятся этим стонущим огнем
И ввод коня, разверзший стены града,
Откуда римлян вышел славный дом,[360]

61

И то, что Дейдамия в сенях Ада
Зовет Ахилла, мертвая, стеня,[361]
И за Палладий[362] в нем дана награда».

64

«Когда есть речь у этого огня,
Учитель, — я сказал, — тебя молю я,
Сто раз тебя молю, утешь меня,

67

Дождись, покуда, меж других кочуя,
Рогатый пламень к нам не подойдет:
Смотри, как я склонен к нему, тоскуя».

70

«Такая просьба, — мне он в свой черед, —
Всегда к свершенью сердце расположит;
Но твой язык на время пусть замрет.

73

Спрошу их я; то, что тебя тревожит,
И сам я понял; а на твой вопрос
Они, как греки, промолчат, быть может».

76

Когда огонь пришел под наш утес
И место и мгновенье подобало,
Учитель мой, я слышал, произнес:

79

«О вы, чей пламень раздвояет жало!
Когда почтил вас я в мой краткий час,
Когда почтил вас много или мало,

82

Слагая в мире мой высокий сказ,[363]
Постойте; вы поведать мне повинны,
Где, заблудясь, погиб один из вас».[364]

85

С протяжным ропотом огонь старинный
Качнул свой больший рог; так иногда
Томится на ветру костер пустынный,

88

Туда клоня вершину и сюда,
Как если б это был язык вещавший,
Он издал голос и сказал: «Когда

91

Расстался я с Цирцеей[365], год скрывавшей
Меня вблизи Гаэты,[366] где потом
Пристал Эней, так этот край назвавший, —

94

Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом

97

Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.

100

И я в морской отважился простор,
На малом судне выйдя одиноко
С моей дружиной, верной с давних пор.

103

Я видел оба берега, Моррокко,[367]
Испанию, край сардов,[368] рубежи
Всех островов, раскиданных широко.

106

Уже мы были древние мужи,
Войдя в пролив, в том дальнем месте света,
Где Геркулес воздвиг свои межи,

109

Чтобы пловец не преступал запрета;[369]
Севилья справа отошла назад,
Осталась слева, перед этим, Сетта[370].

112

«О братья, — так сказал я, — на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят

115

Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный![371]

118

Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены».

121

Товарищей так живо укололи
Мои слова и ринули вперед,
Что я и сам бы не сдержал их воли.

124

Кормой к рассвету, свой шальной полет
На крыльях весел судно устремило,
Все время влево уклоняя ход.[372]

127

Уже в ночи я видел все светила
Другого остья, и морская грудь
Склонившееся наше заслонила.[373]

130

Пять раз успел внизу луны блеснуть
И столько ж раз погаснуть свет заемный,[374]
С тех пор как мы пустились в дерзкий путь,

133

Когда гора[375], далекой грудой темной,
Открылась нам; от века своего
Я не видал еще такой огромной.

136

Сменилось плачем наше торжество:
От новых стран поднялся вихрь, с налета
Ударил в судно, повернул его

139

Три раза в быстрине водоворота;
Корма взметнулась на четвертый раз,
Нос канул книзу, как назначил Кто-то,[376]

142

И море, хлынув, поглотило нас».

Песнь двадцать седьмая