Александр Апраксин - Ловкачи

• Название: Ловкачи
• Автор: Александр Апраксин
• Издательство: Современник
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1996

Роман «Ловкачи» повествует о похождениях двух приятелей, пытающихся осуществить тщательно разработанный план обогащения ценою «невинного» обмана. Но неожиданные просчеты разрушили мечты двух проходимцев о безбедном существовании за границей, и они предметами перед лицом закона…

 Подобные же стремления к легкой наживе и сладкой жизни приводят мелкого банковского служащего из романа «Три плута» в компанию отпетых мошенников. Он становится соучастником преступления и из скучного, однообразного бытия канцелярской среды оказывается в водовороте остросюжетных событий, разворачивающихся на страницах романа.

---

Но до конца Огрызков не досидел. Он уехал несколько усталый от этого дня и вернулся к себе домой ранее обыкновенного.

Все время, пока сон наконец не сморил его, раздумывал он о Мирковой и вспоминал ее строгую и пламенную речь. Как должна любить подобная женщина, чтобы, идя наперекор присущему вообще всем женщинам любопытству, не допускать никаких слухов об отсутствующем женихе?.. Огрызков умилялся этим и все время только одно слово повторял, явно относившееся к Хмурову:

— Счастливец!

И сам он, раздумывая таким образом, решил, что, конечно, лучше всего, коль веришь в человека, не позволять никому говорить о нем дурно, не то долго ли поколебать веру и допустить сомнение. Как яд разрастется оно быстро и охватит всю душу. Тогда уже будет поздно, и доверие вновь не вернется, а с его утратою придется проститься и с собственным спокойствием.

Пофилософствовав на эту тему, Огрызков заснул с чистой совестью.

Но каково же было его удивление, когда на другой день утром человек стал его будить с докладом.

— Вас по очень важному делу желает сейчас видеть Степан Федорович Савелов.

— Что такое? В чем дело? — не сразу опомнился Сергей Сергеевич, вообще любивший поспать.

Человеку пришлось дважды повторить то же самое. Наконец Сергей Сергеевич проговорил:

— К чему ты меня будишь? Разве не мог сказать, что меня будить вообще воспрещено?

— Они просили-с. Говорят, что дело самое безотлагательное.

Огрызкову и лень было вставать, и предчувствовалась неприятность беседы о щекотливых вопросах, казавшихся ему теперь еще более запутанными, после строгого воспрещения Зинаиды Николаевны в них вмешиваться. Но делать ничего более не оставалось, и он приказал лакею:

— Приведи Степана Федоровича в кабинет, а я сейчас кое-как поприоденусь и к нему выйду.

Действительно, через десять минут он уже здоровался с гостем.

— Прошу извинить, что задержал, — говорил он, усаживаясь, — да и туалет мой…

— Я, в самом деле, несколько рано, — ответил Савелов. — Но чрезвычайная важность моего посещения может служить мне оправданием.

— Я тебя ни в чем и не виню, — успокоил его Огрызков, бывший и с ним, как со всеми знакомыми по пьяному делу, на ты.

— Без особых подробностей, — заговорил снова Савелов, — я должен сказать тебе, что посещение мое связано с интересами, даже с честью и со счастием женщины, которую ты знаешь и доверием которой ты пользуешься.

«Ну, так оно и есть!» — подумал Огрызков, все еще почему-то надеявшийся, что дело у Савелова к нему иное.

— Я убедился теперь, что Хмуров затеял с Зинаидой Николаевной чересчур опасную игру.

Огрызков чувствовал себя чрезвычайно неловко. Он боролся между любопытством и данным Мирковой обещанием, но, к чести его надо упомянуть, в конце концов последнее взяло верх, и он все-таки попробовал сказать:

— Все, что ты мог бы мне сообщить о Хмурове, конечно, одни только смутные слухи о каких-то его долгах или вообще пустяках, не играющих никакой роли в моих глазах, а еще того менее в глазах женщины, любящей так, как его любит Зинаида Николаевна.

Савелов попытался было перебить его, но Огрызков этого не допустил. Он продолжал:

— Извини, пожалуйста, я не договорил, кроме того, должен тебя предупредить, что Зинаида Николаевна напрямик вчера мне заявила, чтобы я и не думал и не осмеливался бы ей никогда, ни при каких условиях передавать то, что мне скажут о ее женихе.

— Но что же это, наконец? — воскликнул Савелов. — Она окружает себя какою-то каменною стеною. К ней правда не имеет доступа, она ходит с повязкою на глазах и предпочитает ринуться в пропасть, нежели узнать истину. Это ужасно!

— Говори что хочешь, — вздохнул Огрызков. — Это ее логика, и я, пожалуй, сам с нею вполне согласен.

— Ты согласен?

— Совершенно. Посуди сам: допусти только раз сомнению пробраться к тебе, и кончено с доверием, даже к предмету самой пламенной любви.

— Доверие! — почти вскрикнул Савелов. — Да посуди ты, напротив, сам, о доверии к кому идет речь?

— Как к кому? Он ее жених, он избранник ее сердца…

— Но он мерзавец!

— Может быть, в твоих глазах, но не в ее мнении, да и не в моем. Ты смотришь на него несколько пристрастно.

— Ему место на поселении…

— Уж и на поселении? Нет, друг, ты в самом деле увлекаешься.

— И не думаю. Хочешь тому доказательства, так слушай.

— Говори.

— Иван Александрович Хмуров, не поминая уж о том, что никогда не был помещиком Тамбовской губернии, давным-давно женат и, претендуя на вступление в новый брак, является двоеженцем…

— Не может быть!

— Я ручаюсь тебе за достоверность этого факта. Мало того, я могу указать тебе, где его законная жена и как ее зовут! — Ввиду молчания и оцепенения, в котором находился Огрызков, Степан Федорович продолжал: — Она в Тамбове, и зовут ее Ольгою Аркадьевною… Теперь ты что скажешь?

— Что сказать? Если это действительно так, то оно, конечно, ужасно…

— Вот видишь, — с каким-то торжеством ответил Савелов. — Оно ужасно, да; но ужаснее еще то, что Зинаида Николаевна, которой я счел долгом и, верь мне, бескорыстным долгом, открыть глаза, ответила мне оскорблением! Поверишь ли ты, что она прислала ко мне Кирилла Ивановича, своего управителя, с заявлением, чтобы я немедленно очистил ее квартиру…

Конечно, Огрызков должен был этому поверить, так как приказание накануне было отдано в его же присутствии.

— Но я не остановлюсь перед подобною ее необдуманностью, — продолжал Савелов…

— Конечно.

— Да, положение слишком серьезное, и мое личное самолюбие в данном случае должно уступить место нашей обязанности ее спасти…

— Но как?

— Господи, ты еще спрашиваешь?! Понятно, с какой целью я приехал к тебе. Ты у нее принят. Ты пользуешься ее полным доверием. Тебе одному и можно ей открыть глаза.

Но Огрызков с сомнением качал головою. Он сказал:

— Не знаешь ты ее. Едва я заикнусь в невыгодных выражениях о Хмурове, как она прикажет мне замолчать и выгонит меня из дома так же легко, как тебе она отказывает от квартиры.

— Да разве то, что ты должен ей передать, один только пустой слух? Разве это не факт, не доказательство его вопиющего обмана?

— И все-таки я не знаю, как к ней приступиться. Я никогда не решусь!

— Что за малодушие! Ты прости меня, пожалуйста, но твой долг, долг честного человека, предостеречь ее от преступления, задуманного этим негодяем. Допустим даже, что лично выразиться ты стесняешься. Напиши ей в таком случае. Ведь не можешь же ты допустить, чтобы она вышла замуж за заведомо женатого человека?

— Позволь, пожалуйста, — заметил после маленькой паузы Огрызков. — Ей я ничего не скажу и не напишу. Снова повторяю тебе: она и высказаться-то мне не даст до конца. У меня другая мысль.

— А именно?

— Я вполне согласен с тобою, что если дело действительно так, если Хмуров женат и хочет ее обмануть, то на нашей совести лежит сделать все, лишь бы обман этот не удался.

— Но говори — как, как? — нетерпеливо торопил его Савелов.

— Я считаю совершенно лишним до поры до времени тревожить ее, тем более что это может оказать на женщину в ее состоянии совсем обратное действие. Я предлагаю вот что: давай, сейчас вот при тебе, я пошлю Хмурову в Варшаву телеграмму. Я спрошу его прямо, чем объяснить этот слух. Если он замышляет обман и если только история с его первою женитьбою не сказка…

— Какая сказка? Помилуй!

— Ну, и прекрасно… Тогда ведь он сейчас же перепугается и себя выдаст.

— Это идея.

— Так давай составим депешу…

Огрызков волновался от радости, что придумал такой исход. Он и сам-то от себя не ожидал подобной сметливости. Он сел к письменному столу и написал несколько строк.

— Вот так, я думаю, — сказал он, читая вслух набросанную им депешу: «Варшава, „Европейская гостиница“, Хмурову. Прошел слух, что женат. Узнает невеста. Что делать? Огрызков».

— Прекрасно, — одобрил Савелов.

Огрызков позвонил и в его же присутствии, сейчас же приказал отправить телеграмму.

— Так будет лучше, — добавил он в гордости от своей находчивости. — В подобном деле надо много сдержанности и обдуманности, а ты сразу загорячился. Вот погоди, к вечеру же явится ответ, и я немедленно тебе его сообщу.

XVIII ДЕЛА ПУЗЫРЕВА

Пока с одной стороны волновались Савелов и Огрызков, с другой — продолжал свои хлопоты Илья Максимович Пузырев — главное действующее лицо описываемой истории.

Оказывалось, что застраховать себя, да еще в довольно значительной сумме, совсем уж не так-то легко.

Начать с того, что в обществе «Урбэн» существовало правило подвергать каждого страхующегося в более или менее солидной сумме предварительному осмотру двух врачей.