Питер Гитерс - Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви

• Название: Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви
• Автор: Питер Гитерс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-068262

Питер Гитерс — счастливый обладатель замечательного кота. Десять лет он писал биографию своего пушистого любимца, а свободное время использовал для того, чтобы стать известным писателем, сценаристом и издателем.

Питер никогда не любил кошек, но ему потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы отдать свое сердце… маленькому вислоухому котенку Нортону.

Отныне они неразлучны: вместе гуляют по Нью-Йорку, летают на самолетах, ходят по магазинам, обедают в ресторанах, — да мало ли что еще!

Малыш Нортон стал не только полновластным хозяином в доме Питера, но и хозяином его судьбы.

Потому что именно он учит Питера, как быть счастливым, — и сам приносит ему счастье…

---

Я не был специалистом по свиданиям. Мое поколение никогда на них по-настоящему не ходило. Мы вместе тусовались, занимались разными делами, спускали деньги, принимали галлюциногены и кувыркались на водяной кровати, но никогда по-настоящему не встречались. Это было для меня в новинку, и я решительно был настроен испробовать как можно больше.

Прежде всего я узнал, что привлекательным женщинам (и здесь я придерживаюсь следующего, слегка ограниченного определения: модели, актрисы и любые женщины, которые водят собственный джип и которых не зовут Гатти, Роки или Джерти) нравится встречаться с писателями. Заметьте, не всем из них. Многие предпочитают встречаться с банкирами, уродливыми рок-звездами или фотографами, у которых имеется только имя или фамилия, но не то и другое сразу. Но в целом они считают писателей умными, и это их притягивает. И тут все складывалось отлично, поскольку я тоже заметил, что большинству писателей нравится встречаться с привлекательными женщинами. Рискую высказать свою версию: мужчины-писатели, за исключением Вацлава Гавела и Оскара Уайльда, сочиняют книги лишь для того, чтобы произвести впечатление на женщин. А иначе зачем обрекать себя на агонию мучительных одиноких дней во время творческих исканий, не говоря о сопровождающих всю жизнь нищете и насмешках? Все это ради надежды, что некая Офелия, Эмма или Дейзи подойдет к вам в баре и скажет: «Извините, вы Федор Достоевский? Я просто обожаю „Братьев Карамазовых“. Для меня Алеша — самый сексуальный мужчина. Это правда, что писатели создают персонажей, вкладывая в них свои собственные черты?»

По-моему, модели предпочитают умных, поскольку не очень высокого мнения о своей красоте. И откуда ему взяться? Целыми днями они окружены женщинами, которые гораздо красивее их. Там, где я вижу совершенство, они видят волосы не такие густые, как у Паулины. Я вижу лицо с идеальными чертами, они — кожу не столь упругую, как у Кристи. Для них своя красота утратила таинственность и очарование, ведь они видят в ней нечто неподвластное их контролю. Это внешний, искусственный атрибут. Однако писатели почитают красоту превыше всего. Отчасти из-за того, что большинство из нас маленькие уродливые грызуны с плохой осанкой и больными деснами, чья значимость определяется исключительно тем, что мы способны создать. А также потому, что большую часть своей жизни мы проводим, сгорбившись над «текстовым редактором» в отчаянной попытке создать красоту, — и знаем, насколько это трудно, почти невозможно и абсолютно ужасно.

Итак, установлено, что писателям нравятся красивые женщины, а красивым женщинам — писатели. Но есть еще кое-что, что привлекает женщин и вызывает у них умиление одним своим видом.

Правильно.

Милые серые коты с круглой головой и висячими ушками!

На первом этапе по перестройке моей социальной жизни предстояло решить вопрос о месте, куда можно выбираться летом. Маленький небесно-голубой дом в Фейр-Харборе никогда не являлся только моим, скорее он был нашим домом. Мы с Синди нашли его и с удовольствием там отдыхали.

Нам с Нортоном казалось неправильным возвращаться туда без нее и Марло.

И в это время на сцене появился Норм Стайлс, которому было предопределено войти в историю Зала Славы Файер-Айленда.

С Нормом мы дружили несколько лет, и он изредка наведывался в тот летний домик. Теперь же он решил, что пора ему начать регулярно выезжать на уик-энд за город. Норм спросил, не хочу я ли вместе с ним снять дом. Чем больше я размышлял над его предложением, тем более привлекательным оно выглядело. Было бы здорово вместо голубого кукольного домишка поселиться в большом просторном доме. А также обзавестись постоянным партнером по теннису. Мы могли бы устраивать вечеринки, и гости приходили бы к Питу и Норму веселиться и отдыхать. Кроме того, мне нравилось готовить, а Норму, по его словам, мыть посуду.

По рукам!

Выбранный нами дом оказался не только просторнее, но и из числа старых знакомцев. Дэвид, мой соавтор, и Диана решили, что им пора осесть в Коннектикуте, поэтому мы переехали в их дом. Нортон явно оценил удобство подобного переселения, поскольку он давно успел изучить, как добраться до дома из любой точки острова. Единственное, что его не устраивало на новом месте, — одна голубая сойка, обитавшая поблизости. Эта птица души не чаяла в моем коте — постоянно летала вокруг него, громко дразнила, а иногда пикировала и клевала Нортона в голову. Как же он ненавидел ее! Я пытался объяснить ему, что он кот, а коту ничего не стоит одолеть пернатую нахалку, тем более один на один, но мои зажигательные речи не возымели действия. Голубая сойка совершенно запугала Нортона.

Мои первоначальные ожидания, связанные с переездом, полностью оправдались. Более просторный дом выглядел приятной роскошью. Мы с Нормом играли в теннис. Я научился готовить отличную курицу гриль, а Норм оказался самым лучшим укладчиком посуды в посудомоечную машину. Похоже, он мог запихнуть туда часть дома, в том числе диван из гостиной. Правда, к людям мне пришлось привыкать.

Уже четыре года я проводил лето в Фейр-Харборе. И ни с кем близко не познакомился, кроме двух ребят, управляющих супермаркетом, леди «Роккетс» и оправданием моей лени — компании, которая собиралась посудачить за чашечкой кофе. Все объяснялось тем, как вы уже, наверное, догадались, что я приветствую новые отношения с тем же радушием, с каким в XVIII веке принимали прокаженных. В отличие от меня Норму хватило провести на Файер-Айленде полторы минуты, чтобы познакомиться с каждым жителем общины, большинством их постоянных гостей и узнать об их увлечениях. Прогулка с ним всегда производила на меня ошеломляющее впечатление. Он был настолько популярен, что я прозвал его Мэром, точнее Мэром Фейр-Харбора. И он вполне естественно смотрелся в роли этакого пляжного Эда Коха.[25]

— Привет, Норм! Как ты?

Я никак не мог привыкнуть к тому, что практически незнакомые люди останавливались и запросто хлопали его по спине. Женщины стаями кружились вокруг него. Так получилось, что Норм являлся ведущим сценаристом программы «Улица Сезам», которая не только была самой лучшей в мире, но и подразумевала, что женщины будут автоматически воспринимать его как умного, эмоционального и веселого человека. И он действительно был таким, хотя если вы однажды с ним встретитесь, спросите, что той ночью он делал на крыльце с биноклем?

— Норм, прошлой ночью ты был неподражаем! Сегодня пойдешь отрываться в клубе?

Я даже остановился и спросил, где, черт побери, они нашли клуб в Фейр-Харборе. Норм сообщил, что в 11 часов вечера ресторан превращается в клуб. Я поинтересовался, когда они стали это делать, неделю или две назад?

— Нет, — ответил Норм, — четыре года назад.

Ну хорошо. Летом мне сложно побороть себя и не уснуть после десяти вечера. Однако был один парень, который всегда и везде поспевал. Это был хорошо вам знакомый жизнерадостный вислоухий шотландец. Обычно, когда я отправлялся с Нормом на теннисный корт, в магазин или к заливу, кот всегда следовал за мной по пятам. И вы не поверите, сколько людей его знало. Казалось, каждый второй прохожий сначала здоровался с Нормом, потом тепло приветствовал Нортона — назвав его по имени, — после чего озадаченно смотрел на меня, словно говоря: «Хм, этот парень кого-то мне напоминает. А может, и нет».

Иногда я сам заводил разговор и спрашивал, откуда они знают моего кота. Обычно мне отвечали:

— Он часто приходит пообщаться с нами.

Когда люди обращались непосредственно ко мне, то, как правило, я слышал:

— А вы тот парень, о котором нам рассказывал Норм? Это правда, что вы отказываетесь даже сойти с крыльца?

Но больше всего мне нравилось:

— О, вы папочка Нортона!

И только когда количество людей, знакомых с Нортоном, заметно увеличилось, я неожиданно сообразил, что кот никогда не носил медальон со своим именем. А это означало, что они не могли узнать его имя иначе, как поговорив с ним, когда он забегал к ним в гости.

Я решил не развивать эту мысль дальше, опасаясь за свой рассудок.

— Норми, встретимся на вечеринке в шесть ce soir?[26]

А вот это заслуживает отдельного обсуждения.

Вечером каждой пятницы и субботы в Фейр-Харборе происходил странный и мрачный ритуал в стиле Стивена Кинга. Я босой, расслабленный, сидел на крыльце с баночкой пива и наблюдал, как мимо шествовало множество людей, одетых, словно они собрались на балет — или, в худшем случае, на пробы для съемок в «Полиции Майами», — направляясь в сторону пристани. На большинстве женщин было столько макияжа, что они могли бы составить гордость японского национального театра кабуки. А мужчины были в майках, которые выставляли напоказ столько растительности на груди, плечах и спинах, что ее бы хватило, чтобы заново обложить дерном бейсбольный стадион низшей лиги. У всех выпивка, ее они одинаково держали в руках, согнутых под углом в сорок пять градусов, чтобы не расплескать.