Даниил Краминов - Сумерки в полдень

• Название: Сумерки в полдень
• Автор: Даниил Краминов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политика
• Год: 1975

Роман «Сумерки в полдень» рассказывает о сложной и порою опасной работе, которую вели за рубежом советские люди — дипломаты, корреспонденты, разведчики — в тот предвоенный период, когда правящие круги Англии, Франции и некоторых других стран решили использовать Гитлера для новой попытки разгромить Страну Советов. Действие романа развертывается в Москве, Берлине, Нюрнберге, Мюнхене, Лондоне. Перед читателями проходят как вымышленные герои, так и государственные деятели и дипломаты того времени.

---

— Поспешили заверить Гитлера, что ему нечего опасаться совместных действий Лондона с Москвой, — с сердитой усмешкой бросил советник.

Сомов рассказал, что ему не удалось встретиться с Бэвином, но зато он провел почти двое суток с Артуром Гринвудом, заместителем лидера лейбористской фракции в парламенте. Прямой, откровенный, временами резкий северянин осуждал заигрывание премьер-министра с Гитлером. Узнав, что Гринвуд собирается выступать на митинге в Лидсе, Сомов поспешил туда же, был на митинге, а потом и в баре «Золотой орел», где любивший веселую компанию и добрую кружку пива Гринвуд встретился со старыми друзьями. У Сомова создалось впечатление, что в верхушке лейбористской партии царит разброд: одна часть не хочет мешать Чемберлену, другая считает полезным установление более тесных отношений с Россией, потому что Советский Союз в рабочей среде — это может подтвердить и сам Сомов — очень популярен: упоминание о нем в речах неизменно вызывало горячие аплодисменты.

В изумление Антона поверг Звонченков, который объявил, что гостил у герцогини Аттольской в ее загородном доме. Герцогиня, желчно критиковавшая Советскую власть совсем недавно, ныне с искренним увлечением доказывала на собраниях, что безопасность Британии, как и всей Европы, зависит от коллективной обороны, а эта коллективная оборона немыслима без союза с Россией. Перед началом обеда, когда все, потупившись, притихли, как бы безмолвно молясь, герцогиня вдруг громко произнесла: «Господи, благослови и Россию…» Остановилась, подумала немного и повторила, уточняя: «Благослови, господи, Советскую Россию, вдохнови ее на великие дела, дай ей мужество и силу одолеть врагов ее… и наших… Аминь».

Горемыкин сообщил, что присутствовал на собрании друзей Советского Союза в рабочем клубе в Гринвиче, где выступал с докладом. Он еще раз подтвердил то, что все они знали: сочувствие рядовых лондонцев было на стороне Советской России.

Когда Андрей Петрович задержал свой взгляд на Антоне, тот поднялся, виновато улыбнувшись, проговорил, что провел воскресенье, изучая Лондон, а перед вечером видел приезд французов на Даунинг-стрит, 10, и там неожиданно встретился со своим знакомым — секретарем французского посольства в Берлине де Шессеном. Советник выслушал его с терпеливым равнодушием: новичку поручений не давали, от него ничего и не ждали. Андрей Петрович отвел глаза, вяло сказал: «Хорошо», — и объявил, что совещание окончено.

Звонченков почти тут же уехал, за ним исчез Горемыкин, и, оставшись в комнате один, Антон, занялся газетами. Но вскоре его позвали к советнику. В кабинете Андрея Петровича он застал только Ковтуна, стоявшего перед столом.

— Садитесь, — сказал советник тихо. Антон сел, а Ковтун продолжал стоять, словно военная форма, надетая им в то утро, обязывала к этому, и советник повысил голос: — Да садитесь же!

Затем, не меняя недовольного, даже сердитого выражения на скуластом лице, он раскрыл лежавшую перед ним папку и надел очки.

— Только что получена срочная телеграмма, — сказал он, поглядев на сидевших у стола молодых людей поверх очков. — Она была направлена из Москвы в Париж для передачи генералу Гамелену, но не застала его: он прилетел сюда, в Лондон. Нам поручается передать телеграмму генералу, и я думаю, — Андрей Петрович остановился и снова посмотрел поверх очков на Ковтуна, — я думаю, что сделать это надо вам, Александр Никодимович.

— Мне? Почему мне? — удивленно переспросил Ковтун, порываясь подняться с кресла.

— Потому что телеграмма о военных делах, а военными делами лучше заниматься военным.

— Могу я ознакомиться с содержанием телеграммы? — спросил Ковтун с обычной строгой сдержанностью.

— Конечно, — сказал советник и взглянул на Антона.

Тот сразу поднялся.

— Мне уйти? — спросил он.

Андрей Петрович поморщился.

— Оставайтесь. Вам придется помочь Ковтуну, он же не знает французского.

— Я тоже не знаю.

— А как же вы разговаривали со своим знакомым французом?

— По-немецки, хотя он знает и русский.

— Зачем же говорить по-немецки, если он знает русский?

— Де Шессен, как мне объяснили наши в Берлине, скрывает, что владеет русским.

— Дьявол с ним, пусть говорит на каком хочет языке. Лишь бы помог вам добраться до генерала и объясниться с ним.

Антон опять сел, выжидательно посматривая на советника. Тот подвинул папочку с шифровкой поближе, но читать ее не стал, а, по-прежнему глядя на собеседников поверх очков, сказал:

— Нарком обороны поручает немедленно передать Гамелену, что Советские Вооруженные Силы готовы выполнить обязательства, вытекающие из франко-советского и чехословацкого договоров: тридцать стрелковых дивизий, а также кавалерийские дивизии придвинуты к границе; все части полностью укомплектованы и соответственно снаряжены. Технические войска — авиация и танковые части — приведены в состояние полной боевой готовности. Войска могут быть введены в действие в любой момент.

Ковтун поднялся.

— Как прикажете передать телеграмму наркома обороны — устно или письменно?

Советник устало откинулся на спинку кресла и, глядя на высокого Ковтуна снизу вверх, медленно проговорил, скорее размышляя вслух, чем приказывая:

— Лучше, конечно, встретиться с Гамеленом и устно изложить ему содержание телеграммы. Но француз, наверно, захочет иметь подтверждающий ваши слова документ, и потому подготовьте его в такой форме, чтобы это удовлетворило генерала.

Ковтун протянул руку за листком тонкой папиросной бумаги, на которой была напечатана расшифрованная телеграмма. Аккуратно сложив ее вчетверо, он повернулся к еще сидевшему Антону и сказал, точно скомандовал:

— Пошли!

В сумрачном холле, отбросив строгую сдержанность, он толкнул Антона в плечо и возбужденно проговорил:

— Ну, кажется, начинается.

— Что начинается? — недоуменно переспросил Антон.

— Военные берут дело в свои руки. Когда главнокомандующие вооруженных сил двух стран обмениваются такими посланиями, то дипломатам лучше отойти в сторону.

— Ты как будто радуешься.

— Мне просто надоела закулисная возня всех этих политиканов и дипломатов, которые говорят одно, а делают другое.

— Военные, конечно, предпочитают открытый, честный бой? — иронически спросил Антон.

— Конечно! Решает все в конечном счете сила. А силы больше на нашей стороне.

— А ты уверен, что перевес на нашей стороне? — Антон спрашивал серьезно, обеспокоенный излишней самоуверенностью Ковтуна.

— Вместе с Францией? Безусловно, больше! Значительно больше!

— А без Франции?

— Почему без Франции? — удивленно переспросил Ковтун. Он поднес к глазам Антона вчетверо сложенный листок с телеграммой. — А это что? Это же война на два фронта для Германии, чего она боялась и боится, как смерти. О Чехословакии говорить нечего: она с нами, иначе не может быть.

В вестибюле Ковтун сказал Краюхину, чтобы вызвали машину военного атташе, которой он пользовался, и, попросив Антона подождать, скрылся в канцелярии. Он появился оттуда минут через десять с красивой кожаной папкой и, раскрыв ее перед Антоном, показал единственный лист бумаги: на нем была четко напечатана подписанная Ворошиловым и заверенная полпредством телеграмма генералу Гамелену.

Подъезд большого и богатого отеля в Уэстэнде, где разместились французы, охранялся полицией, в его вестибюле толпились английские и французские офицеры и полицейские в штатском, оглядывавшие посетителей внимательными и холодными глазами. Антон попросил позвать де Шессена, и через несколько минут перед ними появился франтоватый, тщательно выбритый, напудренный и напомаженный француз: если он и был когда-то гомельским мещанином, как уверял Тихон Зубов, то безукоризненно усвоил привычки своих новых соотечественников. Де Шессен улыбнулся Антону.

— Чем могу служить? — спросил он по-немецки.

Антон сказал, что они хотели бы немедленно видеть генерала Гамелена, чтобы передать ему чрезвычайно важное послание от народного комиссара обороны Советского Союза. Лицо француза вытянулось, сочно-красные губы удивленно округлились. Но тут же де Шессен любезно улыбнулся, сообразив, что судьба предоставляет ему великолепную возможность быть полезным всемогущему генералу. Де Шессен повел их за собой к широкой мраморной лестнице на бельэтаж, отведенный французам, повелительно покрикивая на офицеров и штатских, пытавшихся преградить дорогу. Поднявшись по лестнице и миновав коридор, он ввел Ковтуна и Антона в большую комнату и, оглянувшись на них, вновь одобрительно улыбнулся, будто те только что одолели трудное препятствие и показали себя молодцами. Он пригласил их сесть на диван, а сам направился к столику у другой двери, за которым сидел толстенький, круглолицый, черноволосый и черноусый офицер, чем-то напоминавший откормленного кота. Де Шессен заговорил с ним взволнованным шепотом. Слушая его, офицер укоризненно посматривал на Ковтуна и Антона, будто те появились весьма некстати. С тем же укоризненным выражением на круглом, лоснящемся лице офицер направился к дивану. При его приближении Ковтун и Антон поднялись. Офицер щелкнул каблуками, склонив голову, так же резко вскинул ее и повернулся к де Шессену, проговорив что-то по-французски. Де Шессен, обращаясь к Антону, сказал, что господин адъютант хотел бы знать содержание послания генералу Гамелену. Антон перевел Ковтуну, и тот, продолжая смотреть в лицо офицеру, процедил сквозь зубы: