Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2012)

• Название: Новый Мир ( № 3 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

А действительно, почему «Протоколы сионских мудрецов» бессмертны, как мафия? Некоторые скажут — потому что вечен и неизбывен антисемитизм, имманентно присущий христианской цивилизации. Относительно корней, причин и вечности антисемитизма можно иметь разные мнения — тут, как и в футболе, каждый считает себя знатоком. Эко не вступает в эту дискуссию (хотя услышать его содержательные соображения было бы интересно). Он подходит к проблеме совсем с другой стороны. Секрет успеха «Протоколов…» в том, что они апеллируют к основным свойствам и инстинктам человеческой натуры: тяге к тайне и к «метафизической халяве», потребности во враге, в козле отпущения.

В самом деле, как приятно и усладительно прикоснуться к секретному плану, составленному некоей могущественной и потаенной группой, стремящейся к господству над миром! Разгадка этого секрета дает к тому же простые ответы на сложные вопросы, она позволяет отыскать тут же, под боком, злонамеренных вредителей, на которых легко возложить вину за собственные трудности и проблемы, а часто и за ошибки, провинности. При этом незачем спрашивать с себя, брать на себя ответственность — она всегда лежит на «другом», на враге, постоянно строящем против тебя козни. Да и льстит это самолюбию — чувствовать себя объектом — а пусть и жертвой — зловещей программы, запущенной столетия назад и действующей в глобальных, всемирных масштабах!

Тут на память приходит разъяснение, которое Томас Манн когда-то сделал относительно «Иосифа и его братьев»: это роман не о евреях и не для евреев. То же самое примерно мог бы сказать и Эко. «Пражское кладбище» — книга не только про антисемитизм или против антисемитизма. Здесь писатель создает модель универсального «генератора ненависти», действующего на принципе негативного выделения и демонизации «другого». В романе показано, что этим «другим» могут оказаться не только евреи, но и представители любой другой этнической, политической или социокультурной группы: иллюминаты и иезуиты, монархисты и республиканцы, социалисты и финансисты. Все зависит от конкретных обстоятельств и от точки зрения.

Ненависть — легкодоступный и возобновляемый ресурс человеческой природы. О его замечательных свойствах вдохновенно рассуждает такой колоритный персонаж романа, как чин царской охранки Петр Рачковский: «Самоосознание строится на ненависти. Ненависти к тем, кто отличается. Ненависть необходимо культивировать. Это гражданская страсть. Враг — это друг всех народов. Нужно кого-то ненавидеть, чтобы оправдывать собственную мизерность. Ненависть — истинная природная страсть. Аномальна как раз любовь. <…> Никого не пролюбишь всю жизнь. <…> А проненавидеть всю жизнь очень даже можно».

Нужно сказать еще об одном аспекте темы, очень важном для автора. Лежащая в основе «Протоколов сионских мудрецов» идея глобального заговора, на протяжении веков определяющего ход мировых событий, — это, по сути, бродячий литературный сюжет, претерпевавший со временем многочисленные перевоплощения. Эко не случайно упоминает в тексте аббата Баррюэля, который впервые связал воедино легенды о вольных каменщиках древности, тамплиерах, иллюминатах и современных ему масонах, чтобы объявить их предшественниками якобинцев, осуществивших низвержение монархии во Франции.

Но этим дело не ограничивается. В отталкивающем облике Симонини есть одно светлое пятно: он с юности страстный читатель. Особенно влечет его современная французская литература. И вот в сочинениях своих кумиров, Александра Дюма и Эжена Сю, он находит все необходимые компоненты для своей будущей компиляции. Читая роман Дюма «Джузеппе Бальзамо», изображающий всемирный «съезд» масонов, на котором принят курс на революцию во Франции, Симонини задумывается: «…не открыл ли гениальный писатель в этом случае Универсальную Форму любого вообразимого комплота?»

А в «Тайнах народа» Сю содержится подробная схема заговора, направленного на захват власти с помощью пропаганды, провокаций и циничного манипулирования. Даром что в романе подобным путем иезуиты помогают Луи-Наполеону совершить его государственный переворот. Содержимое не важно, главное — матрица!

Тут и задумаешься поневоле о великой двусмысленности литературы, точнее — ее социокультурной функции. Надо признать, что в топосах, фабульных схемах, смысловых клише беллетристики сконцентрировались надежды, ожидания и страхи широких читательских масс. А кроме того, люди склонны верить тому, с чем они уже знакомы, что они где-то когда-то уже слышали или читали. Вот и получается, что фальшивка «Протоколов…», выполненная по самым ходовым выкройкам популярных романов, использующая грубые эффекты — готический антураж, заговор чужаков, идею «мировой закулисы», завораживающе действует на массовую аудиторию и оказывается неуязвимой для всех рациональных, логических аргументов.

Все эти моменты Эко не только прекрасно понимает, но и наглядно демонстрирует читателям своего романа. Встает вопрос: если все так, имеет ли смысл продолжать бороться с этой гидрой? Ведь она энергетически подпитывается из глубочайших источников коллективного бессознательного. Но Эко — как и другие критики «Протоколов…», особенно в послевоенное время, — хорошо знает «цену вопроса». Слишком ядовитым, смертоносным оказалось идеологическое воздействие этой фабрикации на широкую публику. И он, убежденный демократ и рационалист, считает, что литература способна не только порождать фантомы, но и бороться с ними.

Тут автор следует примеру Томаса Манна, который в своем «Иосифе...» стремился вырвать миф из рук нацистов и поставить его на службу гуманизму. Если фальшивку нельзя опровергнуть средствами разума, может быть, удастся дискредитировать ее с помощью авантюрно-гротескового повествования, воздействуя на эмоции читателей, заставляя их то смеяться, то ужасаться, то испытывать тошноту. Умберто Эко, известному специалисту не только по семиотике, но и по механизмам уловления читательского интереса и коммерческого успеха, такая задача, похоже, по плечу.

Марк АМУСИН

Иерусалим

 

КНИЖНАЯ ПОЛКА МИХАИЛА ЭДЕЛЬШТЕЙНА

О с и п  Д ы м о в. Вспомнилось, захотелось рассказать… Из мемуарного и эпистолярного наследия. В 2-х томах. Иерусалим, «The Hebrew University of Jerusalem, Center of Slavic Languages and Literatures», 2011. Том 1:  То, что я помню. Перевод с идиша М. Лемстера. Общая редакция, вступительная статья и комментарии В. Хазана. 714 стр. Том 2: В дружеском и творческом кругу Дымова. Составление и комментарии В. Хазана. 566 стр.

Бывают книги, открывающие читателю какое-нибудь совершенно неизвестное прежде имя. За последнее время таких книг вышло немало — русская литература, как известно, богата талантами, в том числе забытыми. Гораздо реже удается открыть не писателя, а целый литературный круг, который даже контурно не намечен на историко-литературных картах.

Владимир Хазан совершает именно такое открытие — двухтомник Дымова представляет влиятельную в начале XX века русско-немецко-еврейскую группу литераторов, совершенно отсутствующую в сознании современных историков литературы. То есть отсутствует представление о ней как о группе: Аким Волынский или сам Дымов, конечно, всем специалистам по русской литературе известны. Но хоть сколько-нибудь детально представить себе тот круг, в котором Волынский был центральной фигурой и куда кроме него и Дымова входили Шолом Аш, Осип Мельник, Борис Бурдес,  Пауль Бархан, Анатолий Шайкевич, до появления этого двухтомника мы не могли.

Насколько основательно забыт этот круг, очевидно хотя бы из такого примера. В 1905 году чешский историк философии, будущий президент Чехословакии Томаш Масарик с негодованием сообщал русскому философу Эрнесту Радлову, что, по результатам проведенного им расследования, Мельник, переведший «Книгу великого гнева» Волынского на немецкий и расхваливший автора в предисловии, и сам Волынский — это одно и то же лицо. Дескать, у них совпадает почерк, они пишут одинаковыми чернилами и письма им надо отправлять по одному и тому же петербургскому адресу. И современный публикатор этого письма с Масариком полностью солидаризуется, никак этот пассаж не комментируя!

Впрочем, Дымов близко общался и с куда более известными фигурами, среди которых Леонид Андреев, Бунин, Тэффи, Собинов, Александр Добролюбов. Все они также присутствуют и в дымовской книге воспоминаний «То, что я помню», составившей первый том, и в материалах второго тома, куда вошли письма Дымова и к нему, а также дополняющие «То, что я помню» мемуарные заметки Дымова из газет и архивов. Но все же куда интереснее и важнее панорама газетно-театрального Петербурга начала века, представляющая по преимуществу лица более или менее неизвестные современному читателю, и не только «широкому». Здесь и братья Кугели, из которых относительно известен только один — театральный критик Александр Рафаилович, и актер-выкрест Павел Вейнберг, составивший себе имя рассказыванием с эстрады антисемитских анекдотов, и влиятельный правый журналист Гурлянд, тоже из выкрестов, и издатель «Биржевых новостей» Проппер, и друг первых русских символистов, дядя Дымова Яков Эрлих…