Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2012)

• Название: Новый Мир ( № 2 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Речь идет об одной из примет праздника пятого дня пятой луны. У Сэй-Сёнагон читаем: “Из всех сезонных праздников самый лучший — пятый день пятой луны. В воздухе плывут ароматы аира и чернобыльника. Все кровли застланы аиром, начиная с высочайших чертогов и до скромных хижин простонародья” (пер. В. Н. Марковой). Трава аямэ и есть аир, род душистого тростника. У него длинные белые корни, напоминающие меч, и сильный приятный запах. Поэтому верили, что аир отгоняет враждебные силы. Ранним летом аямэ цветет желтыми цветочками. У слова “аямэ” есть омоним, это “узор на ткани”, “ход событий”, “путь размышлений”, “понимание (непонимание)” чего-либо. На этой игре слов построено стихотворение.

Шестой месяц. Гвоздика “вечное лето” (токонацу).

Токонацу — китайская гвоздика. Другое название цветка — над э сико; это слово в японском языке связано с глаголом “гладить, поглаживать”, например ребенка по голове. “Токонацу” происходит от слова “токонацуси”, что значит “всегда милое сердцу”, но оно имеет и омоним, означающий “вечное лето”. Кроме того, первая часть этого слова означает “ночное ложе”, “постель”. В японской поэзии токонацу — цветок лета, а надэсико — одна из “семи осенних трав”.

У Сэй-Сёнагон сказано: “Из луговых цветов первой назову гвоздику. Китайская, бесспорно, хороша, но и простая японская гвоздика тоже прекрасна” (пер. В. Н. Марковой). Комментарий связывает данное стихотворение со следующим — из антологии “Манъёсю”: “В „месяце без воды”, / Когда солнце так жарко светит, / Трескается земля, / Разве рукав мой просохнет, / Если я с тобой не увижусь?!”

Седьмой месяц. Оминаэси.

Оминаэси — патриния, один из “семи осенних цветов”. Многолетняя трава до одного метра высотой. Расцветает гроздьями маленьких золотисто-желтых цветов. Традиционный перевод названия — “женская краса” (точнее, цветок, превосходящий красотой самую прекрасную женщину).

Встреча Двух Звезд. — Имеется в виду китайская легенда о двух звездах, Ткачихе и Пастухе (Веге и Альтаире), видных по разные стороны Небесной Реки (Млечного Пути). Небесный правитель, сжалившись над одиночеством своей дочери, которая днем и ночью ткет небесную парчовую ткань, решает выдать ее замуж за столь же усердного Пастуха. Молодые люди так полюбили друг друга, что позабыли о своих обязанностях. Небесный правитель в гневе отослал Пастуха на другой берег реки и позволил им встречаться лишь раз в году, в ночь на седьмой день седьмой луны года. По одной из версий легенды, в эту ночь слетаются все сороки на свете, они сцепляются хвостами и влюбленные встречаются на этом мосту.

Восьмой месяц. Хаги (Трава Оленьи Крики).

Хаги — леспедеца двуцветная, одна из “семи осенних трав”. Ранней осенью тонкие длинные ветки хаги покрываются мелкими розово-белыми цветами. В заголовке слово “хаги” обозначено тремя иероглифами. Это цитата из древнекитайской “Книги песен” (“Шицзин”, стихотворение “Встреча гостей”): “Согласие слышу я в криках оленей , / Что сочные травы на поле едят (курсив мой. — В. С. )” (пер. А. А. Штукина).

Заголовок должен был напомнить читающему, что в фольклорной лирике хаги почитается женой оленя. В “Записках у изголовья” Сэй-Сёнагон замечает: “Говорят, что олень особенно любит кусты хаги и осенью со стоном бродит возле них. Мысль об этом волнует мое сердце” (пер. В. Н. Марковой).

В этом стихотворении хаги уподобляется женщине, ветер — мужчине.

Девятый месяц. Сусуки.

Сусуки — мискант китайский, многолетняя трава высотой до двух метров. Осенью выбрасывает колосья, цветущие мельчайшими цветами, от золотисто-желтых до темно-лиловых, на светло-зеленых и нежно-желтых стеблях. Отсюда сравнение сусуки с рукавами. Концами рукавов, узких и длинных, закрывающих ладонь, машут на прощание или — призывая к себе, как, например, в стихотворении из антологии “Кокинсю”: “Ужель в осенних полях / Для трав рукавами стали / Сусуки в цвету?! / Они колосьями машут, / Будто манят меня к себе”. Здесь поэт, словно бы под влиянием образа колосьев, видит и другие травы в полях в разных красивых одеждах. Первые две строки у Тэйка почти в точности повторяют вторую и третью строки старинного стихотворения, но это “почти” многое меняет, так как сквозь “внешний” сюжет у Тэйка проступает другой: сусуки в цвету — это женщина, а ветер сравнивается с мужчиной. См. “Записки у изголовья”: “Когда перед взором расстилаются во всю ширь осенние поля, то именно сусуки придают им неповторимое очарование. Концы его колосьев густо окрашены в цвет шафрана. Когда они сверкают, увлажненные утренней росой, в целом мире ничего не найдется прекрасней. Но в конце осени сусуки уже не привлекают взора” (пер. В. Н. Марковой).

Одиннадцатый месяц. Дерево бива.

Бива (хива) — мушмула японская, вечнозеленое дерево семейства розоцветных, высотой до метра. У него длинные листья овальной формы, толстые и твердые, с пушистой голубоватой изнанкой. В одиннадцатом месяце на бива распускаются небольшие желто-белые цветы с приятным запахом. Слово “бива” присутствует в первой строке этого стихотворения в качестве своеобразной шарады: в японских стихах знак различения звонких и глухих согласных не ставился, поэтому в данном случае возникает омоним: “хива”, где “хи” означает “день” (“дни”), а “ва” — служебное слово.

Первая строка восходит к стихам Бо Цзюй-и “Встречаю конец года в дороге”: “Десять тысяч вещей — их природный цвет рушится инеем осени. / Среди четырех годовых времен — зимние дни истощают год”. Стихи эти, в свою очередь, восходят к словам из оды китайского поэта Бао Чжао (414? — 466) “Танцующий журавль”: “Конец зимы (досл.: совершенный мрак. — В. С. ) убивает сезон (один из 24 сезонов года. — В. С. ), стремительное время истощает год”.

Двенадцатый месяц. Ранняя слива.

Слива расцветает раньше других цветов, даже раньше появления листьев на дереве. В это время еще лежит снег; бывает, что снег снова сыплется. Сравнение белых лепестков сливы со снегом — тема весеннего цикла в японской классической поэзии. Сравнение снега с лепестками сливы — тема поздней зимы. Эти темы представлены уже в антологиях “Манъёсю” и “Кокинсю”. Но в стихотворении Тэйка сравнение отсутствует. Тонкий прекрасный запах цветов, едва распустившихся на корявых ветках деревца сливы, далеко разносящийся в холодном воздухе предгорий, — образ переходной поры года. (И — метафора великой культуры. Ведь слива, ее разные виды — с белыми, розовыми, алыми лепестками — была привезена образованными японцами из Китая, став родным для японцев растением.)

В комментарии Кубота приводятся стихотворения из антологии “Госэнсю” (951), связанные со стихотворением Тэйка: “О, когда ж, наконец?! — / Вот и вишни в горах, должно быть, / Так же, как я, / По эту сторону года / Наступленья весны ожидают” (неизвестный поэт). Другое — с заголовком “В двенадцатой луне года, будучи позван на церемонию возложения первой шапки взрослого мужчины, [сложил стихи]”: “Истинный праздник / Совершается здесь без сомненья! / Пускай прежде срока, / Но по эту сторону года / Весна наступила сегодня!” (Ки-но Цураюки). Размышлений о времени, серьезных и шутливых, высказанных прямо или как-либо опосредованно, немало в японской поэзии. Таково стихотворение Аривара-но Моток а та, открывающее антологию “Кокинсю”, с заголовком “Сочинил в день, когда в старом году настала весна”: “В исходе года / Весна наступила ныне. / Год все тот же, / Но скажу ли о годе: прошлый, / Скажу ли о годе: этот?”

Япония в старину жила по лунному календарю. Лунный год короче солнечного на 11 дней, поэтому раз в два года на третий какой-нибудь месяц повторялся, и “начало весны” оказывалось в границах старого года. Образованных японцев не столько удивляло это событие, сколько их ум и воображение увлекала таинственность времени, коллизия календарей и — привычной смены годовых времен, череды различных работ, запретов и празднеств, воспетых в тысячах старинных стихотворений. Это рождало новые стихи.

Первый месяц. Соловей.

Вместо традиционной темы “соловей и цветущая слива” Тэйка (быть может, шутливо) начинает 2-ю часть своей сюиты стихотворением, в котором сочетаются соловей и бамбук (один из очень значимых образов китайской классической словесности). Комментарий указывает на тесную связь этого стихотворения со стихотворением Фудзивара-но Корэхира (антология “Госэнсю”): “Близ рощи бамбуков / Не устрою больше ночлега! / Соловьи распевают. / Заслушаюсь их, и подольше / Поспать не смогу утром!”