Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2012)

• Название: Новый Мир ( № 11 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

 

И последнее

 

Я осторожен, а потому пережил их всех. И еще многих переживу.

Иногда мне кажется, что я, Вацлав Тронский, и вовсе бессмертен. Так нужно мирозданию, и я ничего не могу — даже если б хотел — предложить взамен.

Медленно листаю страницы. Тончайший, невидимый пластик, сквозь который, кажется, можно прощупать кончиками пальцев шероховатость гербовой бумаги. Но я не отвлекаюсь на очевидную бессмыслицу. Это просто смотр, ежедневный ритуал, призванный убедить мир в его временной незыблемости, выровнять на сегодня его пошатнувшуюся за ночь платформу. И не больше.

Я презираю их, никчемные листки резаной бумаги, пережившие своих создателей и зыбкий договор о собственной ценности. Я прекрасно понимаю, что даже их нынешняя, совсем уж эфемерная и умозрительная ценность — бесценность — коллекционных экспонатов, каковой они вынуждены теперь довольствоваться, всецело в моих руках. Я, знаменитый старик Тронский, обладатель самой полной и совершенной коллекции в мире, могу единолично назначить какие-то боны драгоценными, а другие низвести в пыль. Иногда, развлечения ради, я так и делаю. У меня есть чувство юмора и напрочь отсутствует какое-либо благоговение к этим бросовым старым бумажкам в альбомах.

Тех, других, чьи амбиции были заоблачны, а силы слабы, тех, кто вереницей прошел передо мной за последние не будем уточнять сколько лет, кто всерьез считал себя хранителями мироздания, — всех их погубила любовь. Любовь к деньгам; и бессмысленно придавать этому банальнейшему словосочетанию какой-либо высокий смысл. Я презираю их, своих нестойких солдат, пушечное мясо моей армии, ничуть не меньше, чем экспонаты наших коллекций, ценность которых мы придумываем сами.

Но мир пока стоит, и слава богу.

Трель дверного звонка. И еще, и еще раз. По утрам меня не смеет беспокоить никто, об этом давно осведомлены и соседи, и работники ЖЭКа, и медсестра с ее уколами инсулина, и почтальонша, приносящая мою жалкую пенсию. Весь обитаемый мир в курсе, что до десяти ноль-ноль Вацлава Казимировича Тронского нет дома ни для кого.

Я удивлен. Именно поэтому встаю, опираясь на подлокотник, нащупываю домашние тапочки и, шаркая, выхожу в прихожую. Отпираю поочередно все четыре замка, расщелкиваю шпингалет и распахиваю дверь, не поинтересовавшись, кто там, — давно, еще с тридцать седьмого, презираю и подобные вопросы, и дверные глазки.

Молодого человека, мнущегося на пороге, я точно вижу впервые.

— Здрасте, — бормочет он.

— Что вам угодно?

— Я к вам, — заявляет с нагловатой ухмылкой. — У меня для вас есть кое-что. Мне сказали, вы интересуетесь.

Лезет в сумку, висящую на плече. Идентифицировав его как “представителя канадской компании” (с этой новой паразитической породой людишек бессмысленно вступать в какой-либо диалог), я готов без единого слова захлопнуть дверь. Но он двигается быстрее, он успевает расстегнуть молнию на сумке и показать, что у него там внутри.

А я — увидеть.

— Проходите.

В прихожей он называет себя: то ли смешная фамилия, то ли кличка, она мгновенно вылетает у меня из головы. Юноша сомнительной наружности, при других обстоятельствах я ни за что не пустил бы такого в дом. Но предмет для разговора действительно есть, и он перевешивает всякий риск.

Сажусь в кресло и требовательно протягиваю руку. Он кивает и дает посмотреть — одну-единственную банкноту, вытянув ее из пачки за уголок, нарушив девственное прессовое состояние, варвар, вандал, идиот!..

Держу себя в руках, не показываю вида. Вооружаюсь лупой, хотя вижу и так.

Настоящая. Не подделка.

— Откуда это у вас?

Парень пожимает плечами. И он, как ни странно, прав: в нашем кругу таких вопросов не задают.

— Сколько вы хотите за них? За всю пачку, — уточняю на всякий случай.

— Всю пачку я не отдам.

— Это вы зря, молодой человек. Такой цены, как Вацлав Тронский, вам не даст больше никто.

— Я знаю.

— Сколько вы хотите?

Он судорожно сглатывает, переводит дыхание, краснеет до кончиков оттопыренных ушей. И выпаливает одним духом:

— Ничего. Она ваша, я ее вам дарю! Я вам еще подарю, сколько нужно, Вацлав Казимирович, хоть полпачки!

В панике подаюсь вперед и останавливаю его, схватив за предплечье, чтобы не начал потрошить. Истолковав мое движение превратно, странный молодой человек шустро отступает, со сноровкой фокусника или вора вбрасывая пачку обратно в сумку.

Та единственная бона лежит на журнальном столике, на том самом месте, откуда я недавно убрал в сейф альбом — перед тем как пошел открывать. Тонкий, почти совершенный рисунок, так не похожий на грубый непрофессиональный дизайн большинства купюр временных правительств и опереточных режимов, мнивших себя прочными и вечными. Позволяю себе маленькую слабость: дотрагиваюсь подушечками пальцев до шершавой бумаги и, подняв драгоценную бону за лезвийный край, рассматриваю против света водяной знак — гибкую женскую фигурку, изогнувшуюся в танце.

Моя. И это греет душу, несмотря ни на что.

Юноша еще здесь. Досадую на себя. Если бы он собирался ограбить меня или даже убить — я только что, забывшись, щедро предоставил ему такую возможность.

Спрашиваю с легким раздражением:

— Чего вы хотите?

Он смущается и краснеет еще больше, хотя, казалось бы, это уже невозможно. Отвечает чуть слышно:

— Возьмите меня к себе. В это ваше… ну братство. Которое держит весь мир, в натуре… ой, извините. Я хотел сказать, чисто конкретно… Ну пожалуйста! Возьмите меня!

Судорожно роется в сумке, извлекая на свет пачку драгоценных бон, и я уже на все согласен, не в силах смотреть на их мучения в его дилетантских руках.

— Я научусь! — горячо обещает он, уловив мой взгляд. — У меня знаете какая была в детстве коллекция марок?!.

Русский индеец

Кабанов Александр Михайлович родился в 1968 году в Херсоне. Окончил факультет журналистики Киевского госуниверситета им. Т. Г. Шевченко. Автор девяти поэтических книг. Основатель поэтического фестиваля “Киевские лавры”, главный редактор “журнала культурного сопротивления” “ШО”. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии журнала “Новый мир” (2005) и премии “Anthologia” (2010). Живет в Киеве.

 

 

 

*      *

    *

Долго умирал Чингачгук: хороший индеец,

волосы его — измолотый чёрный перец,

тело его — пурпурный шафран Кашмира,

а пенис его — табак, погасшая трубка мира.

Он лежал на кухне, как будто приправа:

слева — газовая плита, холодильник — справа,

весь охвачен горячкою бледнолицей,

мысли его — тимьян, а слова — бергамот с корицей.

Мы застряли в пробке, в долине предков,

посреди пустых бутылок, гнилых объедков,

считывая снег и ливень по штрих-коду:

мы везли индейцу огненную воду.

А он бредил на кухне, отмудохан ментами,

связан полотенцами и, крест-накрест, бинтами:

“Скво моя, Москво, брови твои — горностаи…”,

скальпы облаков собирались в стаи

у ближайшей зоны, выстраивались в колонны —

гопники-ирокезы и щипачи-гуроны,

покидали генеральские дачи — апачи,

ритуальные бросив пороки,

выдвигались на джипах-“чероки”.

Наша юность навечно застряла в пробке,

прижимая к сердцу шприцы, косяки, коробки,

а в коробках — коньяк и три пластиковых стакана:

за тебя и меня, за последнего могикана.

 

 

 

*      *

    *

Небо-небо, дабо-дабо, школьный аммонит:

что ещё царевна-жаба за щекой хранит?

Кости, суффиксы, коренья, выцветший тюрбан,

внутренние ударенья в слове “барабан”,

два притопа, три прихлопа, чавканье болот,

озарение циклопа в слове “полиглот”.

Чу, ещё искрит проводкой мёртвый жилмассив,

атомной подводной лодкой тонет мой курсив,

девичье ребро стакана в крошках от мацы: