карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

• Название: медведица,или легенда о Черном Янгаре
• Автор: карина
• Жанр: Фэнтези

---

   К подножию холма, скрытого в тени леса.

   ...малинник успел зарастить раны, нанесенные пламенем. И все же я ощущала эхо прежней боли. Земля помнила день, когда был выпущен дикий огонь. И что глодал он не только дом, некогда стоявший на холме, но и саму землю. Что метался он, норовя добраться до лесных стражей, жаром иссушая листья. До сего дня старые вязы хранили следы того пламени.

   И спешили рассказать мне про давнюю свою обиду.

   Люди злые.

   Их можно убить.

   ...и даже нужно.

   Что осталось в этом месте, помимо ожогов? Оплавленные камни. Несколько ржавых гвоздей, которые земля бросила мне под ноги. Старая стена, затянутая сетью хмеля.

   И Горелая башня.

   Как она устояла?

   Чудом.

   Она была невысока, кряжиста и, как показалось мне, построена задолго до пожара, во времена давние, полузабытые ныне. Годы слегка накренили ее, но я чувствовала, что башня простоит не год и не два.

   Дом?

   Когда-то это место было домом.

   Дверь сохранилась. И петли отозвались на прикосновение скрипом, словно вздохом.

   Внутри сумрачно и, должно быть, сыро... холодно? Я утратила способность ощущать холод иной, кроме того, который поселился внутри. И босые ноги мои считали ступени.

   Хрустело стекло.

   Желтое и синее. Зачерпнув горсть, я поднесла к узкому окошку. Солнце плеснуло светом, и стекло на миг превратилось в драгоценные камни...

   ...ценного в башне не осталось.

   Здесь и комната была всего одна, под самой крышей. Зато большая и почти не тронутая пламенем. Прорвавшись в окно, огонь растекся по стенам, оставив черные следы копоти, но затем отступил. И кровать не тронул... и камин... и какой-то низкий стол... табурет...

   Подмести надо бы.

   И паутину снять.

   Я задрала голову. На куполообразном потолке, скрытый под тонким слоем сажи, обитал змей. Черные кольца его сплетались причудливым узором, а ромбовидная голова спускалась к самому окну.

   Змей смотрел на меня.

   Рисунок.

   Всего-навсего рисунок, пусть и сделанный мастерски. Я не чувствовала в нем жизни, но... что-то мешало просто забыть о змее. И, поклонившись, я сказала:

   - Пустишь переночевать?

   Несколько мгновений ничего не происходило. А затем Горелая башня содрогнулась и протяжно застонала. Я же поняла: мне разрешено остаться.

   - Спасибо.

   Змей не ответил.

   А у меня появился дом. Он был странен, но, пожалуй, впервые за все время с моего рождения я чувствовала себя по-настоящему защищенной. Оттого и покидать его я не желала.

   Голод заставил.

   Не тот, о котором я старалась не думать, но обыкновенный: я все еще была слишком человеком, чтобы вовсе обходиться без еды. Просто теперь ее требовалось меньше.

   Все изменилось.

   И выйдя за пределы зачарованного круга, я долго вдыхала запахи, которых вдруг появилось превеликое множество. Вот серебристый лисий след вьется по поляне. А под ним медной проволокой заячий лежит. И заяц петлял, кружил, силясь обмануть рыжую смерть.

   Догонит ли?

   Я могу пойти по следу и узнать.

   Или могу остаться и слушать голоса птиц, которые расскажут обо всем, что в лесу творится. Вот застрекотала всполошенно сорока, спешит упредить о новой хозяйке...

   Обо мне?

   Разве у леса бывают хозяева?

   В тот раз я дошла до реки. И лещина, выросшая у самого берега, поклонилась старыми орехами. И черничные кусты поспешили поделиться ягодами. Я ела, не заботясь о том, что испачкаюсь.

   ...кого мне теперь бояться?

   ...нет больше Ерхо Ину, нет братьев и сестер.

   ...нет Янгхаара Каапо, которому я подарила новое имя и камень.

   ...и меня, прежней, тоже нет.

   Склонившись над водой, я вглядывалась в свое отражение. За прошедшие дни шрам не исчез, напротив, он стал словно бы больше, и теперь перечеркивал лицо жирной красной линией.

   - Прелестненько! - сказал кто-то, - Хочешь, волосики расчешу?

   Отпрянув от воды, я обернулась.

   На тонкой ивовой ветке, которая с трудом-то собственные листья удерживала, сидела девушка.

   - У меня и гребешочек есть, - она показала мне деревяшку с тремя кривыми зубами.- Прелестненький.

   - Кто ты?

   - Я и косичку заплести смогу, прелестненько будет. Не бойся. Тебя не трону.

   И тут я поняла, что вижу перед собой лаакье-водяницу.

   Белая, с прозеленью кожа. Волос светлый, вьющийся, так и тянет прикоснуться. Сидит лаакье у воды, держит гребешок да людей ждет. Увидит женщину и начнет жаловаться, дескать волосы в ветвях запутались. Помощи просить будет. Плакаться... обещать сокровища немалые. Но стоит поддаться, коснуться волос и враз опутают они сетью, утянут на дно.

   Мужчины же сами к лаакье устремляются.

   Им-то кажется, что не видели они девы краше...

   - Не бойся, - водяница провела гребнем по космам. - Ты хозяюшка.

   - А ты?

   - А я живу тут.

   - Давно?

   - Давненько, - она зажмурилась... - Как утонула, так и живу. Прелестненько здесь. Садись.

   И я, цепенея от собственной смелости, села под ивой.

   - Я тебе рыбки потом принесу, - сказала лаакье, касаясь моих волос. И языком зацокала горестно: - Что ж ты с ними делала-то? Совсем запустила. Волосики беречь надобно. Прелестненько чтобы...

   Руки ее были холодными и мокрыми, а шеи нет-нет да касались острые коготки. И тогда вспоминала я, что не просто так тянет лаакье людей под воду, но чтобы кровь их пить.

   - Я тебе волосики чешу-расчесываю, - голос ее убаюкивал. - Разберу прядочку к прядочке, ниточку к ниточке... прелестненько будет... принесу тебе со дна беленьких жемчужинок... заплету косички... одну или две?

   - Семь, - ответила я.

   - Семь косичек мужчинки носят... - неодобрительно произнесла лаакье, выглаживая мои космы. И распадались колтуны, рассыпались от прикосновений водяницы слипшиеся пряди, и даже боль в заживающем шраме утихала. - У тебя есть мужчинка?

   - Был.

   - Друг?

   - Муж.

   - Му-у-ж, - вздохнула лаакье. - Я себе тоже мужа завести хотела. Раньше. Давно.

   - Не вышло?

   Она покачала ногой, и тонкие пальчики скользнули по водяной глади, ее не потревожив.

   - Тонут, - лаакье вернулась к моим волосам. - Не прелестненько.

   Семь кос она заплела, украсив каждую ивовыми листьями и тонкими полосками коры.

   - А здесь я не помогу, - она коснулась своего лица.

   - Знаю.

   - Ты еще придешь? - в темно-зеленых глазах жила надежда. - Тут скучно очень. Сижу, сижу и нет никого...

   - Приду, - пообещала я, еще не зная, сдержу ли слово.

   Но на следующий день появилась у заводи, принесла лаакье новый гребень, обнаруженный мной среди вещей Тойву. Этот гребень был обыкновенным, деревянным, и украшал его нехитрый узор. Но лаакье взвизгнула от радости и, соскользнув с ветви, обняла меня.

   - Прелестненько!

   Лаакье была холодной. И пахло от нее нехорошо, речною рыбой.

   - Мне давненько ничего не дарили, - сказала водяница, пуская гребень по золоту волос. - Старуха была злой. Ты - добренькая. Прелестненько, да? Будем дружить?

   - Я не умею.

   Лаакье только рассмеялась.

   Над чем? Я и вправду дружить не умела.

   Те дети, что жили в Лисьем логе, сторонились меня, не зная, как себя со мною держать. Ведь я была и хозяйской дочкой, и бастардом. Оттого и сами они стояли одновременно и выше меня, и несоизмеримо ниже. Пожалуй, не возвышайся за моей спиной грозная тень Ерхо Ину, тяжко мне пришлось бы.

   - Расскажи, - водяница присела на старом камне, поверхность которого тотчас заблестела водой. - Расскажи про людей. Ты еще помнишь.

   - Что помню?

   - Как быть человеком.

   - Помню. И помнить буду.

   - Нет, - водяница переложила гребень в левую руку. - Все забывают.

   Быть может.

   Но я не забуду.

   - Расскажи...

   ...и я рассказала о том, как однажды появилась на свет в Лисьем логе, и мой отец, спеша сдержать слово, признал бастарда...

   Лаакье слушала. Ей нравились сказки.

   Мой лес был велик, пожалуй, много больше Лисьего лога с прилегавшими к нему полями. Его края, отороченные молодыми березняками, были наполнены светом и жизнью, а Горелая башня, сердце, темное, упрятанное в грудную клетку старых дубов и елей, спрятано так, что ни человек, ни зверь не мог до него добраться. Впрочем, люди предпочитали держаться окраин.