Ваан Тотовенц - Жизнь на старой римской дороге

• Название: Жизнь на старой римской дороге
• Автор: Ваан Тотовенц
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

---

Возводить стены из кирпичей было гораздо легче и дешевле, чем из камня. И дома стали расти, как грибы.

Первое время Андреасу помогала жена, но спрос на кирпичи рос, и поспевать за ним было невозможно. Да и жене Андреаса становилось трудно — на руках четверо детей, а в скором времени ожидался пятый. Пришлось нанимать работников за поденную плату и харчи.

Большинство жителей города переселились к тому времени с горы в долину. Воздух здесь был мягкий, целительный. У подножья горы били студеные ключи, которые поили окрестные поля. Даже дети работали теперь в садах и огородах, под густыми кронами деревьев.

Сначала дома крыли тростником, на который насыпали землю, и в дождливое время вода часто просачивалась в жилища. Потом Андреас стал изготовлять гнутую черепицу, а так как жители не верили, что она выдержит ливневые потоки, он покрыл ею сначала свой собственный дом. Кровля выдержала испытание, и в следующем году черепица была распродана так же быстро, как и хлеб.

Возвышаясь над гущей садов, красные черепичные крыши казались букетами роз в обрамлении зеленых листьев.

Черепицу Андреас изготовлял простейшим способом. Он запрессовывал сырую глину между двумя формами, выпуклой и вогнутой. Потом сушил ее и обжигал в гончарной печи.

Старый город опустел. Да и что было людям делать на крутой горе? Тем более зимой, которая в этих краях особенно сурова. Тяжелыми свинцовыми тучами нависало небо над городом, стужу сменяла пурга, и люди на долгие месяцы оказывались отрезанными от всего мира. Да и весной на горе было не сладко, когда гремел гром и молнии рассекали каменные стены домов, словно клинком.

5

Новый город рос, процветало и дело Андреаса.

Он открыл первую на весь край гончарную мастерскую. Это было узкое, длинное помещение с низким потолком и маленькими окошечками, напоминавшее трюм корабля.

Жители долины не были замкнутыми людьми. Они стали оживленно торговать с соседями, к ним потянулись люди из других городов и сел.

В былые времена весь урожай полей подымали на гору и выставляли для продажи в старой крепости. Теперь же щедрые дары земли украшали просторную базарную площадь нового города. А крепость, словно гнездо умершего коршуна, опустела и обветшала, тогда как город у ее подножья цвел и богател.

По берегам древней реки, купаясь в лучах благодатного южного солнца, тянулись к городу караваны верблюдов. Они привозили в город весь цвет и сладость юга и, получив в обмен богатства долины, отправлялись обратно. Веселый перезвон бубенцов умолкал лишь поздней осенью, с тем чтобы весной снова зазвучать.

Андреас видел, какие плоды дает начатое им дело, как разрастается и ширится город.

Вслед за кирпичом и черепицей он взялся за изготовление труб для водопровода, который подвел к городу от подножия горы. Стал он делать и посуду: кувшины, кринки, тазы, огромные чаны для хранения воды и вина.

Неграмотный, никогда и нигде не обучавшийся лепке, гончар придавал своим сосудам простую форму, которую подсказывало ему собственное воображение.

Для этой цели он установил в мастерской гончарные станки, и двое из четырех его сыновей — Иеремия и Григор — уже работали на них.

Андреас обучал сыновей тайнам гончарного ремесла.

— Иеремия, сын мой! — говорил он часто. — Глина, особенно эта глина, лучший материал на свете. Ей можно придать любую форму.

И, с благоговением внимая словам своего отца и учителя, Иеремия, Григор, а позже и их младшие братья, старательно трудились в гончарной.

Здесь всегда было прохладно. Гончарные круги вращались, а на них, подобно нашей матери-земле, вращалась сырая, душистая глина, постепенно приобретая нужные очертания. Взглянув на грубую, бесформенную массу, никто не мог догадаться, какой вид примет она в результате обработки. Но вот ноги гончара приводили круг в движение, и масса превращалась в шар. Потом шар раздувался, как чрево беременной женщины, от него отходила длинная, словно у лебедя, шея, а когда конец шеи обрезали острой палочкой, с гончарного круга сходил сосуд с длинным, узким горлышком.

Вино из таких сосудов лилось особенно весело, журча, как весенний ручеек. Изготовлял Андреас и красные глиняные чаши, из которых жители долины с особым удовольствием пили вино, пахту и воду. Делал он и легкие красные кувшины для воды. Их вешали в тени деревьев, и вода в них сохранялась такой холодной, что, когда прикладывались губами к их горлышкам, зубы во рту начинали ныть.

Ночью кувшины с водой выставляли за окно, чтобы их остудил северный ветер, и тот, кто накануне изрядно выпил вина, всегда мог промочить пересохшее горло, стоило лишь распахнуть окно и припасть к кувшину.

Новый город обрастал десятками новых сел. Дома в них были тоже из красного кирпича и также покрыты черепицей. Тонкие стебли тыквы ползли вверх по стенам, а желтые плоды четко выделялись на красном фоне.

Осенью полевые работы заканчивались. В чанах бродило молодое вино, а с деревьев падали увядшие листья. Кружась на ветру, они мягко опускались на землю, освещенную лучами угасающего солнца, и окрашивали ее в желтый и красный цвета. Птицы улетали на юг, оставляя долину на попечение маленького героя зимней стужи — воробья.

Зимой женщины очищали хлопок, жевали свою жвачку или, собравшись вместе, болтали и хихикали, рассказывая друг другу потихоньку разные любовные истории. А мужчины тянули густое, темное, как чернила, вино, бездельничали.

В гончарной мастерской в эту пору царили безмолвие и стужа, а глина становилась серебристой от изморози. Всю зиму сюда никто не заглядывал. Одиноко мерзли станки, печально и хмуро смотрели с полок глиняные кувшины, в которых еще не играло вино.

Старый Андреас сидел дома, окруженный сыновьями, дочерьми, невестками и внуками, читал им вслух Библию в красном переплете или рассказывал о старой крепости и о Давиде — каменотесе на горе.

6

Андреас, первый гончар долины, дожил до глубокой старости. Он увидел своих правнуков и даже одного праправнука.

Все члены его семьи сызмальства умели обращаться с глиной, придавать ей различные формы. Позже они и сами не могли припомнить, когда и как постигли гончарное искусство, подобно тому как не помнили, кто и когда научил их говорить.

И все же душу старого гончара омрачала печаль. Старший из его сыновей, Иеремия, не имел детей. Ему перевалило уже за пятьдесят, когда он потерял жену, остался один и тяжело переживал свое одиночество.

Однажды Андреас подозвал его к себе и сказал:

— Все мы смертны, сын мой. Рано или поздно все превратимся в прах. Но великий грех умирать, не оставив после себя потомства. Женись, пока еще не поздно, да расцветет твое древо и принесет плоды…

И загорелись глаза Иеремии, и в жилах его, как в молодые годы, заиграла кровь.

И вот в дом Андреаса вошла новая невестка. Самая младшая по возрасту, она стала старшей среди жен сыновей гончара, как жена старшего из них. И расцвело древо Иеремии и принесло богатые плоды. И возрадовался старый Андреас. Рассеялась его печаль, и он стал спокойно готовиться к смерти.

Старик любил Овнатана, первенца Иеремии, находил в нем сходство с собой. Чувствуя в мальчике родственную душу, любил его так, как любил глину и мать-землю, любил больше всех своих прочих внуков и правнуков.

— Иеремия, сын мой! — говорил он, — Присматривай за Ованатаном, когда я умру. Береги его! — И он, лаская, притягивал к себе курчавую голову мальчика и целовал его голубые глаза.

Остальные невестки завидовали матери Овнатана. Старик часто подзывал ее, сажал рядом и гладил густые и длинные до колен волосы женщины. С восхищением, к которому примешивалась тоска уходящего из жизни человека, любовался он ее лицом, все еще румяным, хотя она была уже матерью трех детей.

7

Однажды старый Андреас подозвал к себе Овнатана и сказал:

— Возьми перо и бумагу…

Шестнадцатилетний юноша поспешил исполнить желание деда.

Несколько мгновений Андреас лежал молча. Старику почудилось, будто затрепетали струны его сердца и он слушает самую пленительную из всех слышанных им песен — песню своей души.

Но звуки умолкли, и старый гончар, глубоко вздохнув, повернулся к ожидавшему его распоряжений Овнатану.

— Пиши… Айрапет родил Аракела, — торжественно молвил он, — Аракел родил Давида, Давид родил Андреаса, Андреас родил Иеремию, Григора, Петроса, Погоса, Сару, Югабер, Рипсиме. Иеремия родил Овнатана, Маргариту, Давида…

Овнатан быстро записал слова деда и вопросительно взглянул на него. Тот продолжал слабеющим голосом:

— Овнатан родил…

Глаза старика с тоской остановились на внуке.

— Овнатан сотворил Андреаса!

Казалось, будто само бессмертие коснулось в эту минуту своим крылом старого гончара, и он вдруг увидел перед собой цветущие поля хлопчатника, услышал журчание весенних ручейков, почувствовал свежий запах глины… И на какое-то мгновение к нему вернулась молодость.