Джуд - Драко Малфой и Солнечный путь

• Название: Драко Малфой и Солнечный путь
• Автор: Джуд
• Жанр: Эротика

Сиквел к фанфику «Драко Малфой и Тайная Комната», в котором рассказывается о двух парнях Драко Малфоя, двух девочках Гарри Поттера, трех женщинах Северуса Снейпа и трех мужчинах Сириуса Блэка. Кроме того, будут драконы, неожиданные родственные связи, настырные привидения и много черной магии.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: гомосексуализм, секс с несовершеннолетними, инцест, насилие, ГЕТ!!!

---

— И все-таки мы должны найти его, — Гермиона открыла оглавление «Истории древних семей». — Возможно, ты его дочь и на твою кровь вся эта фигня с изгнанием не распространяется. Или ты дочь самого Снейпа.

Ты просто обязана быть его родней!

— С какой стати? — насмешливо спросила Сольвейг.

— Вы похожи, — коротко ответила Гермиона, открывая нужную страницу. — И вообще, это просто интересно.

У меня есть одно подозрение…

— Наверное, мне следовало проконсультироваться с Поттером, — сокрушенно заметила Сольвейг, наблюдая за тем, как палец Гермионы скользит по строчкам.

— Насчет чего? — машинально спросила Гермиона.

— Насчет того, какая ты зануда.

— Я помогаю тебе, между прочим, — произнесла Гермиона, с удивлением отметив про себя, что «зануда» от Сольвейг звучит совсем не обидно.

— Ты такая энтузиастка, — Сольвейг зевнула, — что даже боязно.

— Вот, смотри, — Гермиона подвинула к ней книгу. — Здесь выдержки из Кодекса Снейпов. Пункты, за что человека могут изгнать из рода.

Сольвейг склонилась над книгой.

— Нормально так… — пробормотала она. — «Попытка ранить, предать врагам или еще каким-либо путем причинить телесный вред Снейпу карается изгнанием из рода Снейпов»… что тут у нас еще? «Уничтожение имущества, являющегося семейной реликвией Снейпов на протяжении более чем трех поколений карается изгнанием из рода Снейпов»… о, а вот это мне нравится, Грейнджер: «Вступление в интимные сношения с мужчиной для мужчины и с женщиной для женщины карается изгнанием из рода Снейпов». Что, интересно, сделал северусов брат? Надеюсь, что-нибудь посерьезнее уничтожения реликвии.

— Это все пункты? — Гермиона, прищурившись, пробегала глазами по строчкам. — Похоже, что нет…

— Похоже, что самые дурацкие… Смотри-ка! «Снейп, уличенный в дружбе либо знакомстве с нелюдем, кроме домовых эльфов, должен быть изгнан…» бла-бла-бла…

— Ну-ну, — надменно бросила Гермиона. — Остроумные — домовиков они исключили. Еще бы…

— Знаешь, Грейнджер, — Сольвейг закрыла книгу, повернулась к Гермионе, уложив голову на вытянутую руку, и гриффиндорка внутренне сжалась. «Дура, что бы тебе не держать язык за зубами хотя бы при ней?!

Дались тебе эти эльфы!..» — Мне кажется, что попробовать стоит. У тебя, конечно, ничего не получится, но ты ведь первая. У первых никогда не получается, но они зажигают сердца тех, кто идет следом. Негры в Америке тоже не хотели свободы, но сейчас вот вполне свободны… Правда, пока мы живем в мире, а посмотри на США — расизм ведь никуда не делся…

Она замолчала, выжидающе глядя на Гермиону. Та сморгнула.

— Ты о чем?

— О домовиках, конечно, — удивилась в свою очередь Сольвейг. — А ты что подумала?

— Ты считаешь, что я права? — тихо спросила Гермиона, садясь.

— Ну, я всегда так думала, — Сольвейг перевернулась на спину, заложив руки за голову. — Что, однако ж, не означает, что я должна ходить со значком «ПУКНИ». Я вообще против значков…

— Но ты ведь мне поможешь? — глаза у Гермионы загорелись.

— Нет, конечно, — ответила Сольвейг. — Ненавижу общественную деятельность. Я тебе рекомендую стать культурным деятелем и пропагандировать свои идеи посредством… ну, короче, ты поняла. Что-то мне лень стало разговаривать. Я и так с тобой говорю в три раза больше, чем обычно.

— Каким культурным деятелем, что ты несешь? — рассмеялась Гермиона. — Я же ничего не умею!

— Ну почему ж, — Сольвейг села и неожиданно оказалась так близко, что кончики их носов соприкоснулись.

Дышать почему-то стало трудно, и Гермиона приоткрыла рот. — Ты сочиняешь замечательные стихи. Они просятся в песню.

— В песню? — машинально переспросила Гермиона. Ее взгляд приковала чаинка, оставшаяся на нижней губе Сольвейг. Страшно, до крика захотелось прикоснуться губами и снять это маленькое, черное, раздражающее пятнышко. Мгновением спустя до Гермионы дошел смысл слов слизеринки. — Стихи? Ты читала мои стихи?!

— Ааа… — Сольвейг, улыбаясь, прикусила губу, и чаинка сгинула. — Ну, понимаешь ли, я заметила, что ты что-то пишешь и прячешь. Знакомые синдромы… И я наложила заклятие на весь твой запас пергамента.

— Какое заклятие? — изумленно спросила Гермиона.

— Ну, я уже использовала такое раньше, — ответила Сольвейг. На лице ее было написано смущение, но что-то — возможно, веселые искорки в синих глазах, — подсказывали, что смущение это искренне в лучшем случае наполовину. — Когда читала дневник Драко. Но с дневником было проще — я завела себе такую же книжечку, как у него, и связала их симпатическим заклинанием…

— Подожди, когда это было? — перебила Гермиона.

— В начале пятого курса, — ответила Сольвейг.

— Ты умела творить Симпатические чары в начале пятого курса?!

— Ну да. Я вообще много чего могу, если мне очень надо. Правда, у этого заклятия был минус — если бы я что-то написала в своей копии драковского дневника, это появилось бы и в его настоящем дневнике. Это случайно вышло. Но с тобой было сложнее — ты же не пишешь в особой книжечке, так что пришлось зачаровать весь твой пергамент… Есть свои плюсы — у меня теперь есть полный курс лекций по Истории магии. Объясни, как ты ухитряешься слушать, да еще и записывать всю эту фигню?

— Не уходи от темы, — Гермиона нахмурилась, чтобы сдержать улыбку. — Свой пергамент ты тоже зачаровала?

— Только один лист, самоочищающийся. То, что мне было нужно, я дублировала, а остальное уничтожалось само.

— Сольвейг, — Гермиона уткнулась лицом в ладони, не в силах смотреть без смеха на это довольное ухмыляющееся лицо. — Но это же… так нельзя!

— Ну, я же слизеринка, — заметила Сольвейг. — Нам же неведомы понятия добра, чести, благородства, скромности, невинности…

Приподняв бровь, она посмотрела на Гермиону. Той вдруг стало неловко.

— А… — она отвела глаза и сказала совсем не то, что собиралась: — А Драко знает? Про дневник?

— Полагаю, что он догадался, — Сольвейг вновь вытянулась на кровати. — Хотя мы с ним и не разговаривали на эту тему. На прошлое Рождество Поттер получил в подарок дневник Драко. Это я прислала.

— Боже, Сольвейг, — Гермиона улеглась рядом. — Ты хоть понимаешь, что ты вообще натворила? Зачем ты влезла в чужую жизнь?

Вместо ответа Сольвейг перекатилась на кровати и устроилась спиной к Гермионе.

— Не вздумай читать мне нотаций, Грейнджер. Если хочешь знать, мне совершенно не жаль. Я знаю, что я сделала, а больше этого не знает никто, потому что никто не взял на себя труд разобраться. Вам кажется, что если Драко Малфой и Гарри Поттер, враги из врагов, вдруг влюбились друг в друга, это может быть только действием чар. А на самом деле все вовсе не так, и чары тут ни при чем.

— Ни при чем?! — вскричала Гермиона. — Сольвейг, я знаю, что такое словоключ! И как он действует, я тоже знаю!

Что-то злобно прошипев сквозь зубы, Сольвейг поднялась с кровати.

— В таком случае, Грейнджер, ты должна знать, что действие любого заклинания со временем проходит.

Поэтому советую тебе не беспокоиться в том случае, если тебе покажется, что я и на тебя наложила какое-нибудь привораживающее заклинание.

— Подожди… — Гермиона, едва не упав, скатилась с кровати, но не успела она подняться на ноги, как за слизеринкой захлопнулась дверь. — Сольвейг!

Хогвартс, 28 февраля 1998 года

Сольвейг дулась еще недели две, никак не меньше. Гермиона по десять раз на дню собиралась пойти к ней мириться, понимая, что Сольвейг никогда не сделает первый шаг к примирению, но что-то останавливало.

Гермионе не хотелось думать, что это боязнь собственных, новых и таких странных чувств, и она предпочитала думать, что у нее нет времени, и она не может отловить Сольвейг — не подходить же к ней в Большом зале, у всех на виду.

А в конце февраля случилась весна, и, вдыхая мокрый, сладкий, почти теплый воздух, Гермиона чувствовала непонятную и острую тоску, желание бежать — просто бежать, или стоять на чернеющей лесной прогалине, подставив лицо светло-желтому, по-весеннему радостному и застенчивому солнцу, любоваться на белые облачка, что несутся вприпрыжку по небу, и еще быть в чьих-то объятиях, прижав руки к чужой груди, спрятав лицо в чужой шее, чувствуя прикосновения к своим волосам. Сердце словно подменили — незнакомое существо в груди билось быстро, так что Гермиона задыхалась, исчезало, оставляя на своем месте трепещущую пустоту, всякий раз, стоило ей увидеть каштановые блики на стриженных черных волосах, пыталось плакать, петь и сочинять стихи…

Гермиона думала, что Сольвейг не пойдет на квиддич — это была бы отличная возможность поговорить. Но, выйдя после завтрака из Большого зала сразу за слизеринцами, чтобы не потерять из виду Сольвейг, Гермиона увидела, что та вместе со всеми — впрочем, относительно вместе, поскольку все старшекурсники, болтая и перекрикивая друг друга, толпились вокруг семерых игроков, а Сольвейг шла чуть в стороне и сзади, не отставая, не обгоняя и не вливаясь в группу, не вступая в разговоры, засунув руки в карманы и опустив в задумчивости голову — идет к выходу из замка. Гермиона замерла в дверях, раздумывая, как же ей поступить, и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда над ухом спросили: