Эйтан Финкельштейн - Пастухи фараона

• Название: Пастухи фараона
• Автор: Эйтан Финкельштейн
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-469-1

Описываемые в этой книге события начинаются в первый день девятнадцатого века, а заканчиваются — в последний двадцатого. Исторические главы в ней перемежаются жизнеописанием главного героя, родившегося в России, жившего в Литве и Польше, участвовавшего во всех войнах Израиля, объездившего весь свет, но в конечном счете заблудившегося где-то в небесных коридорах. Все это происходит на фоне русской и еврейской истории, где действуют политики (от Екатерины Великой и сенатора Державина до Бен Гуриона, Хрущева и Ельцина), а также раввины, революционеры, жандармы, ученые, адвокаты, чекисты, аферисты и разные прочие персонажи.

---

— Поезжай, Вульфик, в Москву, к своей Зое. Устраивайся, живи, как все. И не думай, что эта свистопляска с оттепелью надолго. Конечно, сейчас нас, чекистов, модно ругать, но мы с тобой еще понадобимся. Обязательно понадобимся. Без нас никак нельзя!

И вот понадобился.

Владимир Иванович рассказал о том, что «с самого верха» вышла директива усилить борьбу с экономическими преступлениями, что в Верховном Совете уже готовятся указы о введении смертной казни за хищение, взяточничество и нарушения правил валютных операций. Подробно объяснил его, Вульфика, задачу:

— Экономические дела — они особые, там без экспертной оценки нельзя. Вот мы и решили, что вы с вашим опытом и знаниями с этими делами разберетесь.

И Вульфик разбирался, от души разбирался, так разбирался, что и следователям порой работы не оставлял. Один раз, правда, оплошал, приписал по делу Савелия Шустера лишний ноль. Прокурор высшей меры потребовал. На суде, однако, адвокат сложил дважды два, и нолик этот выплыл. Конфуз получился, пришлось приговор переписывать, расстрел на пятнадцать лет менять. Владимир Иванович сильно рассердился, кричал, ногами топал. Вульфик оправдывался, как мог: «Работа все силы отнимает, да и на дорогу час уходит. Вечерами совсем не соображаю».

— Ладно, — отошел Владимир Иванович, — в экспертизу начальство тебя больше не хочет, а вот на другую работу устроиться я тебе помогу.

Недели через две пришло приглашение. И не откуда-нибудь, а из универмага «Москва», и не от кого-нибудь, а от самой директрисы Марии Федоровны Коршиловой, слава о которой гремела по всей Москве.

В назначенный день Вульфик трижды прошелся бритвой по щекам и подбородку, щедро смочил их одеколоном «Шипр», надел белую рубашку, синий пиджак и галстук в горошек. В приемную Коршиловой явился минута в минуту.

Вошел и обомлел. Кабинет был обставлен павловской мебелью, хозяйка его, одетая в густо-оранжевое трикотажное платье, стояла возле письменного стола, держа в одной руке золотую трубку телефона, другой поглаживая воротник из горностая, который обвивал ее шею. «Царица, — мелькнуло в голове, — честное слово, царица!»

Мария Федоровна, меж тем, положила трубку, указала Вульфику на стул и открыла свой золотозубый рот.

— Вот вы какой, товарищ Хмельницкий! Так, так. Ну что ж, мне вас рекомендовали как прекрасного юриста, специалиста по трикотажному производству и человека, умеющего держать язык за зубами. Значит, будем работать. Но учтите, задача наша не из легких. Посмотрите, где мы находимся? На Ленинском проспекте. Тут и Президиум Академии наук, и всякие институты — атомные, военные и прочие. У нас одних генералов, академиков и медицинских светил больше, чем в любой части Москвы. Вот их-то мы и должны обслуживать! Улавливаете?

— Как же, как же, — придавленный грандиозностью задачи и покоренный гладкой речью директрисы, пролепетал Вульфик.

— Мне уже удалось расширить сферу нашей торговли, — продолжала Мария Федоровна, — полгода назад мы открыли продовольственный отдел и фруктовую секцию, а вот теперь на очереди трикотажный цех. Начальника я уже подобрала — Хейфиц, ваш человек. Он будет производство налаживать, а ваша задача — следить за разнарядками, за учетом продукции, сбытом — чтоб комар носа не подточил. И зарплаты будут на вас. Запомните — зарабатывать люди должны хорошо, чтобы не воровали. Но, прежде всего, должна быть учтена моя руководящая роль…

С этого момента жизнь Вульфика изменилась. Да так, что вовсе перестала походить на прежнюю. А похожей она стала на ту, которую вели герои его рассказов — подпольные миллионеры. Вульфик больше не вставал в шесть утра, не тащился на работу автобусом, потом метро и снова автобусом. Из коммуналки на Тимирязевской он перебрался в трехкомнатную квартиру на Профсоюзной и стал ходить на работу пешком — разгонять стремительно растущие жировые отложения.

Что до Зои, то одеваться она стала исключительно в джерси, разъезжала только на такси, серьги и кольца носила с бриллиантами, на курорты ездила в «бархатный» сезон.

Только сын Вульфика не радовал. Учился Борис плохо — перебивался с двоек на тройки. Занятия прогуливал, целыми днями где-то шатался — пластинками фарцевал. Потом переключился на джинсы. Школу, правда, с грехом пополам окончил, но в институт провалился. Отец ему: «Работать иди, в институт поступать готовься». А Боря в ответ: «На черта мне твой институт, пять лет учись, а потом кукуй всю жизнь на голую зарплату! Я, как твой Хейфиц, хочу — семь классов, а уже третью дачу строит». — «Ты про дачи-то язык придержи, понял?»

Ругать сына ругал, но довольство отпускал щедрое. Благо было с чего.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Приехали, дом вверх дном перевернули, имущество описали, отвезли Вульфика туда, куда он недавно ходил как на службу. Потом и Зою стали вызывать.

С лица женщина спала, веса десять кило потеряла, но держалась твердо: «Ни в чем муж мой не виноват, он все делал по заданию товарищ Коршиловой» — «По чьим заданиям действовал ваш муж, мы сами разберемся, — перебивал ее Владимир Иванович, — вы лучше помогите нам деньги отыскать. Хищений у него на два миллиона двести тысяч, а мы только половину обнаружили. Если поможете деньги найти, даю честное партийное слово, высшей меры не будет». Зоя все отрицала, все просила Коршилову вызвать: «Она подтвердит!»

Неожиданно вызвали к следователю Бориса.

— Не бойся, сынок, и говори им одно: ничего не знаю, — напутствовала сына Зоя.

Боря сделал вид, что не боится. На душу, однако, легла какая-то тяжесть.

— Э-э, молодой человек, — Владимир Иванович листал объемистую папку, — да вас и за собственные дела можно посадить.

— Нет у меня никаких дел, — хорохорился Борис, а у самого сердце ушло в пятки.

— Ну всего, что тут написано, перечислять не стану, время не хватит. Но вот, например. Шестого мая вы были в общежитии МГУ, корпус «Б», комната двести шестнадцать у студента из Нигерии Кв… али… мбо… Купили у него джинсы, которые потом продали товароведу из магазина «Мелодия». Показания зачитать?

— Не надо.

— Хорошо, не буду, — добродушно согласился следователь. — Тогда вот еще. Второго июня в том же общежитии вы посетили комнату шестьсот сорок пять, где проживала гражданочка Японии Томак…о. Провели у нее четырнадцать минут и приобрели кассетный магнитофон «Сони». Тут у нас и фотография. Показать? Вот он, магнитофон-то. Узнаете? Так-то, Борис Вульфович, — от добродушной улыбки на лице следователя не осталось и следа, — мы не только папашу твоего шлепнем, но и тебя, фарца проклятая, годков на десять упрячем.

Боря молчал. Это в математике он был не бум-бум, а в деле соображал мгновенно. Мгновенно же и сообразил — отсюда ему не выйти.

Владимир Иванович, меж тем, откинулся в кресле, закурил и немного смягчился.

— Ладно, парень, ты не думай, лично мне тебя жаль. Понимаю, запутался ты, под дурное влияние попал. И хотел бы тебе помочь, но ведь и надо мной начальство сидит.

Следователя Боря уже не слушал, в голове стучало: что же мне будут шить?

— Можно, конечно, попробовать, — продолжил Владимир Иванович. — У нас тут проблема. Следствие по делу твоего папаши девятый месяц идет, а мы все еще больше миллиона отыскать не можем. Знаем, что на эти деньги бриллианты были куплены. Знаем когда и у кого, а вот где спрятаны? С ног сбились — нету! Признайся, денежки у отца приворовывал, разговоры его подслушивал? Было такое?

— Было, — настороженно ответил Боря.

— Вот и помоги следствию. Если наведешь на след, я к генпрокурору пойду, партбилет положу, но папашу твоего от расстрела отведу и тебя на свободу вытащу. Договорились?

Боря кивнул.

— Ну давай, припоминай. Про дачи что слышал?

— Да не на даче они.

— А где же? — Владимир Владимирович от удивления привстал с кресла.

— В Ленинграде. В комнате у бабушки Доры большая люстра висит, вроде якоря. Вы ее развинтите…

17. Дом без вывески

В конце мая 1967 года в маленьком особняке израильского посольства, что на Арбате, дым стоял коромыслом: заколачивали ящики с мебелью, книгами, документами; новое здание посольства, скрытое за глухим забором на Большой Ордынке, ждало своих обитателей. Увы, новоселье не состоялось: 10 июня, в последний день Шестидневной войны, Москва объявила о разрыве дипломатических отношений с Израилем. Распаковывать ящики пришлось в Тель-Авиве.

Разрыв с Советами никого в нашей стране не удивил — Москва и до войны относилась к нам крайне враждебно — и ничего в сущности не изменил. Разве что еще дальше отодвигал разговоры о русских евреях, существование которых и без того казалось эфемерным. Во всяком случае, все тогда говорили о войне, чествовали героев, валом валили в Старый Иерусалим и на Синай, спорили — отдавать или не отдавать завоеванные территории.