Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь

• Название: Пока мы не встретимся вновь
• Автор: Джудит Крэнц
• Издательство: Вагриус, ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0221-2

Две сестры, такие разные и в то же время похожие, от своей матери обе унаследовали красоту и страсть к авантюрам. Старшая пошла по стопам матери, выбрав яркую жизнь голливудской звезды, а младшая мечтает о небе и не представляет своей жизни без самолетов. До поры до времени она даже не подозревает, что летчик, которому она однажды спасла жизнь, станет ее судьбой.

Сестрам придется многое преодолеть, испытать любовь и измену, безумную страсть и горечь потерь прежде, чем они обретут то, ради чего стоит жить, и найдут свое счастье.

---

Вивьен плеснула себе еще чаю, с отвращением покосившись на свою чашку.

— Вот представь, Мэдди: солдат давно не был дома, и ему выпал случай переспать с женщиной. Конечно, она ему не жена… Или его жена, скучая по нему, чуть-чуть развлечется и скрасит себе одиночество… Почему они должны платить за это? И какой, спрашивается, маньяк станет искать неверных супругов под чужими кроватями вместо того, чтобы находиться на фронте? Ты можешь мне ответить?

— Нет, Вивьен, у меня не хватает воображения представить себе такое. Даже в голове не укладывается, — ответила Ева, невольно хихикая и стараясь подавить смех.

— Ах, Мэдди, ты ни к чему не относишься серьезно. Хотя ты можешь себе это позволить, — фыркнула Вивьен. — Полагаю, ты также находишь разумным, что правительство не позволяет публике ходить в театр иначе как в повседневной одежде? И никаких тебе вечерних туалетов, словно этим можно так запугать немцев, что они со страху наглотаются собственных отравляющих газов и поголовно удерут в Берлин.

— По-моему, это стоящая мера, — отсутствующим тоном проговорила Ева. Она читала газеты и так же, как Вивьен, знала, что в битвах при Сомме и Вердене в 1916 году, жесточайших за всю историю человечества, погибло такое невероятное количество людей, что просто не укладывалось в голове.

Отбросив грустные мысли, Ева заставила себя вернуться к разговору.

— Союзники, не жалея сил, помогают нам. Даже ты, Вивьен, должна это признать. Английский король поклялся ради победы не прикасаться к алкоголю, даже к вину и пиву. Представляешь, если вся остальная страна последует его примеру и все англичане откажутся от виски? Только вообрази, к чему это может привести?

— Конечно, к скорой победе… немцев, — съязвила Вивьен. — Хорошо еще, что никто не отказался посещать мюзик-холл. В Париже нет ни одного театра, который не был бы до отказа набит военными, желающими поразвлечься.

— Знаю. С тех пор как Жак Шарль выписался из госпиталя и взял в свои руки «Казино де Пари», он стал энергичнее, чем когда-либо. Видела бы ты, какую он развил бурную деятельность! В «Олимпии» у нас никогда не было таких пышных костюмов и великолепных декораций. Ты обязательно должна посмотреть, как десятки девушек в одних только сеточках, надетых на голое тело, взбираются и спускаются по огромным десятиметровым лестницам, и послушать оркестр, играющий что-то американское, чего я прежде не слышала. Это называется «регтайм».

Вивьен явно не убедили, а отчасти и обидели слова Евы о том, что «Казино де Пари» превзошло мюзик-холл, в котором она познала вкус славы.

— И тебе нравится петь этот «регтайм»?

— Его не поют, под него танцуют — кто как умеет. Однако мне пора идти, дорогая Вивьен. Надо немного поработать. По крайней мере, теперь я могу спокойно навещать тебя — путь свободен. — Ева кивнула на стену соседней квартиры, где когда-то жила. Ален Марэ не попал в строевые части из-за слабых легких и служил на военном складе далеко от Парижа.

Она поднялась. Глядя на нее, Вивьен подумала, что Мэдди выглядит даже оживленнее и привлекательнее, чем когда-либо прежде, в своем фиолетовом шерстяном пальто с меховым воротником, манжетами и оторочкой. Уже шагнув к двери, Ева вдруг повернулась к Вивьен.

— Вивьен, позволь мне тебя кое о чем спросить. Когда ты решила отвести меня в «Олимпию» на прослушивание, тебе не пришло в голову, что там я непременно встречу Фрегсона и тогда раскроется тайна об Алене?

— Это произошло больше двух лет назад, — возразила ее подруга.

— Это не ответ.

— Полагаю, эта мысль приходила мне в голову. Наверное, я не до конца это осознавала… или, возможно… Ну а вдруг я считала полезным для тебя узнать, что на самом деле представляет собой твой расчудесный месье Марэ? Возможно, я надеялась, что после этого ты не станешь слишком долго растрачивать на него свою молодость. Как бы там ни было, я поступила так без задней мысли… Однако мне нечего стыдиться, даже если бы все обстояло по-другому.

— Я узнала о Фрегсоне за несколько месяцев до прослушивания, посетив однажды «Олимпию» без тебя.

— Ах, вот оно что!

— Совершенно верно. Влюбленные женщины — это экзальтированные дуры, Вивьен. Они словно добровольно лишают себя разума. А когда любовь кончается, спрашивают себя, как это они могли столь превратно судить обо всем, совершать столь очевидные ошибки, но, как правило, не находят ответа. Расставшись с Аленом, я решила, что намного мудрее никогда больше не влюбляться… И с тех пор я ни разу не влюблялась, ну даже ни чуточки. Так что опыт с Аленом кое-чему меня все же научил, хотя тогда я этого, конечно, не понимала.

— Ах, вот как!

— Что ты все ахаешь и ахаешь?

— Тебе нет еще и двадцати одного. Если ты сможешь сказать мне то же самое, став в три раза старше, тогда, обещаю, я поверю тебе.

— Я считала тебя завзятым циником, Вивьен!

— Я циник по отношению к мужчинам… и романтик, когда речь идет о женщинах.

— Мэдди, он утверждает, что хоть и знает тебя, но его имя ничего тебе не скажет. Впустить? — Театральному сторожу были не в новинку военные, осаждавшие кулисы после закрытия занавеса, и обычно он просил их подождать, пока Мэдди не выйдет сама. Однако этот настойчивый посетитель, очевидно, не поскупился, чтобы смягчить неприступного сторожа.

— Как он выглядит? — рассеянно спросила Ева. Она уже сняла с лица грим и теперь, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы. Май 1917 года выдался теплым, и Еве не было холодно в бледно-желтом шелковом халате. Ее лицо в ореоле светлых волос походило на распустившийся навстречу весеннему солнцу цветок.

— Офицер с кучей наградных ленточек. Симпатичный, по-моему.

— Француз, англичанин или американец?

— Француз, конечно, иначе я не стал бы тебя беспокоить. Американцы только осваиваются у нас, и хотя они быстро протоптали дорожку в Париж, должен сказать, им еще предстоит многому здесь научиться.

— Приведи его, — разрешила Ева. — Только дай мне время переодеться.

Через минуту сторож вернулся. За ним быстро шел высокий мужчина в мундире полковника: форменное кепи лежало у него на сгибе локтя.

— Надеюсь, не помешал вам, мадам. — Привычная формула вежливости прозвучала странно: с таким чувством произнес он традиционные слова.

— Вовсе нет, полковник. — В голосе Евы прозвучал едва уловимый вопрос. Она не могла вспомнить, когда и где встречалась с этим крупным блондином с обветренной кожей и глубоко посаженными синими глазами, но в его облике было что-то волнующе знакомое, словно Ева видела его в давно забытом сне, который вот-вот снова всплывет из глубин памяти.

— До сегодняшнего вечера я не имел представления, кто вы, — сказал полковник, — и не знал, как вас найти… Но, услышав ваше пение… с самой первой ноты, я… ту ночь… — Он умолк, с трудом владея собой: то, что он испытывал, было слишком сложно облечь в слова.

— Ту ночь? — переспросила Ева. — С начала войны миновала тысяча ночей.

— Вы не могли ее забыть, хотя с тех пор прошло почти два года.

— Ту ночь? Ах, да… Ту ночь на ферме! Вы… ну, конечно… вы тот офицер… Я помню… конечно, помню. Разве можно забыть ту ночь! Теперь я вспомнила ваш голос, но я не запомнила вашего лица. Вы тогда заснули, пока я пела.

— И спал спокойно, — закончил полковник, — счастливым сном. Он оставался со мной несколько ночей. Двое из моих людей не пережили бы той ночи, если бы не вы. Я должен был сказать вам это.

— Как вас зовут, полковник?

— Поль де Лансель. Вы пообедаете со мной, мадам?

— С удовольствием.

— Сегодня вечером? — с надеждой спросил Поль охрипшим от волнения голосом.

— Не возражаю. Насколько я помню, встретившись той ночью, мы оба были голодны, и я пела, чтобы заработать себе не то ужин, не то завтрак. Поэтому, вероятно, вы задолжали мне обед. Однако вам придется пообещать мне две вещи.

— Все, что бы вы ни попросили, — серьезно ответил Поль. — Решительно все.

— Вы не должны больше говорить, что я «спятила» и что я «глупа, как все женщины».

— Я надеялся, вы забыли, как непростительно грубо я вел себя тогда.

— Напротив, это слишком памятные мгновения, чтобы я их забыла.

Последние несколько лет военные из всех уголков Франции почти каждый вечер приглашали Еву на ужин. Рестораны с их лихорадочной суетой и оживлением поднимали военным настроение.

Поль де Лансель, однако, повел ее в обеденный зал отеля Риц, на редкость красивый, с высоким потолком и богатой лепниной, устланный коврами и задрапированный парчой; в своем великолепии он не уступал и королевскому дворцу. Столики стояли далеко друг от друга, а одна из стен открывала полукруглый зимний сад с фонтаном, обрамленным кустами жасмина и пирамидальными стойками со стелющейся геранью. Сервис обеспечивали метрдотель, официанты и младшие официанты, выполнявшие свои обязанности спокойно и несуетливо. В зале стоял полумрак. Каждый столик уютно освещала лампа с розовым абажуром.