Элизабет Хереш - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Элизабет Хереш
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998 — 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00445-7

Более восьмидесяти лет назад Николай II отрекся от престола. В первой четверти 20-го века перестала существовать империя, которую сейчас трудно себе представить. Автор книги рисует удивительный образ человека, который правил величайшей империей мира, исследует с привлечением ранее не известных немецких и русских документов причины, которые привели к падению империи и династии.

---

В одной из мерзнущих очередей за продуктами у людей лопается терпение. Одни бьют стекла, другие врываются в лавки и хватают, что попадется. На некоторых заводах начинаются стачки, другие присоединяются к ним. Революция витает в воздухе.

Первые события происходят 25 февраля (10 марта) 1917 года. Комендант города Хабалов[91] телеграфирует в Могилев, где находится царь:

«Докладываю, что ввиду недостатка хлеба 23 и 24 февраля на многих заводах возникли стачки. 24-го бастовало до 200 000 рабочих, которые насильственно изгнали работавших. Уличное движение было остановлено рабочими. 23-го и 24-го днем часть рабочих прошла по Невскому проспекту, где они были остановлены. Насильственные действия выражались в битье стекол в лавках и остановке движения. Войска не прибегали к применению оружия. Четыре полицейских участка были разгромлены. Кучка демонстрантов рассеяна казаками. Утром полицмейстеру Выборгского района сломали руки и нанесли ранения в голову. Вахмистр Крылов убит при разгоне сборища. К подавлению беспорядков привлекались, помимо частей Петроградского гарнизона, пять эскадронов 9-го запасного кавалерийского полка из Красного Села, сотня Павловского лейб-казачьего полка[92] и пять эскадронов Гвардейского запасного кавалерийского полка».

Один офицер, приехавший с Западного фронта в Петроград на приемку бронепоезда, вспоминал о поведении коменданта в тот день:

«По прибытии мне сразу бросилось в глаза, что что-то тут не так. Очереди за хлебом и нервозная атмосфера. Когда мы 26-го были готовы, я отправился в Петроградское управление военных сообщений. Офицеры волновались, что не принимается никаких мер против начинающих волнений и беспорядков. Командующий округом генерал Хабалов, с которым я лично разговаривал, униженно выпрашивал на глазах другого офицера — Георгиевского кавалера — броневики из Гатчины для патрулирования города. Генерал убеждал его, что не о чем беспокоиться, полиция в полной готовности, а вводить регулярные части не нужно и по политическим соображениям нежелательно — это унижает офицерскую честь. И закончил: идите и спокойно работайте!».

Другой очевидец тех дней, сын убитого в 1911 году премьер-министра Столыпина, так комментирует действия Хабалова: «Он спас офицерскую честь и отдал столицу восставшим…».

Царь ответил Хабалову телеграммой:

«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, нетерпимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией.

Николай».

Николай еще не понимает, насколько серьезны события. Во-первых, это просто беспорядки, считает он, подавлять которые — дело привычное, во-вторых, пусть этим занимаются комендант и министр внутренних дел, им положено. Однако последний, пресловутый Протопопов, не решается раскрыть государю глаза на истинное положение дел и тем дискредитировать себя.

На следующий день, 26 февраля (11 марта), Родзянко телеграфирует царю:

«Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Вообще беспорядки продолжаются. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Частью войска стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца.

Родзянко».

Царь все еще не понимает. Протопопов ничего подобного не сообщает, поэтому Николай говорит Алексееву: «Этот истерик Родзянко, видимо, сошел с ума!»[93].

Поэтому он решает отправить генерала Иванова с одним надежным полком с фронта на подкрепление в столицу[94]. 27 февраля (12 марта) — решающий день. Как всегда, во внутриполитических кризисах определяющую роль играет позиции армии. Все больше солдат под воздействием революционной агитации переходит на сторону восставших и, вместо того чтобы рассеивать их, вместе с ними толпами устремляется к Государственной думе. Это молодые, неопытные запасники из низших слоев населения, которые легко поддаются призывам к восстанию и уговорам агитаторов[95]. Офицеров, которые пытаются навести дисциплину в своих частях, просто убивают. Очевидец рассказывает:

«Армия начала переходить на сторону народа. Никто уже не чувствовал себя в безопасности под охраной жандармов и полиции. Всюду толпы, крики: «Хлеба, хлеба!». Повсюду драматические сцены. Батальон Семеновского полка получил приказ очистить Невский от повстанцев. Он выступает туда и наталкивается на батальон Волынского полка, который только что перешел на сторону народа. Неуверенность — что же будет? И вдруг совершенно седой пожилой офицер, командующий гвардейцами, выпрямляется в стременах и кричит своим людям: «Солдаты, я не могу вам приказать стрелять в ваших братьев, но я слишком стар, чтобы нарушить присягу!», — приставляет к виску револьвер и стреляется. Его тело заворачивают в знамя, а солдаты сливаются с народом».

Тут уже и Хабалов вынужден донести царю, что даже отборнейшие части — Павловский, Волынский, Преображенский и другие полки — нарушили присягу и отказываются стрелять в восставших. Даже если это не кадровые военные, а резервисты, носящие форму самых гордых частей русской армии, дела это не меняет: поддерживать далее порядок в столице нет возможности.

Подожжен Дворец правосудия. Разграблен Арсенал. Огромные массы людей стекаются к Думе. В тот же день солдаты выбирают депутатов в собственный орган — Совет солдатских депутатов. Все собираются у Таврического дворца, где проходит чрезвычайное заседание Думы. Образуется Временный исполнительный комитет. Туда входят еще верный царю Родзянко, революционно настроенный Керенский, умеренный социал-демократ Чхеидзе, либеральный монархист Шульгин и министр иностранных дел Милюков, председатель конституционно-демократической партии (кадетов)[96].

В результате событий этого понедельника 27 февраля (12 марта) 1917 года, возникло двоевластие: с одной стороны, Временный комитет Государственной думы, с другой — Совет рабочих и солдатских депутатов. Первый опирался на поддержку государственного аппарата, тогда как самовооружившиеся рабочие (красногвардейцы)[97] вместе с солдатами угрожали штурмом Думы. Дворец правосудия[98], Петропавловская крепость и телеграф были оккупированы солдатским Советом.

Вечером этого дня царь встревоженно записывает в дневнике: 27 февраля, понедельник.

«В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство! Быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Больше не хочу получать доклады, решил сегодня же выехать в Царское Село».

Но такое понимание — а с ним и решение — пришли слишком поздно. К вечеру этого дня в Петрограде уже все решилось. Царский поезд отправляется только в 3 часа утра 28 февраля (13 марта), потому что Николай еще согласовывает с генералом Ивановым подробности его экспедиции с войсками в Петроград. На основе обрывочной информации и исходя из общего принципа, он доверяет больше военным, чем любому политику. Выбирается маршрут, на котором создана зеленая улица для воинских эшелонов.

Однако его поездка, и без того с самого начала наталкивающаяся на препятствия, прерывается в 150 километрах от цели: восставшие уже заняли железную дорогу от Петрограда и не пропускают царский поезд[99]. Петроградский гарнизон и даже охраняющие Царское Село гвардейцы и казаки перешли на сторону восставших. Оказывается, даже двоюродный брат царя, великий князь Кирилл, командующий гвардией в Петрограде, и тот расхаживает с красным бантом[100]. Реакция председателя Думы Родзянко такова: возмущенный граничащим с изменой поведением члена царствующего дома и открыто высказанным тем в газетном интервью подозрением, что царица является пособницей германского кайзера, он обвиняет Кирилла в политических играх из ревности представителя боковой линии Романовых к линии, наследующей трон: «Следовало бы напомнить великому князю, что отвратительные обвинения против Марии-Антуанетты, предъявленные в революционном трибунале, впервые прозвучали на элегантном приеме у младшего брата Людовика XVI, графа д'Артуа…».

Генерал Алексеев уже отрекся от оставленного повстанцами генерала Иванова и не стал посылать подкреплений в столицу — в этом уже не было смысла. Солдаты позднее считали начальника штаба предателем. Один из них, Владимир Булгаков, до последних своих дней в Париже называл Алексеева пособником революции и соучастником свержения династии Романовых.

Николаю пришлось изменить маршрут и направиться в Псков, где находился штаб главнокомандующего Северо-Западным фронтом[101] генерала Рузского.

По прибытии в Псков царь получил убийственные новости из столицы и с ними последнюю телеграмму от Родзянко. В ней требовалось ответной телеграммой подтвердить реорганизацию правительства. Рузский спешно дал телеграмму. Некоторое время спустя пришел ответ Родзянко: «Слишком поздно». В эти часы власть самого Родзянко таяла, словно снежная баба на солнце. Под давлением революционного комитета он вынужден был арестовать бывших министров и произвести новые назначения во Временном комитете во избежание кровопролития[102]. Милюков остался министром иностранных дел, Керенский стал министром юстиции и представителем крайне левого Совета[103] в правительстве, Гучков — военным министром, а председателем правительства вместо Родзянко назначили либерала князя Львова.