Элизабет Хереш - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Элизабет Хереш
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998 — 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00445-7

Более восьмидесяти лет назад Николай II отрекся от престола. В первой четверти 20-го века перестала существовать империя, которую сейчас трудно себе представить. Автор книги рисует удивительный образ человека, который правил величайшей империей мира, исследует с привлечением ранее не известных немецких и русских документов причины, которые привели к падению империи и династии.

---

Александра (как давняя причина недовольства в адрес государя) должна воздерживаться от вмешательства в политику, а Николаю следует немедленно сформировать новое, приемлемое для Думы правительство. Пока Николай курит одну папиросу за другой, Сандро, косясь на Александру, продолжает: «Твое вмешательство в назначения министров вредит престижу Ники. Я твой друг уже двадцать два года, и как друг должен тебе объяснить, что против твоей политики выступают все слои населения. У тебя такие замечательные дети, почему ты не занимаешься ими и не предоставляешь государственные дела своему мужу?».

На возражения Александры, что самодержец не может уступить всю власть парламенту, Сандро парирует: «Ты в корне ошибаешься, Аликс. Твой муж перестал быть самодержцем 17 октября 1905 года»… В тот день Николай издал манифест о созыве Государственной думы — российского парламента.

Эта попытка спасти режим обречена на провал. В ходе разговора, вращающегося вокруг деятельности царицы в период пребывания Николая в Ставке, князь распаляется: «Подумай, Аликс, тридцать месяцев с тех пор, как царь принял верховное командование и уехал в Ставку, тридцать месяцев я не говорил ни слова о недостойных делах в нашем правительстве, вернее сказать, в твоем правительстве, но сейчас мне ясно, что ты на краю гибели, и твой муж тоже — а что будет с нами? Ты не имеешь права увлекать родственников и всю страну в пропасть!». Тут Николай спокойно прервал излияния Александра и выпроводил его. Вернувшись к себе в Киев, тот завершил свою речь письмом: «…Царь один таким государством, как Россия, править не может… Твои советчики продолжают вести Россию и тебя к верной гибели… Правительство сегодня тот орган, который подготавливает революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы было как можно больше недовольных, и в этом оно преуспевает. Мы присутствуем при небывалом; зрелище: революция сверху, а не снизу».

Царь болезненно реагирует на обвинения против своей жены, ибо считает своим долгом защищать ее. Ему не приходит в голову, что великие князья, министры и дипломаты выражают настроения широких масс. В первую очередь, однако, он придерживается принципа — никаких серьезных изменений государственного строя во время войны; он не хочет показать свою слабость или скомпрометировать себя.

Так что все попытки в этом направлении ничего не дают. Сами члены Думы подталкивают сначала французского, затем английского послов на откровенный разговор с царем. Палеолог и Быокенен аккредитованы лично при царе, обоих он уважает. Они в качестве представителей союзников России в войне заинтересованы в том, чтобы никакие внутренние трения не тормозили механизма военных усилий, тем более, чтобы в это не вмешивались внешние силы.

После бесплодной беседы француза Палеолога, в которой, как отмечалось выше, царь при всей своей учтивости выглядел растерянным и не мог обсуждать ничего конкретного, настала очередь сэра Джорджа Уильяма Бьюкенена. Проведя семь лет в России, этот пожилой джентльмен чувствует себя измученным донельзя. К Бьюкенену с его безупречными манерами, сединой в висках и неизменным моноклем здесь относятся с глубоким почтением, в том числе и царь. Недавно он стал почетным гражданином Москвы и теперь просит Николая об аудиенции.

К вящему удивлению дипломата, его принимают не в кабинете, как обычно, а в холодном, неприветливом зале для приемов. Испросив разрешения говорить откровенно, он переходит к делу. Россия срочно нуждается в новом правительстве, которому народ доверял бы. «У Вашего Величества остается, — продолжает он, — только один спасительный выход, а именно — ниспровержение преграды, отделяющей вас от народа, чтобы заново завоевать его доверие».

Царь сурово смотрит на англичанина и задает встречный вопрос: «Объясните, это я должен заново завоевать доверие народа или народ должен вернуть мое доверие?».

«То и другое, сэр», — не теряется Бьюкенен. Он заводит речь о Протопопове, заявив, что «мое королевское величество считает по зрелом размышлении»: этот человек поставил страну на грань развала. Но возражения царя, что Протопопов взят из думской среды, англичанин парирует, говоря что революция назревает не только в Петрограде, но и во всей стране, и если она все же случится, армия может изменить династии. Он заканчивает свои рассуждения выводом:

«Мне хорошо известно, что посол не имеет права в этой беседе перечить Вашему Величеству, и я со всей печалью вынужден признать, что делаю это. Но когда Я вижу, как мой друг заблудился в темной чащобе и вот-вот свалится в пропасть, не является ли моим долгом, сэр, предупредить об опасности? И не является ли также моим долгом предупредить Ваше Величество о грозящей вам гибели?».

Царь явно тронут этим обращением и долго жмет руку послу, как бы благодаря его. Однако отпускает Бьюкенена, ничего не ответив ему.

Председатель Думы Родзянко еще раз является к Николаю. Однако он наталкивается на явно враждебный прием и вскоре откланивается со словами: «Считаю своим долгом заметить: у меня складывается впечатление, что это мой последний доклад Вашему Величеству».

Николай не столь слеп в этой ситуации, как кажется. Он дает понять Родзянко, что после войны сделает «все необходимое», чтобы перестроить самодержавный строй и изменить образ правления. «Но не сейчас, во время войны, — нельзя выказывать слабость врагу. И вообще, я не могу делать две вещи одновременно. Сейчас у меня война».

То, что все эти обращения все-таки произвели на него впечатление, доказывает малоизвестное обстоятельство, упоминаемое также в мемуарах Родзянко: царь был на волосок от требуемой отовсюду смены правительства, которая уже вряд ли спасла бы положение.

21 февраля (6 марта) Николай снова отбыл в Ставку готовить весеннее наступление, а перед этим принял основных министров во главе с новым председателем Совета министров Голицыным. К их величайшему изумлению, он заявил, что назавтра явится в Думу и там объявит о формировании ответственного министерства. Но в тот же вечер Голицына вновь вызвали в Царское Село, и там он узнал, что предполагаемое событие не состоится и что царь немедленно уезжает в Ставку: «Я изменил свое решение». Каким образом это получилось и сам ли он упустил свой последний шанс, уже не узнает никто.

Когда Протопопов обеспокоенно заметил, что в складывающейся ситуации присутствие царя может оказаться необходимым, Николай сказал, что пробудет в Ставке не четыре недели, как предполагал, а три и, заметив встревоженное выражение на лице Протопопова, добавил: «Если получится, вернусь через неделю».

Но и такое обещание у него еле вырвали.

Пока Николай едет в Могилев, немецкий генеральный штаб получает донесение от своих агентов в России, что члены Думы склоняются к тому, чтобы объявить царя недееспособным. Теперь оставалось лишь подтолкнуть события в нужном направлении, к которому готовились революционеры, дожидавшиеся своего звездного часа. Результат сам падал в руки экстремистам и их немецким вдохновителям.

Зима 1917 года холодная. При минус тридцати градусах население замерзает. Сказывается вызванное войной расстройство снабжения продовольствием и топливом. Поезда стоят. Паровозные котлы замерзают и лопаются. Транспорт частично парализован. Заводы останавливаются или вынуждены сокращать производство. За хлебом выстраиваются очереди. Депутаты Думы валят вину за возникший кризис на отдельных лиц, ответственных за продовольственное снабжение, будто бы они создали дефицит в своих личных интересах. Из-за повального призыва запасных многие крестьянские хозяйства не засевают землю. Все для фронта, все для победы…

Но народ не вдается в тонкие рассуждения. Для человека с улицы во всем виновно правительство, сформированное, по его убеждению, царицей. Тут и там вспыхивают беспорядки, раздуваемые агитаторами. В день памяти «Кровавого воскресенья» 1905 года, когда была безжалостно расстреляна демонстрация, раздаются первые крики протеста: «Хлеба! Долой войну! Долой правительство! Долой немцев!».

Примечательно, что на транспарантах не встречается ни единого слова против царя.

В донесении петроградской полиции за этот день можно прочитать:

«С утра в Петрограде ходили слухи о возможных беспорядках. Около часу дня в рабочих кварталах Нарвской, Коломенской и Александро-Невской частей становится известно, что забастовщики на всех заводах взяли верх над противниками стачки, и протесты против войны находят поддержку…».

Силы порядка не могут устранить причины беспокойства и хаоса. Они впрочем, еще способны уследить, чтобы кризисом не воспользовались подстрекатели и анархисты. В Петрограде не хватает времени для подготовки к наведению порядка и дисциплины, потому что составлявшие прежде гарнизон столицы отборные части отправлены на фронт, а их сменили крестьяне-запасники, которым недостает не только образования, но и верности царю. Как вскоре окажется, начальник гарнизона Хабалов не сможет рассчитывать на этих собранных с бору по сосенке солдат, когда их помощь потребуется.