Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой

• Название: Последний сейм Речи Посполитой
• Автор: Владислав Реймонт
• Жанр: История

---

- В этой разноцветной застывшей росе были кольца в старинной оправе, нитки жемчуга, серьги, браслеты, усыпанные каменьями, застежки, пуговицы от кунтушей, эполеты, резные печати из рубинов, высокие золотые гребни, унизанные жемчугом, цепочки, флаконы для духов, долбленные из кораллов и аметистов. Было и много неоправленных каменьев. Немалое богатство заключалось в этой кучке золота и самоцветов, сверкавших чудесными красками.

- Не купит ли граф Мошинский? Он любит драгоценности, - проговорила она тихо, ссыпая их обратно в мешочек. - Все это пустые, детские игрушки. Как порадуется отец, когда я расскажу ему об этом, - прибавила она, вручая ему мешочек.

Изумление Севера начинало граничить с испугом. Он смотрел на нее с беспокойством, но она сидела, как и раньше, спокойная, красивая, в полном уме и с застывшим в углах губ страданием.

Шутка это или игра больного воображения?

- Заглядывай ко мне, - проговорила она с кроткой улыбкой. - Я тебе всегда буду рада. Возьми эти драгоценности и спрячь.

Заремба с глубоким удовлетворением спрятал драгоценности по карманам, но был так смущен и взволнован всем происшедшим, что вышел из комнаты шатаясь, словно пьяный.

В будуаре за стеной слышны были громкие голоса Изы и камергера. Они о чем-то горячо спорили. Через плохо закрытую дверь доносились грубые ругательства. Злые, жестокие, язвительные слова Изы свистели в воздухе, точно хлесткий, неумолимый бич. Началась у них ссора, конечно, из-за денег и из-за любовников, а кончилась слезами и истерическими рыданиями Изы и хрипом камергера, сопровождавшимся стуком опрокидываемой мебели.

Заремба собирался уже уйти, когда из будуара выбежал камергер и громко позвал своего Кубуся, чтобы тот подал ему лекарство. В ожидании камергер подхватил Зарембу под руку и скрипучим голосом стал поучать его, повторяя над самым ухом:

- Не женитесь, сударь, на модной панне. Лучше повесьтесь раньше, чем потом глотать обиды и насмешки... - И, не дожидаясь ответа, заковылял через всю комнату, опираясь на толстую трость и продолжая проклинать женщин.

Он был одет в выходной фиолетовый фрак с богатым шитьем, в белые чулки на кривых ногах и парик с косичкой, покрытой золотою сеткой, - сгорбленный, больной, какое-то жалкое подобие человека, но с лицом очень умным и проницательными глазами.

Заремба чувствовал к нему жалость и готов был разговориться с ним. Но в это время вошла Иза с книгой в руке, нарядная, красивая, как и всегда, и села у окна в глубокое вольтеровское кресло. Она как будто старалась скрыть кипевшую еще в душе ее злобу искусственной улыбкой, презрительной складкой у рта. Кивнула головой Зарембе, и ее карие глаза скользнули по его лицу равнодушно и словно не замечая его. Он почувствовал это с болью и ответил тоже пренебрежительным взглядом, заговорив еще громче с камергером. И точно в воздухе мало еще нависло враждебности и недовольства, вбежала Тереня, вся раскрасневшись, в слезах и волнении, бросилась к Изе и разразилась истерическими рыданиями, а за нею вбежал Марцин, ни с кем не здороваясь, остановился, щипля свои усики, повел грозно глазами и обратился к Северу:

- Выйди со мной, у меня к тебе важное дело, - шепнул он ему хмуро.

- Сейчас не могу, жду кастеляна. Под вечер буду в погребке Дальского. Подожди меня там.

- Ты едешь на бал к Зубову?

- Сегодня? Если справлюсь со спешными делами, загляну на минутку.

- Все собираются на это празднество, даже Тереня.

- А она там на что? - проговорил Север с умыслом громко.

- Тереня едет со мной, - отрезала Иза, пронизывая его взглядом.

- Тереня останется дома! - вскипел Марцин, весь красный от волнения.

- Вы присваиваете себе право диктовать ей, что она должна делать?

- Ведь она моя невеста, у меня есть кое-какие права по отношению к ней.

- И поэтому вы хотите на ней учиться быть тираном. Что-то больно рано показываете когти! - усмехнулась она с сокрушающим высокомерием. - Я беру Тереню под свое наблюдение, - этого с вас не достаточно?

- Весьма почтен этой честью, остаюсь, однако, при своем мнении.

- Ну и оставайтесь при своем строптивом мнении, а я Тереню все-таки беру с собой... - Она повернулась к Зарембе. - Мы ведь будем там не одни, с нами едет целое общество. Бал обещает быть великолепным, со множеством сюрпризов. Ты, конечно, едешь с нами?

- Не думаю, однако, чтобы это было подходящим делом для панны Терени, - ответил он холодно, глядя на нее в упор вызывающим взглядом.

- А для кого же ты считаешь это подходящим?

Ее задели его слова, и, раздраженная его тоном, она остановилась перед ним в грозном ожидании.

Он не стерпел ее презрительного тона и рубнул с плеча, не задумываясь:

- Только для так называемого высшего света, а не для благонравных девиц.

- Катон! - бросила она ему насмешливо, срывая заодно свою месть за воскресное разочарование.

- Всего-навсего отставной артиллерийский поручик Север Заремба, пани камергерша, - бросил он ей так же язвительно, с дерзким вызовом во взгляде, поклонился и отошел в сторону.

- Грубиян! - услышал он позади язвительный шепот.

Вошло несколько лиц. У камергерши был сборный пункт всего светского общества, чествовавшего Зубова. Оттуда все должны были тронуться в Станиславов на ужин, а затем во дворец князя Сапеги на спектакль и бал.

Явился и Цицианов в сопровождении своих офицеров и не отходил от Изы ни на шаг, осыпаемый такими милостями, что камергер кипел в бессильной злобе и шептал на ухо Зарембе:

- У этого князя манеры совсем казацкие... Он, видно, не знает еще палки, ищет ее тут... Я ему устрою сцену, - ворчал он грозно, не трогаясь, однако, с места.

- Горе побежденным женщинам! По-видимому, дамам нравятся его мужицкие манеры и рябая физиономия, - ответил насмешливо Север. Очень обрадовался, когда Клоце сообщил ему, что кастелян его ждет.

Марцин, пасмурный, как осенняя ночь, остановил его по дороге и заговорил шепотом:

- Дамы так просят, чтобы я отпустил Тереню, что я сам не знаю, как мне быть.

- Не слушай просьб и не пускай.

Кастелян ждал уже в экипаже и обратился к Клоце, когда они подошли:

- Да, а быков вы купили?

- Купил в Зельве триста голов. Сотню тотчас же погнали казаки в лагерь генерала Дунина, остальных пригонят в Гродно, отправим по Неману в Пруссию. Ярмарка была дорогая; какая-то компания скупала, да еще агент пана Старженского тоже поднимал цену. К счастью, у меня были под рукой конвойные казаки, - пришлось сделать кой-какую реквизицию. К лошадям только нельзя было никак подступиться: что было получше, скупили какие-то офицеры. Говорил кто-то - будто для бригады Мадалинского и артиллерии Ясинского.

Заремба прислушался, догадываясь, что речь идет о Качановском и Гласко, но заговорил только тогда, когда экипаж уже тронулся.

- Я не знал, дядя, что вы развлекаетесь торговлей.

- Если ксендз Коллонтай может торговать холстом и красным товаром, так почему же мне не торговать хлебом и скотом? - усмехнулся кастелян в ответ на выражение лица, с каким Заремба задал свой вопрос. - Клоце уговорил меня, и я от этого не в убытке. Я даже снял в аренду склады в Гданьске. Клоце закупает баржи, и осенью я отправлю сотни две вниз по реке. Правда, прусский король поприжал нашу торговлю безобразными пошлинами, на таможнях чинят нам всевозможные затруднения, но моим баржам обещали льготный пропуск. Жена против этого, - ей больше по душе Сведенборг, Мартини и ученые разговоры о бессмертии души. Я же отдаю предпочтение здоровым началам экономики, дающим приличные барыши.

- Вы будете на балу у Зубова, дядя?

- Должен быть. Но у меня так много дел, - вздохнул кастелян, погружаясь в раздумье, и, только когда экипаж остановился перед дворцом, шепнул: - Я тебя отрекомендую епископу, но ты должен подорожиться и попросить времени для размышлений, чтобы он не пронюхал тут задуманной интриги.

Дворец Коссаковских был не очень велик и довольно плохой архитектуры, убранный, однако, внутри со вкусом и большой роскошью.

В приемной второго этажа стояли шеренгой гайдуки в ливреях; сухопарый ксендз в роговых очках встречал гостей. В залах и гостиных исполняли роль хозяек свояченицы епископа; сам он расхаживал шаркающей походкой по комнатам с приятной улыбкой на устах. Голова его, покрытая седыми подкрученными буклями, и бледное, рябое лицо мелькали повсюду. Он расхаживал между группами гостей, не жалея лестных словечек, дружеских кивков, таинственного перешептывания и благословляющих взглядов. Охотно заговаривал даже с мелкой шляхтой, давая почувствовать каждому, будто считает его выше других, ибо каждого умел использовать для своих целей. Был о себе высокого мнения, но скрывал свое честолюбие под маской предупредительной вежливости, живого остроумия и образованности, свою алчность - под маской горячей заботы о всеобщем счастье, эгоизм - под маской глубоких политических соображений, ненависть - под личиной возмущения по поводу падения нравственности.