Ваник Сантрян - Господа, это я!

• Название: Господа, это я!
• Автор: Ваник Сантрян
• Издательство: Издательство «Аревик»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В документальных повестях «Господа, это я!», «Отряд уходит на юг» и в цикле рассказов известного журналиста Ваника Сантряна читатель вновь встретится с легендарным революционером Камо (Симоном Аршаковичем Тер-Петросяном), познакомится с его революционно-боевой деятельностью с 1907 по 1922 гг., а также с новыми страницами его героической жизни.

---

А немцы? Они нарушили элементарные человеческие законы.

И верховный прокурор Шениан наводит справки у министра, интересуется его мнением.

Газета «Теглихе Рундшау» открыто делится со своими читателями, держит их в курсе событий: «Между прокуратурой, министерством юстиции и русским правительством идут переговоры по поводу передачи Мирского России».

Надо выдать царской охранке. Угодить русскому правительству. Но перед общественным мнением выйти сухим из воды.

Министр внутренних дел и полицай-президент нашли выход.

10 августа 1909 года с ведома полицай-президента Берлина было состряпано письмо: «Мы покорно просим… кайзеровский полицай-президиум содействовать передаче Аршакова русским государственным властям. Берлинское попечительство о бедных, ведавшее больницами».

— Зачем?

Фон Ягов пожал плечами и не ответил Оскару Кону.

— Но это, это же, простите, не знаю, как и назвать. Чему я, собственно, удивляюсь после стольких истязаний? Целых два года вы таскали по тюрьмам и больницам душевнобольного человека, вторично сделали его калекой и теперь передаете… Я даже слов не нахожу. Это, простите, не делает вам чести.

Шеф переждал, пока Кон выговорится, и сказал:

— Вот пришел господин директор попечительства и просит, мы не имеем права не уступить. — И представил: — Опекун и адвокат Тер-Петросова Оскар Кон.

— Слышал, — «участливо» сказал директор попечительства.

— Так. У вас нет средств, поэтому вы спешите облагодетельствовать больного.

— Да, так получается. Мы не в состоянии долго содержать иностранного душевнобольного. Ведь он неизлечим. У нас нет средств.

— Средства я выделю. У Мирского они есть для лечения.

Шеф полиции и директор попечительства удивленно переглянулись.

Мирский — Тер-Петросов по причине психической болезни не представлял больше интереса для полицейских и следственных органов. У него хранились взрывчатые вещества для России, ну и черт с ними. Поскорее бы отделаться от него, и дело с концом. Пускай русские займутся своим больным.

Пока Оскар Кон бегал по инстанциям, хлопотал за своего подопечного, берлинская полиция на русско-немецкой границе, в глухом местечке, тайком передала закованного в кандалы Камо русским властям.

Оскар Кон узнал об этом позже, в кабинете доктора Вернера, размахивая перед его носом посланным ему уведомлением врача.

— Вы нарушили законы, которые сами же называете гуманными. Вы сообщаете мне об этом после выписки больного.

— Я исполнял приказ полиции.

— Эх, — махнул рукой Кон и поспешил к министру внутренних дел. «Может, еще не поздно? Может, удастся еще предотвратить выдачу Камо русским?»

Министр положил перед Коном докладную шефа полиции: «Русский подданный Семен Аршаков Тер-Петросян (Дмитрий Мирский) не выслан как неугодный нам иностранный подданный, а при содействии местных органов по оказанию помощи беднякам переведен в Россию на правах неимущего. Местное попечительство о бедных взяло на себя расходы переезда».

— Гениально! Какая забота! — злобно сказал Кон, вставая. — Думаю, что наш разговор бесполезен.

— Да.

Камо тем временем был уже по пути в Россию.

В это же время орган немецких социал-демократов «Форвертс» сообщал читателям: «Таков новейший номер прусского угодничества… Нет никакого сомнения в том, что берлинский полицай-президиум передал Семена Аршакова — Мирского русским разбойникам в полицейских кителях не без согласия министра внутренних дел».

Передал да еще с такой странной аргументацией, которая «удивила» даже прокурора судебной палаты Тифлиса, составлявшего докладную для первого департамента министерства юстиции: «Честь имею доложить первому департаменту министерства юстиции, что ни в Тифлисском губернском жандармском управлении, ни у судебного следователя по особо важным делам Малиновского нет сведений о том, на каком основании и по чьему распоряжению немецкие власти передали Тер-Петросова, а также о том, велось ли расследование, был ли он судим за обнаруженные у него взрывчатые вещества, понес ли наказание согласно законам императорской Германии».

19 октября 1909 года в час дня полицейская «свита» вошла в ворота Метехской тюрьмы.

«…Но я так больше не выдержу. Тогда как быть? Нет, поездка по чужому паспорту не обвинение и не таит в себе, серьезной опасности. Эриванская площадь — вот серьезная улика. Эриванская площадь и ничто другое. Если начнут копаться в этом деле, то до чего-нибудь обязательно докопаются. Улик наберется достаточно. Если обвинят из-за Эриванской площади, то плохи твои дела, Камо. Готовься к бою».

Не прошло и двух часов после его прибытия в Метех, как железная дверь в камеру распахнулась. Вошедший прервал мысли Камо, его догадки, гипотезы, воспоминания.

— Семен Аршакович Тер-Петросян?

Он промолчал, встал на ноги, чтоб напомнить о своих кандалах.

— Не хотите отвечать. Значит, вы же и Камо?

— С кем имею честь? — Камо сделал шаг вперед. — Путь у меня был долгий, и я очень устал.

— Я устал больше вас, господин Тер-Петросян, идя по вашим следам. Ради вас побывал в Петропавловской крепости. Там сидит один из ваших знакомых, Афанасий Каютин-Каютенко, капитан того корабля, на котором вы хотели переправить в Россию оружие. Помните, потонувшую яхту «Зора»? Потонула! Так же потонут и другие корабли!

Камо прикинулся невозмутимо спокойным. Что это за человек, ставший его биографом? Осторожно, Камо, он видно, многое о тебе знает.

— Вы наверняка думаете, кто этот человек, так сразу ко мне наведывающийся да рассказывающий мою биографию, — улыбнулся незнакомец с хитрыми маленькими глазами. — Видите эту папку: «Дело Семена Аршаковича Тер-Петросянца». Она разбухает, и ей, в общем, цены нет. Не вздумайте меня разыгрывать. Я не берлинский врач и не моабитский надзиратель.

— А кто же?

— Малиновский. Следователь по особо важным делам Тифлисского суда, довольно серьезная личность, не любящая шуток. Я должен с вашей помощью уточнить для себя некоторые детали известного мне дела. Речь идет о похищении денег на Эриванской площади в Тифлисе летом 1907 года. Кстати, говорят, что организатором этого акта были вы. И рассказчики хвалят вашу изобретательность и смекалку. От взорванных вами бомб погибло три человека.

— Господин Малиновский, это не так-то легко доказать.

— Посмотрим.

…В заведенной Малиновским папке появилась еще одна бумага.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

1909 года, октябрь 19 дня, г. Тифлис.

Судебный следователь по особо важным делам округа Тифлисского окружного суда Малиновский, допросив сего числа горийского уроженца Семена Аршаковича Тер-Петросянца в качестве обвиняемого в соучастии в разбойном нападении 13 июня 1907 года в г. Тифлисе на Эриванской площади на денежный транспорт Тифлисского отделения Государственного банка и похищении из этого транспорта 250 000 рублей, сопровождаемых обстрелом и взрывом брошенных бомб, осколками которых были убиты городовые Войтковский и Иванов и тифлисский житель Юзбашев и многие ранены, т. е. в преступлении, предусмотренном 13, 1630, 1632 и 1634 статьями уложения о наказаниях и, приняв во внимание силу имеющихся против него улик и тяжести грозящего ему за это преступление уголовного наказания, руководствуясь 419, 421 статьями и 6 пунктом 416 статьи уст. уг. суд постановил: для пресечения обвиняемому Семену Аршаковичу Тер-Петросянцу способов уклоняться от следствия и суда по настоящему делу его, Тер-Петросянца, содержать под стражей в тифлисском Метехском тюремном замке, о сем ему объявить и после настоящего постановления препроводить заведующему Метехским замком для исполнения и прокурору Тифлисского окружного суда для сведения.

Судебный следователь МАЛИНОВСКИЙ.

Настоящее постановление мне 19 сего октября 1909 года объявлено, в чем расписываюсь.

Семен Аршакович ТЕР-ПЕТРОСЯНЦ.

Недели две Камо не беспокоили. За это время весть о его появлении просочилась в город, но он и понятия не имел, что товарищи за него хлопочут, что Джаваир стремится свидеться с братом в Метехе. Джаваир стучится в двери разных должностных лиц, которые столь же неприступны, как и их каменные сердца. Малиновский тем временем допрашивает Камо. Камо старается отвечать правильно, во всяком случае на те вопросы, с которыми Малиновский хорошо знаком и без его ответов. Рано еще притворяться больным, да и оторванный от внешнего мира, он не знает, надо ли продолжать игру?

Помогла телеграмма Кона к Джаваир: «Заключение берлинских врачей на руку Камо — его признали душевнобольным и не судили. Высылаю 200 рублей на телеграммы и другие расходы. Сообщи о намерениях российского суда».

Проникнуть в тюрьму во что бы то ни стало! И свидание удается устроить.