Кейт Роббинс - Черчиль

• Название: Черчиль
• Автор: Кейт Роббинс
• Издательство: Изд-во «Феникс». Ростов-на-Дону, 1997 г. -320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-550-7

Имя Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля в большей или меньшей степени связано почти со всеми решающими событиями мировой истории первой половины XX века. В зависимости от выбранной точки зрения ему зачастую давали диаметрально противоположные характеристики, но столь же часто эти оценки — положительные или отрицательные — носили степень превосходную. Волею судеб российский читатель более знаком с оценками отрицательными. Предлагаемая книга поможет ему составить более объективный взгляд на Уинстона Черчилля — фигуру бесспорно выдающуюся.

---

Возвращение к золотому стандарту и Всеобщая стачка — вот два аспекта периода пребывания Черчилля в должности министра финансов, которые отмечались наиболее часто. Однако ни в то время, ни впоследствии сам Черчилль не желал поощрять такую концентрацию внимания. Он посвятил изрядную долю времени представлению своих удачных бюджетов и финансовых заявлений. Как представления в парламенте они ценились высоко, но, несмотря на проявленное им остроумие, общее их воздействие было разочаровывающим, что чувствовал и сам Черчилль. Он мог предоставить некоторый кредит на улучшение страхования и пенсионного обеспечения, но в этих обстоятельствах он был готов отнести эффективность своего собственного вклада на счет Невилла Чемберлена, который оказачея очень деятельным министром здравоохранения. Изначальное сокращение подоходного налога замышлялось Черчиллем одновременно как «честное» и стимулирующие развитие производства. Его последующий энтузиазм в отношении понятной схемы снижения тарифов как стимула восстановления экономики разродился банальной «большой» идеей, которую было намного труднее внедрить, чем он ожидал, и, в любом случае, непохоже было, что она принесет такие плоды, как ожидалось. Финансовая ортодоксальность убеждала, что он должен повсюду сократить расходы, чтобы расплатиться за эти изменения.

Следовательно, он был достаточно дерзок, когда в первом своем бюджете объявил, что собирается достичь большой экономии на военных расходах. В этом отношении он из браконьера превратился в лесника и оказывал мощное давление на Адмиралтейство с целью сократить его запланированные расходы. Однажды, затронув один из вопросов, он столкнулся с возможной отставкой всего состава Адмиралтейства. Он также должен был придержать Королевские ВВС, за развитие которых был ответствен всего лишь пять лет назад; выказывал такое же скептическое отношение к развитию военно-морской базы на Сингапуре, которое ранее поддерживал. Ясное дело, он находил очень трудным уравновесить свои немедленные финансовые приоритеты, ухудшившиеся в связи с влиянием Всеобщей стачки на государственные доходы, с собственными фундаментальными представлениями о роли власти в отношениях между государствами. Трудности его теперешней службы заставляли его смягчать эти представления.

В этом контексте у него были причины взирать па развитие мира с некоторым оптимизмом. Лига Наций, ко времени его вступления в должность и в течение нескольких лет после этого, была организацией не того типа, чтобы привлечь кого бы то ни было с понятиями Черчилля о власти. Тем не менее до 1924 года он писал, что «обязанностью всех» было оказывать поддержку и помощь Лиге Наций. В своих спорах с разнообразными службами Черчилль продолжал придерживаться философии, лежавшей в основе «Правила 20 лет» — что в течение десяти лет войны не будет (дата, отсчета, кроме того, постоянно отодвигалась вперед). Он поддерживал ее, например, вопреки Бальфуру в июле 1928 года, когда была тщательно рассмотрена ее предпосылка. Черчилль объявлял, что «нет никакой вероятности большой войны, следовательно, для нас нет никакой необходимости пребывать в состоянии постоянной готовности, которая была необходимой в годы, предшествовавшие 1914-му». Комитет обороны империи, таким образом, согласился утвердить десятилетний горизонт с последующим ежегодным пересмотром.

Более характерно, казалось, что «примирение» в Европе будет действительным, и соглашения Локарно, достигнутые на переговорах министров иностранных дел в августе 1925 года, внушали мысль о возможности ясного примирения. Не то чтобы Черчилль смотрел на эти договоры о взаимной гарантии между главными европейскими державами (за исключением Советского Союза) как на прелюдию к более тесному вовлечению в европейские дела или как на раскрытые несколькими годами спустя французским государственным деятелем Аристидом Брианом планы более тесной интеграции европейских стран. Напротив, Черчилль принадлежал к той части Кабинета, которая воспринимала соглашения Локарно точно в той степени, в какой продвинутые франко-германские отношения позволяли Британии остаться отстраненной от Европы и сосредоточиться на более важных проблемах. С тех пор как Черчилль так же твердо убеждал Болдуина, что «ни малейшего шанса» на войну с Японией не представится за все время их жизни, пророчества о длительном мире между народами и в самом деле оказывались обещающими. Черчилль продолжал смотреть на советское государство как на угрозу и был среди тех, кто настаивал на разрыве дипломатических отношений в 1927 году.

Короче, никто не предполагал, что за одну ночь Черчилль превратится в пацифиста (воспользуемся вошедшим в употребление словом). Когда энтузиаст Лиги Наций и разоружения лорд Сесил в конце концов вышел из правительства в 1927 году, он выбирал особый приговор для отношения Черчилля к сокращению вооружений на Конференции по военно-морскому разоружению в Женеве. Черчилль также дал понять, например, что он поддержал отправку британских войск в Шанхай, где существовала угроза жизни британцев и имуществу Британии.

«Говоря коротко о действительно завоеванном, — писал он, — нет зла худшего, чем из страха войны подчиняться неправоте и жестокости. Однажды окажешься неспособным по каким бы то ни было обстоятельствам защищать свои права от агрессии со стороны некоторого особого круга людей, и не будет конца требованиям, чтобы их выполнять, и унижениям, чтобы их переносить»[50].

В течение всех тех лет, которые он провел на посту министра финансов, его личное присутствие, характерная речь и находящая отклик риторика концентрировали на нем внимание общественности, бриллиантовый блеск его речей должен был признать даже Болдуин, не любивший употреблять этого слова, потому что оно напоминало ему бриллиантин, вещество, которое ему не нравилось. Когда коллеги по Кабинету обменивались замечаниями, они признавали, что его хорошие качества перевешивают дурные. Однако Невилл Чемберлен симпатизировал любому из подчиненных лично Черчиллю, кто был способен работать с таким подвижным начальником.

Гораздо менее симпатизирующими были замечания о компании, которою водил Черчилль. Теперь, когда Чартвелл-хауз был полностью действующим, Уинстон жил на широкую ногу, что означало неограниченное количество шампанского, сигарет и бренди. Хозяин не воздерживался от потребления щедрой мерой. Он был выразительной «фигурой большей, чем жизнь». Он завершил четвертый том «Мирового кризиса» и теперь работал над заключительным, который должен был описывать «Последствия». В дополнение к этому, теперь он мог класть двести кирпичей в день — скромное достижение, которое, однако, не было распространено среди его коллег. Он все еще рисовал. Редко где можно было отыскать столь разнообразные достоинства, и Кабинет не был исключением. И все же этот громадный талант до сих пор казался недисциплинированным и непредсказуемым. Черчилль мог повторить путь своего старого друга Ф. Е. Смита, чья порывистая блестящая юридическая и политическая карьера зачахла и который теперь приближался к концу своей жизни. По мере того как Уинстон становился старше, он все менее склонялся к тому, чтобы искать компанию среди тех, кто мог считаться равным. Он предпочитал скорее находиться под судом, чем участвовать в коллоквиуме. Чудаковатые профессора, наподобие оксфордского физика Ф. А. Линдемана, наносили ему визиты; сам он в университеты не ходил. До некоторой степени рассчитанная дурная слава наделяла министра финансов несомненной неподкупностью.

Так или иначе, части оказывались лучше целого. Такой вердикт также мог бы быть вынесен относительно всего срока его пребывания в должности министра финансов. Это не совсем согласуется с общим убеждением, хотя предположить, что он был слишком плохим министром финансов, значило бы сузить до чисто экономической концепцию его функционирования. Когда в 1928–1929 гг. подошел к концу срок работы этого состава правительства, Черчилль, без сомнения, мог быть признан одной из его удач. Неизбежно начались размышления, на какое место назначить его в следующей администрации. Как предложил Амери Невиллу Чемберлену, это был удобный случай для того, чтобы сделать его министром иностранных дел. Чемберлен полагал, что от такой перспективы премьер-министр по ночам будет вскакивать в холодном поту. Тем не менее случай действительно был удобным, поскольку теперь это был единственный главный пост в правительстве, которого никогда не занимал Уинстон. Его несколько несвязные размышления относительно иностранных дел, будучи размышлениями министра финансов, по краям, какими они были, могли стать более округлыми и связными, если бы в силу служебной необходимости ему пришлось посвятить себя систематическим раздумьям на предмет иностранных дел. Другой мыслью было то, что он мог стать лордом-президентом со специальной ответственностью за координацию работы министерств. Под этими рассуждениями скрывалась озабоченность тем, чтобы стать преемником Болдуина, когда бы это ни случилось. Хотя в общем он полагал, что правил хорошо, существенное количество тори не могли чувствовать удобство от того, что человек с послужным списком Черчилля мог стать их лидером и премьер-министром. Невилл Чемберлен станет первым лейтенантом и видимым наследником. Возможно, выходом из положения будет назначить Черчилля Государственным министром Индии?