Элла Войтоловская - Практические занятия по русской литературе XIX века

• Название: Практические занятия по русской литературе XIX века
• Автор: Элла Войтоловская
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Филология
• Год: 1975

Авторы пособия на конкретном материале раскрывают возможные пути и приемы литературоведческого анализа, разнообразный характер литературоведческих поисков, принципы работы над монографическими трудами, эпистолярным наследием и др.

---

Роман Достоевского определяли иногда как идеологический[168].

М. Бахтин в книге «Проблемы поэтики Достоевского», вышедшей первым изданием в 1929 г., обратил внимание на то, что «литература о Достоевском была по преимуществу посвящена идеологической проблематике его творчества»[169].

М. Бахтин открыл своеобразный способ связи разнородного материала в романе Достоевского, назвав его «полифонизмом». Он обратил внимание на существование в романах Достоевского самостоятельных сознаний, соотнесенных друг с другом, на диалогическую форму повествования и признал «многоголосие» — равноправие различных голосов — характерной чертой романов Достоевского. А. В. Луначарский в статье «О «многоголосности» Достоевского»[170], приняв основной тезис М. Бахтина, уточнял его, говоря, что голос автора в этом многозвучии не рассредоточен, не распылен между голосами героев, как это получается иногда у М. Бахтина, преувеличивающего самостоятельность голосов, а управляет этим многоголосием, сводит их в единую систему. Противоречивость мировоззрения писателя, поиск истины в столкновении различных точек зрения, часто противоположных, исключающих друг друга, все же не уничтожает определенности авторского голоса, а только придает ему особую форму выражения. Иначе роман не представлял бы художественного единства, а распадался на отдельные самостоятельные, существующие параллельно друг другу, смысловые сферы.

М. Бахтин обнаружил в полифонизме Достоевского древнюю античную традицию «сократического диалога» и «менипповой сатиры» с ее «свободой сюжетного и философского вымысла»[171], исключительными ситуациями, испытанием идеи и ее носителя, использованием вставных жанров: новелл, писем, ораторских речей, пародированием и т. д. Связь Достоевского с традициями мировой литературы и даже с карнавальным фольклором бесконечно расширяет наши представления об обобщающей художественной силе романов писателя.

Но, как подчеркивают современные исследователи, между традициями античной, христианской, зарубежной литературы и творчеством Достоевского лежит еще одно звено — опыт русской литературы, которая также перерабатывала эти традиции, создавая свои варианты жанров. Роль их в поэтике Достоевского еще не выяснена. Это существенно как раз для определения особенностей первого из пяти философских романов писателя. В «Преступлении и наказании» черты полифонического романа Достоевского сложились еще не в полной мере. Здесь заметна та связь, которая существовала между полифонической и монологической формой романа в русской литературе с самого начала ее появления. Так, например, в монологическом романе Пущкина «Евгений Онегин» уже есть элемент полифонизма. В нем сталкиваются и противостоят друг другу равные по своей глубине и законченности сознания Онегина и Татьяны Лариной. Достоевский высоко ценил пушкинский роман, особенно его 8–ю главу, много раз использовал его, своеобразно пародируя в сюжетных ситуациях своих произведений (например, в «Дядюшкином сне», «Подростке»). В своей Пушкинской речи Достоевский обратил внимание на сосуществование в романе Пушкина двух равных по значению сознаний. Анализируя жизненную позицию Онегина и Татьяны, Достоевский заметил: «Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы»[172]. Полифонизм пушкинского романа поддерживается и лирическими отступлениями с их многообразием суждений, мнений и ярко выраженным голосом автора, сопоставленным с голосами других героев. И сам Пушкин воспринимал свой роман как «свободный», не закованный в строгую биографическую форму европейского романа, который позднее стали называть монологическим.

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» в еще большей степени объединяет монологическую и полифоническую форму. В нем развитие центрального характера героя дано не в биографической последовательности и не объективированно, а в восприятии разных лиц: Максима Максимыча, самого героя и автора. Принцип полифонизма обусловливает композицию произведения. В чистом виде монологический роман, или «роман героя», как его называли в 1920–е годы, в русской литературе существовал только в раннем творчестве Тургенева. Своеобразный жанр романа Достоевского складывается по линии пушкинско–лермонтовского варианта европейского (монологического) романа.

В самом деле, в «Преступлении и наказании» видны черты и монологической и полифонической структуры романа. Как в «романе героя», история души Раскольникова составляет основное содержание повествования. Самораскрытие героя объединяет разнородные сферы романа в отличие от «Идиота», где действие также группируется вокруг одного лица (Достоевский замечал: «Почему‑то целое у меня возникает в виде героя»), В романе «Идиот» самораскрытие князя Мышкина составляет лишь отдельные эпизоды романа. Оно дано во вставных новеллах. Движение действия зависит не от сознания героя (оно в основных своих чертах неизменно), а от его отношения к событиям, от реакции на них.

В романе «Преступление и наказание» не Раскольников действует своей личностью на происходящее, а все, что находится вокруг него, — люди и события влияют на течение его мыслей, на состояние души, на его сознание, которое неустойчиво, текуче, противоречиво и потому вызывает разное отношение к себе со стороны. Такое построение романа дает возможность автору развернуть суд над героем.

Центральное событие — убийство — совершается в самом начале романа, в его первой части. Читателю показана внешняя обстановка, приведшая к нему: голод и нищета героя, бедственное положение матери и сестры, жестокость и зло жизни, его окружающей (воспоминания детства, встреча с пьяной девочкой на Сенной). Внутренние причины, убеждения героя, заставившие его совершить преступление, выясняются позже. Характер героя в сложном взаимодействии натуры и убеждений оказывается в центре внимания автора. Фабула — обнаружение преступника — важна не сама по себе. Авантюрный, детективный смысл ее предельно ослаблен. Главный интерес романа не в нахождении виновника убийства и не в том, признает ли он себя виновным юридически, а в том, насколько велика его вина в нравственном смысле.

Полифонизм структуры «Преступления и наказания» обнаруживается в системе «двойников» Раскольникова. Позиция Раскольникова не просто сопоставляется с воззрениями других лиц романа, как, например, у Тургенева в «Отцах и детях» (Базаров и…), но дополняется, пародируется, осуждается, поддерживается, каждый раз по–новому освещая не только взгляды героя, но его характер во всей его изменчивости и противоречивости.

В сравнении с добрым, но ординарным Разумихиным видна незаурядность личности Раскольникова, стремящегося к «всеобщности» решения вопросов о бедности, нищете, несправедливости. Деловой человек Лужин с его «экономическими теориями», построенными на выгоде и расчете и оправдывающими эксплуатацию человека, душевным деспотизмом, оттеняет бескорыстие «теории» Раскольникова. И хотя теория и того и другого приводит к мысли, что «людей резать можно», мотивы Раскольникова благородны, выстраданы сердцем, они не просто расчет, а заблуждение, «помрачение ума». Рядом с «механическим» человеком, эпигоном нигилизма Лебезятниковым, который, ни о чем не думая, мигом пристает «непременно к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить ее, чтобы мигом окарикатурить все», Раскольников с его выстраданной теорией оказывается живым, достойным сочувствия в своих исканиях и заблуждениях. Свидригайлов, человек без совести и чести, — как бы предостережение Раскольникову, если он не послушается голоса собственной совести и захочет жить, имея на душе преступление, не искупленное страданием. Свидригайлов — самый мучительный для Раскольникова «двойник», потому что в нем раскрываются глубины нравственного падения человека, из‑за душевной опустошенности пошедшего по пути преступлений. Свидригайлов — «черный человек», который все время тревожит Раскольникова, хочет захватить его в плен «бесчестия» и с которым поэтому особенно отчаянно борется герой. Раскольников все время стремится разорвать ту нить, которая внутренне связывает его, совершившего преступление, со Свидригайловым. Не случайно именно с появлением Свидригайлова связана линия Германна из пушкинской «Пиковой дамы», тема рока, возмездия. Персонажи, казалось бы совершенно не похожие на Раскольникова, сопоставляются с ним по принципу внутреннего сходства. Лица, внутренне близкие Раскольникову, соединяются с ним в романе по принципу «от противного». Так, Порфирий Петрович, видимо, пережил трагедию, чем‑то напоминающую раскольниковскую. Соня — тоже грешница, пожертвовавшая собою, Мармеладов — олицетворение тоски об искуплении греха, Катерина Ивановна — такое же бунтующее сердце, сестра Дуня так же самоотверженна и полна стоической верности тому, во что поверит, мать, как и сын, уверена в высоте его предназначенья, убеждена в благородстве его идей, хотя и не знает их.