Абрам Фет - Инстинкт и социальное поведение

• Название: Инстинкт и социальное поведение
• Автор: Абрам Фет
• Жанр: Прочая научная литература

---

Как известно, богатые и влиятельные люди умеют избегать неприятностей войны, сваливая их на других. Только атомные бомбы, вероятно, заставили их задуматься о собственной судьбе. Когда появилась водородная бомба, Рассел думал, что она предотвратит третью мировую войну, и оказался прав. Но вообще люди, готовые сжечь свой дом, чтобы изжарить в нем жаркое, вызывают удивление. Вильгельм бежал в Голландию и там бесславно умер; Николай расстрелян вместе с семьей; Гитлер отравился, Муссолини расстрелян и повешен в Милане вверх ногами; другие зачинщики Второй мировой войны повешены в Нюрнберге с соблюдением всех юридических правил. Эти люди исчерпали терпение человечества.

«Национализм» продлится еще долго, если не в Европе, то в других местах, где теперь формируются зачатки национальных культур. Как можно надеяться, при нынешнем понимании этого явления агрессивность всевозможных националистов удастся умерить.

Явление войны настолько укоренилось в истории, что многие философы считали войну неотъемлемым свойством нашего вида, и даже приписывали ей величайшее положительное значение. Первым это мнение высказал Гераклит, вообще невысоко ценивший человека. Из всех мудрецов он хвалил только некоего Тевтама, философия которого сводилась к изречению: «Многие – плохи». Гераклит был мистик и считал огонь особой субстанцией; всё, подобно пламени, рождается благодаря чьей-то смерти: «Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны, смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают». Самое знаменитое из его сохранившихся изречений относится к войне: «Война – отец всего и всего царь; одним она определила быть богами, другим – людьми; одних она сделала рабами, других – свободными». Особенно ему ненавистен был Гомер, создавший, после поэмы о бесконечном убийстве, поэму о мирном царстве феаков: «Гомер был неправ, говоря: «Да исчезнет война среди людей и богов!». Он не понимал, что молится за гибель Вселенной; ибо если бы его молитва была услышана, все вещи исчезли бы». «Следует знать, – объяснял Гераклит, – что война всеобща и правда – это борьба, и что всё происходит через борьбу и по необходимости».

В Новое время похожие взгляды высказывал Ницше. Этот больной, не способный к военной службе мечтатель приходил в восторг при звуке военного оркестра и с омерзительным мазохизмом преклонялся перед прусским офицером, подсознательно сублимируя его до «сверхчеловека». Хотя более тонкие черты его характера не позволяли ему принять всю пошлость кайзеровской Германии, он сделался после смерти философом немецкого национализма и фашизма. Эта психология была характерна для эпохи национального милитаризма. Граф Сегюр и наш доморощенный мудрец Розанов падали в обморок от восторга при виде проезжавшего кавалерийского полка. Казалось, войнам не будет конца. Между тем, мы присутствуем теперь при поразительном историческом событии: человечество отвергает войну.

Как мы видели в разделе о происхождении человека, начало нашего вида и в самом деле было эпохой бесконечных войн. Эти войны стали возможны, несомненно, вследствие мутации, ограничившей действие общего для всех высших животных инстинкта, запрещающего убивать собратьев по виду. После этого запрещение убийства сохранилось только внутри первоначальных групп; а когда образовались племена, оно расширилось на членов «своего» племени, к которому и относились вначале понятие «ближний» и заповедь «не убий». Дальнейшее расширение пятой заповеди не требовало новых мутаций, поскольку «узнавание своих» определялось уже открытой программой, заполняемой культурной традицией. Войны между членами одного племени стали уже невозможны, но войны между племенами были общим правилом, о чем Дарвин и говорит в начале своей книги о происхождении человека. Дарвин не одобряет и не осуждает эти войны, изображая их с беспристрастием ученого. Но другой представитель викторианской Англии, поэт империализма Киплинг, высмеивает уже явившихся пророков, мечтавших о прекращении войн:

When the Cambrian measures were forming, they promised

perpetual peace.

They swore, if we gave them our weapons, that the wars of

the tribes would cease.

But when we disarmed they sold us and delivered us bound

to our foe,

And the Gods of the Copybook Headings said:

“Stick to the Devil you know”.

[Когда складывались кембрийские пласты, они обещали нам вечный мир.\ Они клялись, что если мы отдадим им наше оружие, то прекратятся войны племен.\ Но когда мы разоружились, они нас продали, и выдали нас связанными нашему врагу,\ И Боги Прописных Истин сказали: "Держись того Дьявола, которого знаешь"]

Между тем, в ранний период истории нашего вида войны и в самом деле могли играть «творческую» роль, как думал Гераклит. Войны осуществляли групповой отбор; выживали «более приспособленные» из групп, а «менее приспособленные» вымирали. Более того, истребительный характер этих войн и каннибализм означали не просто вытеснение проигравших в неудобные места, как это наблюдал Дарвин на современных ему племенах, а полное истребление проигравших, что соответствует выбраковке неудачных экземпляров при искусственном отборе. Как известно, искусственный отбор действует несравненно быстрее естественного, так что необычайная скорость развития нашего вида – которому всего двести тысяч лет – как можно предполагать, связана с групповым отбором, то есть с истребительными войнами групп, а затем племен. Может быть, развитие человеческого мозга, в сущности и составляющее историю нашего вида, было бы невозможно без этого ужаса первобытных войн. В таком случае механизмы защиты племенной культуры, разделявшие человеческие племена и возбуждавшие в них агрессию против других племен, были биологически необходимым фактором эволюции, без которого не было бы человека. Бессмысленно спрашивать об этом прошлом, «хорошо» это было или «плохо». Сравнение истории homo sapiens с образом жизни наших родственников, шимпанзе и горилл, твердо соблюдающих пятую заповедь, могло бы привести к выводу, что они нас превосходят, во всяком случае, в моральном отношении. Если такой подход имеет смысл, то самое возникновение такого чудовища, как человек, надо было бы осудить. Но как бы ни возник человек, он стал человеком, и образ жизни его предков ему не подходит.

Рядом с нами, в наших жилищах живут крысы – единственный вид высших животных, кроме человека, также получивший от эволюции разрешение убивать своих собратьев. Крысы делятся на племена, и запрет убийства действует внутри племен; племена эти ведут истребительные войны всякий раз, когда встречаются между собой. При виде члена чужого племени крыса ведет себя, как убежденный националист. Кто знает, может быть, у крыс идет уже групповой отбор того же типа, что был когда-то у человека. Крысы всеядны, освоили все климатические зоны и в биологическом смысле представляют весьма преуспевающий вид. Если мы будем продолжать войны с нашим нынешним оружием – не могут ли они нас сменить и стать хозяевами Земли? Но крысы все-таки не практикуют каннибализма.

Сравнение с крысами принадлежит Лоренцу. Десятая глава его книги ”Das sogenannte Böse” («Так называемое зло») завершается цитатой из «Фауста», иллюстрирующей достижения Третьего Рейха:

Das Unglück macht ihn zahm und mild,

Er sieht in der geschwollnen Ratte (!)

Sein ganz natürlich Ebenbild.

[Несчастье делает его смирным и мягким,\ Он видит в распухшей крысе (!)\ Свой очень похожий портрет.

Восклицательный знак во второй строке добавлен Лоренцем, не по-зволившим себе никакого другого исторического комментария.]

Может показаться, что изложенная в этой книге концепция группового отбора и его роли в эволюции человека в какой-то мере оправдывает взгляды социал-дарвинистов, поддержанные в свое время Эрнстом Геккелем и даже нашедшие опору в некоторых неосторожных высказываниях Томаса Гексли. Конечно, естественный отбор по Дарвину – это индивидуальный отбор, и «борьба за существование» в смысле социал-дарвинизма вовсе не похожа на конкуренцию в использовании ресурсов, которую имел в виду Дарвин. Но сам Дарвин ввел в рассмотрение также концепцию группового отбора (хотя и без этого названия), и можно подумать, что этот способ борьбы за существование ближе подходит к тому, что имели в виду социал-дарвинисты. Если принять концепцию группового отбора в ее весьма радикальной форме (для чего сам Дарвин еще не имел оснований), то не означает ли это некоторой реабилитации социал-дарвинизма?

Разумеется, не означает. В самом деле, социал-дарвинисты ссылались в своих сочинениях на «высший закон эволюции», на общую закономерность всей природы, где «живые существа безжалостно пожирают друг друга», и пытались оправдать этим современные войны. Но «борьба за существование» – это вовсе не борьба хищника с его жертвой, а конкуренция между особями одного вида. Пожирание одних животных другими надо сравнить не с войнами, а с мясным питанием человека, которое тоже может вызвать возмущение, но явно не относится к интересующему нас вопросу. Что же касается конкуренции, то, как уже говорилось выше, она (во всяком случае, у высших животных) не означает прямого конфликта между особями, и даже между группами – кроме человека и крыс. Но тогда от всей риторики социал-дарвинистов остается лишь сравнение с крысами, поскольку во всей природе воинственное поведение человека нельзя сравнить ни с чем другим!