Юлия Андреева - Айвазовский

• Название: Айвазовский
• Автор: Юлия Андреева
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0735-6

Историю великого художника моря — Ивана Константиновича Айвазовского можно пересказать как сказку, чудесную легенду о мальчике, влюбленном в море, или еще точнее, очарованном морем, юноше, поймавшем водную стихию за волну и заставившем ее перетечь до последней сверкающей капли на свои полотна, о мужчине, мечты которого исполнялись и любовь не оставляла его ни на одно мгновение жизни.

Книга Ю. Андреевой подробно и увлекательно рассказывает о жизни и творчестве выдающегося русского мариниста XIX века.

---

Глава 23

«…родной внук Айвазовского — Ганзен является счастливым обладателем семидесяти картин великого мариниста. Среди них есть полотна исполинских размеров, и в общем это… полумиллионное состояние. И крупные западные фирмы, и коллекционеры России предлагали Ганзену купить у него все эти картины. Но внук не желает их продать. В своем собственном доме в Одессе Ганзен хочет устроить галерею картин деда для бесплатного осмотра публикой. Такую симпатичную мысль можно только приветствовать».

(«Биржевые ведомости». 1910 г.)

Как планировалось заранее, Айвазовский старался проводить зимы в Петербурге или за границей, с тем чтобы весной и летом быть в Феодосии.

Зимой 1873 года, устраивая очередную выставку новых картин, Айвазовский сообщает письмом конференц-секретарю Академии П. Ф. Исееву[247] о своем распоряжении пропускать учащихся Академии бесплатно: «Поэтому прошу Ваше превосходительство, если найдете нелишним, дать знать бедным молодым художникам, а им достаточно при входе сказать, что [они] — ученики Академии». Неудивительно, что академисты обожали Ивана Константиновича, даже не будучи лично знакомыми с великим маринистом. Такой щедрый жест не редкость, а скорее норма для Авазовского, взявшего себе за правило отдавать больше, чем получал, дарить, не ожидая ответного дара или хотя бы «спасибо».

Иван Константинович всю свою жизнь будет благодарить судьбу за дарованный ему талант, за любовь и понимание, которое видел в окружающих его людях. Он будет отдавать сторицей за добро и никогда не унизится до мести или сведения счетов. Он даже Феодосию будет благодарить, одаривая, украшая, вкладывая огромные денежные средства в жизнь и процветание родного города. За что благодарить? Во времена детства и юности художника Феодосия представляла собой довольно-таки унылое зрелище. Талантливому человеку, рожденному мало того что в бедности, а еще и в забытой богом и властями России, скорее уж следовало волком выть, кляня жестокую судьбу. А еще лучше бежать куда глаза глядят, а главное, где смогут разглядеть его самого — увидеть, заметить, помочь встать на ноги. Айвазовский благодарит госпожу Феодосию, прекрасную Кафу за солнце и море! За радость родиться и жить в доброй, дружной семье, в окружении прекрасной природы. Он не сетует на окружающую его нищету и заброшенность, а старается изменить ситуацию и словом и делом. Забегая вперед, хотелось бы заметить, что стараниями Ивана Константиновича о Феодосии наконец заговорят в столице, и очень скоро прекрасная госпожа Кафа поднимется в свой полный рост, приняв еще один титул — «Земля Айвазовского».

Как все-таки много может сделать один человек, когда поступки его руководствуются любовью и благодарностью. Вот и верь после этого трусливой пословице, что, мол, один в поле не воин. Воин — если он похож на нашего героя. Впрочем, я продолжаю.

В октябре 1874 года Айвазовский во второй раз направляется в Константинополь, но теперь уже по личному приглашению турецкого султана Абдул-Азиза.[248] На этой встрече Ивана Константиновича представлял султану работавший в то время в Константинополе известный армянский архитектор Саркис Палян,[249] которого в Турции называли Серкисбеем. Айвазовский долго готовился к этому путешествию, отправив вперед себя двадцать картин и еще пять нарисовав по заказу султана во время своего трехнедельного пребывания в Турции.

И снова Ивана Константиновича закружил хоровод его почитателей и добровольных гидов. Куда везти художника моря? Разумеется, к воде. Но он с удовольствием пишет и городские темы и пейзажи. Значит на те виды, которые хочется заказать. В большую долину — по-турецки Буюкдере. Место примечательно необыкновенным деревом, под которым, согласно легенде отдыхах по пути к гробу Господню сам Готфрид Бульонский.[250] Собственно дерево в буюкдере — не совсем чудо — строго говоря это не одно дерево, а семь сросшихся стволами платанов, которые в незапамятные времена кто-то догадался посадить кружком. Платаны разрослись и сросшись, покрылись общей корой, которая с годами еще и окаменела. В центре дерева огромное дупло, в котором можно посидеть с друзьями за чашечкой кофе. Деловые турки готовят его тут же, предлагая к любимому напитку сладости и кальян. Размер дупла таков, что в него запросто может въехать всадник на лошади. В общем, место замечательное, да и общество тут собирается самое что ни на есть роскошное. Любят местные господа отдохнуть в пещере платана, поглазеть на арки римского водопровода, да на облака, ночующие на склонах фиолетовых вершин Фракийских гор. А вечером балы, вист и пешие прогулки под луной по какому-нибудь дивно-красивому саду, или морские на лодках каиках или пароходах.

Традиционный отдых в Турции — неспешное попивание кофе в удобном халате среди расшитых подушек. Турки могут при этом часами сидеть, закрыв глаза и погрузившись в размышления. Бесшумно поднимаются клубы трубочного дыма, откуда-то доносится ненавязчивая мелодия, кольцо дыма, глоточек кофе. Мир застыл, исчез, растворился в сладостной дремоте.

В лодках каиках турки сидят совершенно неподвижно, созерцая медленно плывущие мимо них красоты природы, в то время как гребец каикчи орудует веслами. Айвазовский плавает по проливу, восторгаясь изящными, тонкими минаретами и куполами мечетей, иногда опасно нависающими над водой домиками местных рыбаков и яркими, расписанными как драгоценные шкатулки, дворцами знати.

Айвазовский высаживается неподалеку от базара, жестами приказывая гребцу подождать его. Сначала оружейный базар, все знают, что в Турции отменное оружие — можно купить себе или на подарки. Вот кинжалы, наверное, всех возможных форм и размеров, острые, точно бритва, и украшенные на все вкусы. Серебро, золото, кораллы, яшма, изумруды, рубины, жемчуг, серебро и золото… с разрешения продавца он извлекает первый понравившийся ему кинжал из ножен, читая на стали клинка стихи из Корана, на другом какая-то народная мудрость или чей-то, уже неизвестно чей, боевой девиз. Кривые ятаганы, дамасские сабли… сколько тут еще сокровищ! Как бы не опоздать к обеду в посольство. Иван Константинович откладывает понравившийся ему клинок, обещая зайти завтра. Голова кружится от обилия впечатлений. Понимая, что клиент уходит, турок дружелюбно предлагает бесплатно выпить чашечку кофе или отведать холодной родниковой воды, которую только что принес в изящном кувшине мальчик-водонос. Жарко, как не принять приглашение, но долго нельзя рассиживаться, и пообещав вернуться, художник торопится туда, где звучит какая-то музыкальная какофония. Должно быть, одновременно играют разные мелодии приглашенные по случаю музыканты. Невольничий рынок. Его можно узнать по развешенным у самых ворот клеткам, в которых ждут часа освобождения певчие птицы. Обычай гласит — сторговал себе рабыню — будь человеком, купи и птицу. Девушка обретает комнату с изящной решеткой на окнах, а птица — вот счастливица — птица получает свободу.

Айвазовский покупает несколько птиц и отпускает их в небо.

Многие иностранцы ходят в секретные дома, в которых им за умеренную плату показывают похищенную где-то прекрасную принцессу. Девушка хороша собой и плохо говорит по-турецки. Любовь принцессы — дорогое, но изысканное удовольствие, но художник принципиально не ходит по таким домам. К чему ему принцессы, чья продажная любовь не вызывает в нем ни сочувствия, ни тем более душевного трепета? Для чего невольницы с их страхом, ненавистью и печалью? Тем не менее он ходит по рынку, запоминая, впитывая, зарисовывая в блокнот, пока строгие стражники не начинают гнать его прочь.

Он посещает бани — ни в одной стране мира нет таких бань, как в Турции. Необыкновенное изысканное удовольствие. Его намыливают, разложив на большом мраморном столе, массируя каждую мышцу, каждый суставчик, по телу разливается приятное тепло. Горячая вода сменяется ледяной, потом снова горячей. На ноги ему надевают деревянные котурны, на голову чалму. После мыльной самое время распарить косточки в комнате с паром и благовониями, потом новый массаж с одуряющими дивно пахнущими маслами. Расслабление такое, лежал бы и лежал, но банщики уже снова поднимают его, ведут или, может быть, несут, во всяком случае, он не чувствует ног, на веранду, где бьют фонтанчики и цветут цветы. Кто-то приносит кофе, а он, возрожденный и счастливый, лежит себе не думая больше ни о чем, а только наслаждаясь до этого неизвестными новыми гранями жизни.

Иван Константинович посещает целебные источники, вновь пробуя вонючую воду и вспоминая Италию. Поход к источникам — еще одно развлечение турок. Семейное развлечение. Многие турки берут с собой целый гарем, мирно отдыхая на природе, в то время как их жены ждут в специальных закрытых повозках, лакомясь фруктами и сластями, которые по первому зову приносят им разносчики. Гаремы на выезде охраняют мрачные охранники — ответственный пост. Чуть зазеваешься, как какой-то проходимец вдруг ни с того ни с сего возьмет да и уставится на повозки или, еще хуже, на вышедших размять ножки жен господина. С одной стороны, разглядеть что-либо под темными покровами невозможно, но стыд господину, если на его имущество вот так пялятся. Да и женщины, особенно те, кто уже по несколько лет живут в гареме, обычно не робкого десятка — одна попросила принести себе покурить и теперь тянет сладковатый дым через жасминовый чубук, нет-нет да и приоткрывая лицо — зараза. Другая решила посидеть в тенечке на специально постеленном для нее ковре, добро бы просто сидела, а она возьми да и попроси принести ей воды, как будто бы в повозке не судьба ту же воду пить. Опять же стыд — с одной стороны, цыкни на нахалку, чтобы хоть отворачивалась, когда чашу к устам сахарным подносит, приподнимая паранджу, ты цыкнешь на нее, даже не цыкнешь, а зыркнешь выразительно, а она потом наговорит, что ей в жару воды испить бедняжке не дали. Третья… на личико чистая мегера, но туда же… а тут еще неведомо откуда взявшийся иностранец пристроился рисовать в блокноте то ли деревья, то ли жен господина. Тяжело охранять гарем.