Тупак Юпанки - Я хочу летать

• Название: Я хочу летать
• Автор: Тупак Юпанки
• Жанр: Эротика

---

Я медленно бреду от особняка до границы антиаппарационного барьера, окоченевшими пальцами прижимая к груди стопку бумаг. Уже стемнело и внезапно становится очень холодно. Где-то на краю сознания у меня ещё мелькает мысль о том, что нужно было бы прихватить с собой куртку, но потом я полностью погружаюсь в размышления.

То, что сказал Снейп, удивило меня и, признаться, немного напугало. Я не могу понять, почему он вдруг стал так цепляться за меня. Это совсем на него не похоже. Когда я только появился в его доме, его передёргивало от одного моего вида. Его раздражало моё присутствие, раздражал я сам. И я полагал, что произошедшее между нами не могло так резко всё изменить. Когда я успел стать дорог этому человеку? И, главное, почему?

Я сам навязал своё общество, я сам купил и принёс мазь, я сам поцеловал его. И за свои поступки и мысли я полностью отвечаю. Я знаю, почему так поступил. Мною двигало искренне желание помочь Снейпу и увидеть его таким, каким он запомнился мне в Хогвартсе. И благодаря мне он действительно начал просыпаться, он встал на ноги, он дал мне возможность помочь себе. Но я и представить не мог, что всё это будет так много для него значить. Конечно, мне хорошо с ним, я долго мечтал о том, чтобы очутиться в его постели. Но до этого момента я, признаться, даже не задумывался над вопросом: а что дальше? Я усмехаюсь и качаю головой, вспомнив, что этот вопрос я уже задавал себе раньше. Но тогда всё было иначе. Теперь всё изменилось. И, кажется, я просто не успеваю за темпом моей жизни.

Я не придал особого значения тому разговору в лаборатории. Хотя, конечно, он меня удивил. Но я полагал, что после моего обещания не уходить тревоги оставят Северуса. Как выяснилось, он не прекращает об этом думать. Почему? Зачем я ему? Что он видит во мне такого, чего не могу разглядеть даже я сам? На самом деле любой упёртый идиот смог бы купить эту мазь, постричь Северуса, вывести его на улицу, наконец, поставить на ноги. Неужели всё дело в том, что этим «любым» всего-навсего оказался я? Всё не может быть так просто. У Снейпа никогда не бывает всё просто.

С другой стороны, у меня тоже не всё предельно ясно. Пока что я не ответил себе на главный вопрос: что эти отношения значат для меня? И можно ли их вообще назвать отношениями? Потому что пока это выглядит как… терапия. Я всего лишь разбудил Северуса, который долгое время дремал в оболочке увядающего человека. Я показал ему окружающий мир, я напомнил ему, как хорошо бывает проснуться не одному, а рядом с кем-то. Возможно, мне даже удалось уменьшить его комплекс собственной неполноценности в постели. И это, несомненно, моя заслуга. Но я не привык строить иллюзий. Снейп разрешил мне помогать ему, потому что больше никто не предложил своей помощи, он позволил заняться с ним сексом, потому что больше никто не захотел, он согласился на моё присутствие в своей жизни, потому что я единственный, кто этого пожелал. И привязывается он сейчас вовсе не ко мне, а к человеку, который помогает ему вернуться к нормальной жизни. И когда он вернётся… этот человек ему будет уже не нужен. Потому что он исчезнет. Останется только гриффиндорский надоедливый тупица Поттер, который доставал его на протяжении семи лет и продолжает делать это сейчас. И то, что он говорит… Он лишь обманывает себя. Да, пока я не пришёл, ему было пусто. Но если я уйду, хуже не станет. Это всего-навсего его глупый и выдуманный страх. Потому что он уже не сможет замкнуться в себе, как пять лет назад. Если я действительно разбудил в нём настоящего Снейпа, этого не произойдёт, потому что настоящий Снейп — сильный человек, который позволил себе сломаться лишь однажды. И после того как я окончательно это исправлю, он уже не позволит себе такой роскоши как просто сидеть и жалеть себя, снова тихо умирать. Он будет жить вне зависимости от того, буду я рядом или нет, будет жить вопреки, всем назло. Как он делал это раньше на протяжении многих лет. И моё присутствие уже не будет значить ничего. Я не нужен ему, чтобы лететь. Я нужен лишь для того, чтобы помочь подняться с земли…

Я прихожу в себя, лишь услышав шум ливня. Тряхнув головой, я обнаруживаю себя стоящим возле осины на границе барьера. Идёт дождь, и бумаги в моих трясущихся руках промокли настолько, что я уже не уверен, помогут ли тут высушивающие чары. Я поднимаю голову, чтобы разглядеть серые облака на фоне тёмно-синего неба. Вот и осень началась. Тяжело вздохнув, я аппарирую к дому.

Мечтающий летать

После ухода Гарри я сижу в кресле возле окна, куда мне удалось добраться не без помощи Милти, и смотрю на улицу. Начался ливень, и в темноте почти ничего не видно. Мне даже не удаётся разглядеть Гарри, идущего от особняка до границы барьера, как я ни напрягаю зрение. Его поспешный уход оставил мутный осадок. Словно я что-то сделал неправильно, сказал что-то не то. Но я не могу понять, что именно. Неужели его разозлили мои слова о том, что он может уйти? Но ведь в них не было ничего обидного. Я всего лишь хотел признаться ему, что он даёт мне намного больше, чем думает. И он вряд ли понимает, что значат для меня его визиты, время, проведённое с ним. Он просто не может себе представить. Думаю, ни один нормальный человек не может представить себе, что это такое: обретать жизнь заново. И не только это.

Ни один нормальный человек не может представить себе, что значит быть таким, каким был я на протяжении последних лет. Что это такое: сидеть с утра до вечера в чёртовом кресле, не имея возможности заставить слушаться собственное тело, не имея веры в то, что всё это когда-нибудь закончится, не имея надежды… С собой я предельно откровенен: я был мёртв. Мне не было дела ни до чего за пределами моего дома. Я не жил, я доживал. Я не думал, что когда-нибудь увижу на пороге своей спальни живого человека, поэтому мне было наплевать, как я выгляжу, как меня воспринимают со стороны, потому что некому было меня видеть. И я смеялся над Гарри, когда он первый раз посетил меня. Я был бездушным куском дерьма, пустым местом, ничем и никем. И меня это вполне устраивало. Не нужно было для кого-то жить, даже для себя. У меня была простая задача: существовать. Но он изменил многое. Он изменил всё.

Он даже не понимает, каково это — снова обретать себя, обретать простые человеческие эмоции и чувства: радость, разочарование, интерес, боль, стыд. Особенно стыд. Я напоминаю себе слепого, который вышел на улицу голым, и ему было плевать, как он выглядит. А потом посреди дороги зрение внезапно вернулось. Лишь теперь я понимаю, чем был. Но дело не только в этом.

Самое главное, что Гарри не хотел мне помочь — он помогал. Он не хотел ставить меня на ноги — он ставил. Он не хотел возвращать меня к жизни — он возвращал. Не словами, не банальными обещаниями, не прибегая к стандартным приёмам вроде поисков хорошего колдомедика. Он просто брал и делал это, порой, я полагаю, не задумываясь над смыслом собственных действий. Делал по-своему, бездумно, исключительно по-гриффиндорски. Это нелепое мытьё головы, которое он устроил, хотя знал, что Милти и сам прекрасно справится; этот дурацкий липкий мармелад, который он притащил, наверняка зная, что я ненавижу сладкое; волосы, которые он остриг, понимая, что мне они совершенно не мешают; ну и, конечно, наша первая близость…

Он даже понятия не имеет, что это значило для меня намного больше, чем просто первый секс за долгое время воздержания. Это было удивительное ощущение: знать, что тебя хотят, несмотря на болезнь, несмотря на довольно уродливую внешность, несмотря на то, что ты не в силах дать необходимое. И это было фантастическое чувство: понимать, что к тебе прикасаются без содрогания, без отвращения, не потому что хотят сделать одолжение, а потому что просто хотят. И это было так прекрасно — видеть в блестящих зелёных глазах не облегчение от неожиданной возможности быть сверху или не видеть моего лица и трахать практически неподвижное тело, а тревогу и страх причинить боль. Всё, что он делал и продолжает делать — он делает абсолютно искренне. Он приносит ощущение покоя, даёт уверенность в себе, показывает, что я ещё что-то могу для кого-то значить. Пусть даже всего лишь для единственного человека. Именно это осознание возвращает меня к жизни. Только оно.

Но с собой я столь же жесток, сколь и честен. Всё это ненадолго. Вскоре он начнёт задумываться над смыслом совершаемых им действий. Скоро он увидит, что я сумел встать на ноги — как в буквальном, так и в переносном смысле. И тогда, боюсь, он почувствует себя ненужным. Чувство долга, воспитываемое Дамблдором годами, у него уже в крови. Моё выздоровление — всего лишь цель, которую он перед собой поставил и которой вскоре добьётся. И наша близость для него не означает отношения. Это только один из способов достижения цели. И потом Гарри просто не захочет остаться со мной. Ему это будет не нужно. Он молод, красив, у него большие амбиции и такие же большие возможности. Он будет двигаться дальше, оставив меня там, где и подобрал. А я не посмею удерживать его только ради того, чтобы излечить не только своё тело, но и свою душу. Да. Там я навсегда останусь калекой. Но я не буду просить его остаться, потому что это будет уже использованием. А я не могу использовать человека, который отнёсся ко мне с такой искренностью. Сейчас я не использую его, потому что он сам навязался, он делает то, что хочет. И я не пытаюсь себя обмануть: у меня нет к нему чувств. Конечно, я испытываю благодарность, тепло, даже привязанность, мне просто хорошо с ним. Но свою собственную привязанность нельзя использовать, чтобы так же привязать человека к себе. Я знаю, что он останется, стоит лишь попросить, потому что тогда уйти ему не даст чёртово гриффиндорское благородство. Но я не хочу портить ему жизнь, становясь обузой. Я должен буду его отпустить, что бы это для меня ни значило в дальнейшем. Да, он поможет мне подняться. Но потом я пойду сам. Потому что я буду ему не нужен.