Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень

• Название: Набат. Агатовый перстень
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран…

---

Да, всё своим чередом, размеренно, точно, очень точ­но. Именно только так. Тогда рождается уверенность в себе, в своей исключительности, в своей непобедимости, Помощь ненавистных англичан подоспела как раз вовре­мя. Отлично! Он примет сегодня этого надутого ин­дюка.

В большой палатке все сразу же поднялись и вытя­нулись в струнку. Энвербей прошёл по проходу между выпяченными грудями офицеров на своё место. Приятно ласкает глаз молодцеватый вид сподвижников. А хороша прусская муштра. Ряды его турок точно вылиты из чу­гуна. От удовольствия Энвербей даже потрепал за ухо стоявшего рядом с ним молодого турка, из штабных офи­церов. С некоторых пор зять халифа вернулся к этой старой своей привычке, возникшей еще со времен Салоникского восстания, первой  ступеньки на лестнице его славы. Легонькая тень проходит по лицу Энвербея. На­чальники  вымуштрованы,  а  солдатская  масса...  гм-гм... трудно, очень трудно сделать басмачей настоящими солда­тами. Тут лёгкое потрепывание за ухо не поможет. Вот ему бы сейчас сотню тысяч штыков... лучших в мире пехотин­цев — анатолийских полудиких юруков, безропотных, выносливых, презирающих смерть. Но не беда, теперь, ког­да его признал Лондон, он, Энвербей, сделает весь этот оброд, громко именуемый воинством ислама, настоящи­ми солдатами. Именно это начертано ангелами на его го­лове, так прорицает сириец Сеидулла Мунаджим.

Он сел. Брякнув ножнами сабель, сели на разложен­ные вдоль стен палатки тюфячки штабные офицеры.

Начался разбор диспозиции.

Каждый офицер чётко докладывал о положении.

Красные прорвали заслон у Пуль-и-Сашгина. Теперь все важные переправы через бурный Вахт в их руках. Со стороны Куляба идут разорвавшие кольцо осады крас­ные кавалеристы. Ибрагимбек прислал гонца с уклончи­вым, подлинно восточным ответом: то ли он не может двинуть на подмогу свою армию («Банду!»—мысленно по­жал плечами Энвербей), потому что воины ислама не хотят нарушать праздника, то ли они согласны нарушить празд­ник, но не считает возможным это сделать сам Ибрагим­бек. Неразбериха какая-то! Придётся с ним серьёзно по­говорить вечером во время совета.

Дальше начали перечислять имена курбашей помель­че. Всех их именовали по чинам. Тут имелись полковни­ки и подполковники, генералы и паши, но по страдаль­ческой гримасе Энвербея было понятно, что все чины этих необу-ченных степняков и ломанной «пара» не стоят. «Вот раздавим большевиков, а там из узбеков, тад­жиков подготовим армию — и прямо на Индию!»

Даже приятнее стало от таких мыслей.

Энвербей встал и заговорил:

—  Наши победы и успехи заставили красное коман­дование пойти на отчаянный шаг. Но они зарвались. Мы, — он сделал жест, — видим тщетные ухищрения боль­шевиков. С каждым шагом они приближаются к гибели. Пробьет скоро час победы ислама. Приказываю включить в армию всех способных носить оружие. Дать им винтовки! Они не смогут сейчас воевать как следует. Это чёрное войско,  но большевиков устрашит их многочисленность.

Он говорил долго и по обыкновению напыщенно. Смысл выступления сводился к тому, что нужно во что бы то ни стало добиться сегодня успеха и вернуть Бальджуан, из которого их выбили на днях большевики. Имен­но сегодня, чтобы в спокойной обстановке провести с басмачами-главарями совет в присутствии представителей одной иностранной державы.

Когда все офицеры вышли из палатки, Энвербей ти­хо спросил адъютанта Шукри-эфенди:

—  Ну, что ответили из Кабадиана?

— Ишан Сеид Музаффар выехал из Кабадиана и при­будет сегодня вечером к нам.

—  О! Блестяще! Kolossal! Привлечь упрямца на на­шу сторону! Это стоит крупной военной победы. Теперь за нами пойдёт весь Кухистан!

Он даже не заметил, что скромно сидевший в уголке палатки Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенджаби незаметно вышел, вызванный своим слугой.

Но войдя в юрту, где сидел новый гость, Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенджаби испытал разочарование и до­саду. Он ждал увидеть высохшего, точно мумия, с тёмной сухой кожей и фанатически горящими глазами Чандра Босса, а обнаружил плотного, даже толстого, с большу­щими красными руками, с толстым носом, черной с рыжим подшерстком бородой, с густыми бровями незнакомца. Своё ответное «Аллейкум ва ассалом» человек произнес пронзительным голосом с резким акцентом. Да и все дви­жения гостя были угловатые. Держался он развязно.

—  Так это вы и есть господин Мохтадир, очень прият­но. Будем знакомы, — заговорил чересчур громко незна­комец. — Надеюсь не обязательно продолжать маскарад, а? Я прибыл в качестве наблюдателя в гости к чернома­зым дикарям. Конечно, речь идёт не о прогулке, а о де­лах, о каракуле, золоте, а?

Ни чалма, ни багдадское одеяние, ни очень непло­хое турецкое произноше-ние не могли обмануть Мохтадира Гасан-эд-Доуле Сенджаби. Он сразу же опреде­лил: «Англо-сакс... Самонадеян, нагл».

—  Припадаю к вашим ногам, господин, но буду без­мерно обязан, если вы    потрудитесь разъяснить, кого я имею удовольствие лицезреть.

Несколько ошеломлённый цветистыми оборотами, гость запнулся, но тотчас же заговорил:

—  Конечно, вы понимаете, кто я? Я учился в Турции, в американском Роберт колледже для мальчиков... А что, я плох разве? Знаю пять языков. Мусульманин до мозга кдстей. Даже женат на турчанке. Имею, так сказать, га-ремчик в эмбриональном состоянии... Всё отлично.

И Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенджаби даже отступил на шаг. Ему показалось, что сейчас этот не в меру раз­вязный молодчик потреплет его по плечу.

—  Почтительно преклоняюсь перед вашей просве­щенностью и знаниями, но, как говорят в Персии, для ме­ня вы голова осла, — извините, да позволено будет мне задать вам вопрос: вы турок, если я вас правильно по­нял?

—  Я подданный Соединенных Штатов... Наши разви­ли бешеную деятель-ность в Турции... Семьсот школ, кол­леджи. Есть даже в Константинополе    пансион для де­вушек из аристократок. Там жену и я подцепил... Госпи­тали, сиротские дома... Всё на широкую ногу. Ничего не поделаешь — экономические интересы! Размах. Кое-какие интересы в Иране... Афганистане... Туркестане. Вот при­был к вам, в ваше распоряжение, полковник, имею рекомендации. Фетву из Константинополя.

Лицо Мохтадира Гасана-эд-Доуле стало страшным. Свирепо глядя на незнакомца, он предедил сквозь зубы:

—  Никаких полковников... И вы ошибаетесь, молодой человек. Я купец и только купец. Что у вас?..

Гражданин Соединенных Штатов, опешивший, протя­нул письмо.

Одним взглядом познакомившись с его содержанием, Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенджаби швырнул его в огонь очага.

—  Какая неосторожность, — пробормотал он и повер­нулся к гостю.

—  Что вы делаете... Это фетва! Верительная грамота.

—  Господин Юсуфбей, так, кажется, вас называют в письме. Послушайте меня. Позвольте подсластить пред­варительно ваш рот, прежде чем огорчить вас. Но я со­вершенно не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Вот если бы вы пожелали приобрести некоторое коли­чество бадахшанских рубинов...

—  Э, дорогой мой хитрец... — восхитился гость. — Ме­ня вы за нос не проведёте... Ха-ха! Коммерсант! Роскош­но! Великолепно сыграно... А чалма! А халат!

—  Не понимаю.

Лицо Мохтадира Гасана-эд-Доуле Сенджаби сдела­лось совсем деревянным.

—  Чего здесь понимать... я еду в Бухару... Самар­канд... Ташкент, скажем, под видом купца или дервиша... Еду совершить эдакое турне с определённой целью... по­нимаете?..

Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенджаби покачал головой.

— Но понимаете... я должен поговорить с этим типом... с Энвером. Разузнать, что и как, а меня к нему не пускают. И вот вы, почтеннейший полк... простите, коммерсант… Ха-ха... должны уломать его...

—  Гогоподин Юсуфбей, прежде всего... я хочу еще раз сказать, чтобы вы поняли одну вещь раз и навсегда. Пе­ред вами персидский коммерсант Мохтадир Гасан-эд-До-уле Сенджаби. Нахожусь в бальджуанском вилайете по своим коммерческим делам... закупаю рубины...

—  Хо... хо... — зарокотал Юсуфбей, — конечно, конеч­но! Роскошно!

—  Прошу вас, помолчите, наконец. Второе — я част­ное лицо и никакого отношения к командующему силами ислама его превосходительству Энвер-паше не имею и ни­чем вам помочь в отношении того, чтобы он вас принимал или не принимал, беседовал или не беседовал, не могу...

—  Но... мне говорили про вас... что вы имеете влия­ние... У тени аллаха вы... хэ-хэ... тень... Своего рода гос­подин тени...

—  Не знаю, что и где вам говорили, но я не хочу ус­покаивать вас.  Опасно убаюкивать зайца, когда  рядом волки бродят.

—  Это что, тоже персидская пословица? Не понимаю, почему вам выгодно со мной... играть в прятки?

—  Сейчас у нас, — и Мохтадир Гасан-эд-Доуле Сенд­жаби посмотрел на большие карманные часы, — у нас без четверти десять. В одиннадцать вас не должно быть здесь.